Десант стоит насмерть. Операция «Багратион» - Юрий Валин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Без памяти нельзя. Впереди большая война. Новая, еще непонятная, не столько с врагом заграничным, как с природой скурвившейся. Имелись такие серьезные прогнозы. Союз готовится, в космос серьезно вышли, плацдармы созданы, на Луне третья база строится. События предстоят серьезные, но время до них есть. И успехи у страны есть. Ротация кадров опять же. В бригаде уже трое командированных, и читать в ином удостоверении «год рождения 1985-й» довольно странно. Вообще-то они странноватые ребята. В Спецстройозеленении еще ничего — отобранные кадры. Но иногда в Москве сталкиваешься — вот явно командированный, мозги вообще набекрень. От слов чем-то этаким «бобиковым» так и прет. Они, понятно, не виноваты — у них там, в будущем, не очень заладилось. Люди в целом знающие, образованные, но слабы в коленках. Надо учитывать, перевоспитывать. Лет через десять они потоком пойдут. Считай, иностранцы. Ну, не все. Михаил Игнатьевич первых командированных помнил — нормальные.
О последнем бое Поборца дважды опрашивали. В Минске беседовали, потом в столицу вызывали. Уточнили кое-что, напомнили, что «оглашать еще несвоевременно». Ну, тем товарищам офицерам и самим было интересно детали узнать. Мало кто с командированными еще в войну сталкивался. Сказок много рассказывают, книжки пишут, кино снимают.
Памятник у Гнатовского моста не очень нравился Михаилу Игнатьевичу. Ну, к чему черный чужой мрамор над берегом Свислы? Пафосно — есть такое слово. Надпись правильная, и то что «ГСС лейтенант Родевич Н. Н. (разведгруппа К „Рогоз“)» идет на обелиске строго по алфавитному списку, между партизанами и танкистами, очень верно. Жаль, вовсе не помнился погибший лейтенант. Экскурсовод рассказывала с душой, мост и укрепления с высоты, от памятника, показывала, но Поборец ничем тот красивый рассказ о подвиге дополнить не мог. Правее бегал, у дороги, где самоходка стояла. Ладно, кто-то же должен и правее главных событий воевать, ну?
Событий на наш век хватит. Михаил Игнатьевич вновь посмотрел на луну. Вот где периметр так периметр. Группу туда подготовили — работают хлопцы, связываются, консультируются. Интересное задание. Чем черт не шутит… Понятно, не в первых десантных группах идти. Здоровье, что б его та кобыла… Пока отбраковывают. На орбитальную станцию только и пустили, хотя там по специальности практически делать нечего.
Тяжело идет дело. За год две аварии с человеческими жертвами. В мае «Байкал-18» на взлете рванул — 39 человек разом. Сеня Рыжов погиб — в 45-м высаживался лейтенантом-комвзводом в знаменитом десанте на Пенемюнде.[137] Двое суток держали десантники стартовые площадки и гору, пока все ценное эвакуировали. Там уцелел, а здесь, в обычном старте…
Тяжело идет дело, но идет. На орбите уже не станции кружат, а порты. Новый Сборочный к юбилею Октября откроют — целая малая планета. За океаном заткнулись, свои Союз поддерживают, нейтралы выжидают. Космос — он не только для будущей войны нужен. Космос, он… Он космос и есть. Манит. Современная пацанва комбинезоны и «Магнитки» таскает не снимая. Старший из младших Поборцев на школьную форму шеврон Космовойск нашил — всё уже решил, сопляк этакий. И что возразишь? Не сидеть же вечно в земной колыбели? Уйдут дальше, за Солнечную. Дай бог, проклятую войну на Земле оставят.
Может, и не будет большой войны? Изучают, хотят предотвратить. Природа не фашист — с ней договориться можно. Ну, не получится, так что ж. Не в первый раз. Хотя ох как не хотелось бы.
…Зажглись яркие прожектора порта — Михаил Игнатьевич усмехнулся. Едва ли войну в родной Белоруссии придется встретить. Но суеверие есть суеверие — в каждый приезд на малую родину товарищ Поборец откапывает в лесу снаряжение, смазывает карабин. Оружие можно и в доме хранить — разрешение получил, вполне законно. Но в лесу надежнее, да и не только разрешенный ствол там на всякий случай хранится. Конечно, устарел карабин, но прикладистый, надежный. Сыновья патроны и гранаты проверяют, языки за зубами держат. Пусть так и остается, как бы молодые судьбы ни сложились. Как там говаривал веселый командированный старлей? У России два союзника — армия и партизаны. Теперь еще и Космофлот имеется. Сильнее страна стала. Пусть придут и возьмут, марципан им в…
Чаго тут ругаться? Война всегда впереди, но до нее время есть. Жить нужно, работать на совесть, о будущем думать. Через неделю в Москву улетать. Жена билеты в театр взяла на «Двойную ловушку». Уже смотрели, но теперь в новой постановке Театра Советской армии. Декорации, говорят, потрясающие. Вот вроде сказка легкомысленно-музыкальная, а ведь какая душевная пьеса. И музыка чудесная. Эллина Фотеева просто блистает. Ту сцену, где разведчица в гостинице, не выдержав домогательств, американского подлеца-фашиста коленом бьет, зритель просто неистовыми аплодисментами принимает. Да, как же тогда наши девчонки-разведчицы рисковали…
Война иной будет. Но все равно мы победим.
