Фронтовые повести - Адий Шарипов

За воротами дома громким лаем залилась цепная собака. От неожиданности Валя вздрогнула: таким довоенным, таким домашним показался ей этот собачий лай. В этом доме прежде жила ее знакомая Майя Серова, фельдшер городской больницы, молодая женщина, незадолго перед войной вышедшая замуж. В доме явно кто-то жил и сейчас. Но кто? Быть может, хозяева не успели эвакуироваться и остались в городе? Поддавшись соблазну увидеть знакомое лицо, поздороваться, поговорить хотя бы о житейских пустяках, Валя осторожно постучала в калитку. Собака залаяла еще громче. Загремела железная цепь.

Ворота были крепкими, высокими, и вровень с ними тянулся вокруг дома такой же надежный забор. Надеялись ли хозяева на крепость своих ворот, рассчитывая пересидеть страшное время? Надежды были призрачными, и все же Вале казалось, что за таким забором человек и в захваченном городе может чувствовать себя хоть в какой-то безопасности. Она вспомнила свой домишко, в котором обосновались они с Асей, — конечно, он не шел ни в какое сравнение с этим. Впрочем, Вале нет никакой нужды хорониться. Ей, наоборот, необходимо как можно скорее найти себе легальную работу при новом порядке. И эта мысль вдруг настолько придала ей уверенности, что она сначала ударила ногой в запертую калитку, как бы сердясь, что так долго не откликаются на ее стук, а затем громко, настойчиво постучала кулаком.

За воротами не переставая лаяла собака. «Да что они там, поумирали со страху?» — подумала Валя.

Наконец до ее слуха донеслись чьи-то робкие шаги.

— Откройте, там не заперто, — раздался со двора негромкий женский голос.

Валя приоткрыла калитку и увидела молодую хозяйку, стоящую на крылечке.

— Ой, Валечка, а я-то думала!.. — обрадовалась Майя и сбежала по ступенькам навстречу гостье. — Заходи, заходи скорее, Ты что, тоже осталась? А я никого не вижу, ничего не знаю.

Радость хозяйки, кажется, передалась и собаке. Крупный темный пес, натягивая цепь, махал хвостом и пытался приласкаться к Вале. Майя прикрикнула на собаку, и та послушно скрылась под крылечком.

В поспешности, с какою пес юркнул в свое убежище, Валя почувствовала страх.

— Тоже напугана? — спросила она, кивнув на сбежавшую собаку.

Майя невесело засмеялась и махнула рукой:

— Ох, все боятся! Ну, пошли, пошли в дом. Хоть поговорить со своим человеком.

Все же как ни казались смехотворными попытки запереться в собственном дворе, в своем доме, однако Валя на себе ощутила, насколько спокойнее дышалось под защитой забора и ворот. Отгороженный от остального мира двор походил на крошечный осколок прежней жизни. Все опасности, все неожиданности, казалось, должны были миновать притаившихся за воротами и заборами людей — так стремительная неудержимая вода послушно обегает крепкий валун на своем пути.

Поднимаясь на высокое крылечко следом за хозяйкой, Валя незаметно осматривалась: это становилось уже привычкой. Она обратила внимание, что с крылечка убран половичок, о который обычно вытирают ноги, — хозяева, видимо, не хотели, чтобы половичок на ступеньках лишний раз напоминал об обитателях притаившегося домика. Да, здесь боялись чужого человека. На входной двери, как заметила Валя, приделан новый запор, в сенях стояла большая бочка с водой — хозяева избегали лишний раз выходить из дому даже к колодцу.

Едва войдя в комнату, Майя придирчиво проверила, плотно ли задернуты шторы. «И здесь шторы!»— грустно улыбнулась Валя. Кажется, весь город задернулся шторами, добровольно отгородившись от внешнего мира.

— Вроде бы в своем доме живем, а получается, как в тюрьме, — пояснила хозяйка, заметив улыбку гостьи.

— А где твои? — спросила Валя, оглядываясь в опрятно убранной комнатке.

— Мама с ребенком у соседки. А Сергея мобилизовали тогда же, вместе с твоим отцом. Ты ничего не слыхала? Живы они, нет? Тут пленных часто гоняют, лагерь недалеко. Я уже все глаза проглядела. Может, к лагерю сходить, поспрашивать?

— Как-нибудь сходим, — пообещала Валя. Разговорились о знакомых, поделились нерадостными вестями. Время прошло незаметно. Только когда Майя стала расспрашивать ее о сестре, Валя спохватилась и, как ни упрашивала ее хозяйка посидеть еще немного, засобиралась домой.

— Аська одна, сидит взаперти. А я как ушла, так и с концом. Она теперь, поди, извелась вся. По теперешнему времени, сама знаешь…

— Да, да, — согласилась Майя. — А я вчера высунулась и — сама не рада. Была на площади? Видела? С первого дня висят. Это что же делается-то? Я после того спать не могла, так и стоят перед глазами.

Она проводила Валю до калитки. Из-под крылечка показался пес и, не приближаясь, деликатно помахал на прощание хвостом.

