Фронтовые повести - Адий Шарипов

Еще совсем недавно Валя и не предполагала, что та жизнь, которую она видела, принимала, которой радовалась, вдруг может обернуться такими страшными сторонами. Что вообще она знала о жизни? Путь Вали был похож на судьбы тысяч и тысяч ее сверстников. В школе она стала пионеркой, затем пришло время комсомола. Она училась и работала и была уверена, что путь ее ясен и ничто его не изменит. Теперь она все чаще задумывалась: как же получилось, что рядом с ней, буквально у нее под боком, существовали такие негодяи, как тот же Сизов, тот же Турнев? Ведь они едва ли были старше ее — ну, пусть немного постарше!.. Выходит, где-то в глубине души они питали постоянную надежду на то, что придет час и для их поганой деятельности. И вот дождались! Ах, если бы можно было все повернуть вспять! Видимо, так думал и прокурор, когда его опознал один из его бывших «клиентов»… Все это Валя воспринимала как грозное предостережение — борьба, ожидающая ее, смертельна и не признает никаких компромиссов.

С того дня, когда Валя проснулась от грохота ползущих танков и услышала испуганный возглас сестренки, прошло совсем немного времени, но город изменился неузнаваемо. Войска еще проходили через Велиславль, но это были уже не те беспорядочно сокрушающие все на своем пути фронтовые части. Велиславль все больше становился прифронтовым городом, и Валя, бродя по улицам, наблюдала, как быстро меняется его лицо. Все чаще втречались щеголеватые офицеры всевозможных тыловых управлений, очень часто можно было увидеть черномундирников, затянутых портупеями. В первых этажах некоторых уцелевших зданий открылись увеселительные заведения — рестораны, кабаре, и по вечерам там царило лихое веселье. Уже поговаривали, что немцы всячески поощряют частную инициативу, и результат этого — открывшиеся рестораны. Поговаривали также, что некоторые русские девушки, оставшиеся в оккупации, нашли себе покровителей в лице щеголеватых немецких офицеров и все вечера напролет веселятся в сияющих огнями заведениях на первых этажах уцелевших зданий. Вале приходилось видеть этих девушек — в народе их называли немецкими овчарками. Размалеванные, крикливые, с хриплыми пропитыми голосами, они внушали Вале отвращение.

Жизнь оккупированного города шла своим чередом. В учреждениях Велиславля чины фашистской администрации прилежно штудировали присланную из Берлина «Памятку для ведения хозяйства в оккупированных восточных районах». В этой памятке указывалось: «Завоеванные восточные области являются германской хозяйственной территорией. Земля, весь живой и мертвый инвентарь являются собственностью германского государства».

Вскоре, однако, размеренный порядок городской жизни нарушился. С некоторых пор комендатура и городская управа почему-то забросили работы по благоустройству улиц. И вот по городу поползли неясные слухи о том, что где-то неподалеку от Велиславля неожиданным взрывом мины уничтожен штаб генерала фон Брауна, причем, убит и сам генерал. Мина? — удивлялись многие. Взрыв? Но кто? Вот смельчаки-то! Рассказывали также, что в деревне Рыжовке кто-то повредил немцам полевую связь. Стали появляться листовки и прокламации.

От покоя, которым наслаждались в Велиславле тыловые офицеры, не осталось и следа.

На заборах запестрели приказы и объявления. Каждому, кто доставит в штаб живого или мертвого партизана, немецкие власти обещали 50 тысяч марок и дом. 50 тысяч марок — огромная сумма. Да еще в придачу дом! Одно это уже говорило о том, насколько встревожена немецкая администрация действиями невидимых бойцов.

Читая объявления, Валя всякий раз испытывала зависть к неуловимым мстителям, партизанам. Еще во время Отечественной войны 1812 года в здешних лесах бились с захватчиками русские патриоты под командованием Ивана Голикова и князя Тенишева. И Валя досадовала на свое вынужденное бездействие. Где же связной? Или о ней забыли?

…Однажды на улице она едва не вскрикнула от удивления: навстречу ей неторопливо, словно на прогулке, шел Володя Ольхов. Сначала Валя не поверила своим глазам. С Володей они не виделись с того дня, когда Валя праздновала получение диплома. Но с того времени, в общем-то не так уж давнего, для Вали словно пролетела вечность. Она была уверена, что Володя или эвакуировался со своим вагоноремонтным заводом, или же ушел в армию. И вдруг!.. Она во все глаза смотрела на подходившего Володю. Как он здесь очутился? Что делать? Первым желанием девушки было броситься к нему и засыпать его вопросами. Однако Володя украдкой подмигнул ей и, проходя мимо, успел шепнуть:

— Воскресенье. Парк. Два часа.

Сказав это, он продолжал идти все тем же неторопливым шагом, поглядывая по сторонам. На углу улицы он остановился и стал смотреть на тучу галок, летающих над сожженным парком.