Михаил Игнатьевич Поборец подмигнул луне и, насвистывая «Песенку шпионов», пошел к гостинице. Завтра вставать рано…
Эпилог третий (предсказуемый)
29 июня 1944 года. 4 км к северо-западу от деревни Шестаки 19.10Андрона спасло чудо. Он лежал, скорчившись и прикрывая руками голову — немцы пинали вяло, оглядывались на самолет. Уродливый аэроплан взревел моторами, покатил по полю прочь. Солдаты с тоской смотрели вслед. Андрон догадывался, что сейчас его будут бить с новой силой, нужно срочно им объяснить, указать чудовищную ошибку, доказать, что он не просто случайный русский полицай…
Спасение пришло с небес — несколько снарядов разорвалось на поле, немцы попадали на землю. Надрываясь, орал офицер — солдаты поднимались, бежали к лесу… Лебедев полежал, понимал, что сейчас что-то объяснять паникующим немцам бесполезно. Такая ситуация. Неподготовленный человек, пусть даже истинный, культурный европеец, не виноват. Он и хотел бы, но неспособен осознать.
Нужно было найти спокойное место, переждать. Увы, Художник не имеет права рисковать. Лебедев осторожно пополз в сторону. Среди разбросанной амуниции и пустых ящиков наткнулся на свой вещмешок. Драгоценная папка с рисунками, пусть зверски смятая, но уцелевшая! Судьба! Любя мир, можно и должно рисовать что угодно и как угодно. Талант подскажет, поведет знающую руку. Мир оценит. Пусть позже, пусть с опозданием… Андрон выбросил проклятую гранату, огляделся в поисках своей гимнастерки — не увидел. На поле все чаще взрывались снаряды — риск становился неуместен. Лебедев полз к лесу, с сожалением наблюдая, как чернеет на локтях нижняя рубаха. Символично. Возможно, так нужно — Художник, почти нагой, одинокий, в чащобе, обнажающей суть Жизни и Смерти. Да, пусть не белоснежная, но хрустальная в своей земной чистоте, практически сермяжная, концентрированная правда бытия, через которую обязан пройти любой истинный Художник. Через дикость к познанию, через нестерпимость, через пошлое ерничество.
У опушки пришлось обползти убитого немца. Андрон бестрепетно отверг искушение — снимать солдатскую куртку было крайне неосмотрительно. Ситуация оставалась неопределенной — если выходить к советским, то возникнут лишние сложности. И так будет непросто объяснить, при каких обстоятельствах пропало удостоверение. Хорошо, что кандидатская карточка уцелела. Нужно держаться просто и мужественно — своему в СМЕРШе должны, просто обязаны поверить.
Оглядевшись, Андрон сполз в воронку, потянул убитого за ноги. Господи, какой тяжелый, хотя и невысокий. Куртка осколком пропорота, кровь черна и абсолютно неживописна. Лебедев быстро проверил ранец и сухарную сумку: съестное, приличная бритва, гармошка — можно хорошо обменять. Немец смотрел глупо и изумленно — Андрон кончиками пальцев толкнул тяжелый подбородок, заставляя поверженного оккупанта смотреть в сторону.
Нельзя задерживаться — вещмешок стал чуть тяжелее. Андрон выполз из воронки. Да, не брать куртку — абсолютно верное решение. Испорчена, и вообще немцы поголовно вшивые. Судя по стрельбе, советские, наши, уже рядом. Сгоряча не попасть под шальную пулю. Не рисковать. Как сложна эта анатомия духовной несвободы… ее неподражаемые жгучие и контрастные оттенки. Андрон приостановился, переводя дыхание, застегнул клапан пустой кобуры. Свои будут въедливо проверять — воистину омерзительно это чувство недоверия. Подозрения, провокации. Ничего, прошлый эпизод с этими странными лейтенантами выглядит откровенным недоразумением. Товарища Лебедева во всем партизанском соединении знают. Нужно подобрать винтовку, выйти к своим с оружием в руках. Нет, лучше автомат — будет правильнее. Офицер, политработник, выполнявший особо важное задание…
Близкие автоматные очереди, разрыв гранаты, крики на немецком. Контратакуют. Нордический дух силен, ведь прорвутся, опрокинут тугодумную советскую пехоту… Лишь бы сразу не выстрелили. Нужно немедленно кричать о главном. Кричать короткими яркими словами-мазками, проникновенной четкой формой фраз, и осмысленно, непременно осмысленно! Гауптштурмфюрера Клекнета рядовые солдаты, наверное, не знают… Прижимаясь к земле, Андрон нашарил застежку кобуры, распахнул клапан — пусть демонстративно болтается. Лишь бы сразу не стреляли…