— Так ты заходи, Валечка. Все легче на душе… Берясь за скобу калитки, Валя внимательно посмотрела на хозяйку, кутающуюся в старинный теплый платок. Что сказала бы Майя, узнай она сейчас, с какой целью оставлена в городе Валя? А ведь в горкоме, наставляя ее, говорили как раз о таких, как Майя: эти люди, не успевшие уйти на восток, должны стать опорой в скрытой борьбе патриотических групп. Не все, конечно, — для подбора помощников необходимо время, терпение, проверка. Интересно, размышляла Валя, о чем думает эта молодая женщина? Муж ее сражается на фронте. На руках у нее мать-старуха и грудной ребенок. Побоится или нет?.. И все же вызвать ее на откровенный разговор сейчас Валя не решилась.

— Не думала еще, чем заниматься будешь? — осторожно поинтересовалась она.

Молодая женщина тяжело вздохнула:

— Что-то надо придумывать. Как ты считаешь, наши скоро вернутся?

Валя снова притворила калитку. В голосе молодой женщины прозвучала надежда, тоска по своим. Она не боялась Вали и спрашивала ее откровенно. Имеет ли право на такую же откровенность Валя?

— Когда-нибудь все равно вернутся, — сказала она Майе. — А пока надо как-то жить. У тебя же ребенок, мать.

— Я и сама ломаю голову… Ну, да заходи еще, поговорим, посоветуемся…

Они обнялись на прощание, и Валя торопливо зашагала по улице. Встреча с Майей, особенно коротенький прощальный разговор помогли ей рассеяться от мрачных впечатлений дня. Теперь она знала, что не одна в окружении врагов, что рядом есть человек, который одним своим присутствием придает надежду, уверенность, силы. Разумеется, до откровенного разговора с Майей еще далеко, но Валя была уверена, что в этой молодой женщине она нашла не только единомышленника, но и надежного помощника в будущем. Со временем, размышляла Валя, благодаря таким людям, как Майя Серова, в Велиславле может организоваться боевая и сплоченная группа подпольщиков, способная наносить врагу неожиданные и весьма ощутимые удары.

В первые дни оккупации немцы устраивались в Велиславле хозяйственно, основательно. Военный комендант города отдал приказ о благоустройстве улиц и площадей. Приказ повелевал убрать мусор, обнести палисадниками все уцелевшие дома. На разборку разрушенных домов, на уборку битого кирпича, и мусора, которыми были завалены городские улицы, полиция мобилизовала все население. Затем, торопясь привести город в порядок, военный комендант распорядился пригнать пленных со Взгорья.

В Велиславле стали работать городская управа, биржа труда, окружная полиция. Над всеми учреждениями развевались флаги со свастикой.

Как это водится, в дни величайших потрясений на поверхность неминуемо всплывает всякого рода нечисть, долго таившаяся в укромных уголках, ждавшая своего часа. Так случилось и в Велиславле. Окружную полицию возглавил некто Сизов, уголовник и садист, отличавшийся даже среди фельджандармов особой жестокостью. Сизов с завидным рвением взялся за ремонт предоставленного в его распоряжение здания горкома партии, гонял своих полицаев, требуя заново оштукатурить оббитые стены. Для своего кабинета Сизов выбрал комнату поменьше, с окнами во двор, распорядился вставить в окна металлические решетки. Обер-полицай Велиславля предусмотрительно отгораживался от неспокойного города. Нашлись для него и подручные — Турнев, Грищенко, Фургонов, городские подонки, в первый же день предложившие оккупантам свои услуги. И город зажил странной, двойной жизнью. С одной стороны, фашистская администрация пыталась расположить к себе население и с этой целью объявила об освобождении из страшного лагеря на Взгорье тех лиц, чьи родственники остались на оккупированной территории. С другой стороны, карательные органы все больше усиливали террор, и вот кто-то из предателей-полицаев, опознав на улице бывшего городского прокурора, схватил его и привел в окружную полицию. Казнили прокурора публично, на той площади, где Валя впервые в жизни увидела виселицу. Труп прокурора висел несколько дней, наводя страх на городских жителей.

Еще совсем недавно Валя и не предполагала, что та жизнь, которую она видела, принимала, которой радовалась, вдруг может обернуться такими страшными сторонами. Что вообще она знала о жизни? Путь Вали был похож на судьбы тысяч и тысяч ее сверстников. В школе она стала пионеркой, затем пришло время комсомола. Она училась и работала и была уверена, что путь ее ясен и ничто его не изменит. Теперь она все чаще задумывалась: как же получилось, что рядом с ней, буквально у нее под боком, существовали такие негодяи, как тот же Сизов, тот же Турнев? Ведь они едва ли были старше ее — ну, пусть немного постарше!.. Выходит, где-то в глубине души они питали постоянную надежду на то, что придет час и для их поганой деятельности. И вот дождались! Ах, если бы можно было все повернуть вспять! Видимо, так думал и прокурор, когда его опознал один из его бывших «клиентов»… Все это Валя воспринимала как грозное предостережение — борьба, ожидающая ее, смертельна и не признает никаких компромиссов.