После этой встречи Валя почувствовала, что пришел конец ее изнурительному одиночеству. Чем больше она размышляла о назначенном в парке свидании, тем крепче становилась ее уверенность. Володя не бросился к ней, ничем не выдал удивления, радости. Значит, ему все о ней известно. Значит… Но Валя больше не истязала себя догадками: скоро все станет ясно.

Домой в тот день Валя возвращалась поздно. Едва она вошла в комнату, Ася внимательно взглянула на нее и невольно привстала с неубранной кровати.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного, — скупо ответила она, досадуя, что не смогла скрыть возбуждения. — Просто встретила одного человека.

— А кто он?

— Ты его не знаешь.

И чтобы избежать расспросов дотошной Аси, она принялась накрывать на стол.

Обед у сестер получился скудным. Валя попросила сестру помыть посуду, а сама бросилась на смятую постель. Убирая со стола, Ася сказала, что в деревнях якобы гитлеровцы разрешили открыть магазины. Денег никто не признает, только обмен. За килограмм ржи дают три коробки спичек. За килограмм меда или сала — два килограмма соли.

— Муки у нас осталось совсем немного, — напомнила Ася.

Озабоченные рассуждения сестренки оторвали Валю от размышлений. Да. Ася права, продукты кончаются.

— Будем устраиваться на работу, — сказала Валя.

— На работу? К немцам? — изумилась Ася. — Ты с ума сошла!

— А как ты думаешь жить? — спросила Валя, поворачивая голову к сестре.

— Как?.. — Ася растерялась и развела руками. — Ну… как-нибудь.

— Так вот, — тоном старшей сказала она, — я сейчас видела объявление, что железнодорожной комендатуре требуется уборщица.

— Уборщица? — поморщилась Ася. — И ты согласна?

— Уборщицей пойдешь ты. Я буду устраиваться на маслозавод. Работа как работа, — в утешение добавила Валя. — И трогать тебя никто не будет, и паек. Важно устроиться.

Ася больше не возражала. Закончив убирать со стола, она взяла раскрытую книгу и, попросив Валю подвинуться, расположилась на постели рядом с ней.

Порядок и чистоту немцы наводили лишь на центральных улицах, а вдали от центра по-прежнему чернели следы разрушений. В этом Валя убедилась, когда повела Асю устраиваться на работу.

Поднявшись на уцелевший пешеходный мостик, переброшенный через железнодорожные пути, девушки остановились. Немцы поспешно приводили в порядок полуразрушенные станционные службы. Внизу кипела работа. Валя заметила, что железнодорожная колея заметно сузилась — немцы «перешили» пути на свой манер. Внизу, на полотне, сновали железнодорожники в черных шинелях. Раздавалась отрывистая чужая речь. Станция была забита эшелонами. На грязно-желтых и красных вагонах с высокими полукруглыми крышами значилось: «Кенигсберг», «Дрезден», «Кельн». Валя вдруг подумала, что такое скопление вагонов на станции — отличная цель бомбежки. Легко вообразить, что поднялось бы здесь, появись сейчас хоть парочка самолетов со звездочками на крыльях!

Она повернулась к Асе.

— Если устроишься в комендатуру, тебе будет очень удобно. Почти рядом с домом.

Прежде чем спуститься с мостика, Валя взглянула на город. Сверху открылась ставшая уже привычной картина. Чернели остовы печей, повсюду валялись груды обугленного кирпича. От многих каменных домов остались лишь коробки. Заборы, уцелевшие и заново поставленные, понемногу растаскивались на дрова. Безрадостное зрелище представляло собой шоссе при выходе из города. Изрытое полотно дороги было усеяно клочьями бумаги, трухлявым сеном, конским навозом, битым стеклом. По дороге часто проносились транспортеры с солдатами. «Москау»— это слово оглушительно звучало из репродукторов, бросалось в глаза с развешанных по городу плакатов.

Вздохнув, Валя стала спускаться следом за принаряженной сестренкой.

— Много не разговаривай, поняла? Только спроси — и сейчас же назад.

— Не бойся, не съедят, — отмахнулась Ася.

— Я тебя здесь подожду! Слышишь?

Крикнула, конечно, впустую— Ася даже не оглянулась. И все же Валя залюбовалась сестренкой. Тоненькая, легкая, в простеньком, но очень нарядном платьице, Ася быстро пересекала пыльную улицу. Каблучки ее щелкали задорно. Пережидая грузовик с солдатами, Ася остановилась на обочине. Солдаты в кузове что-то орали ей и размахивали пилотками. Один из них делал ей приглашающие жесты. Капризный носик Аси морщился от пыли, поднятой машиной, и от вида грязной немецкой солдатни. Перебежав мостовую, Ася стала подниматься на крылечко комендатуры. Какой-то военный, стоявший у перил, проводил ее внимательным взглядом. В высоких дверях Ася столкнулась с выходившим офицером. Отскочив, офицер уступил ей дорогу и придержал дверь.