Сочинения - Леопольд Захер-Мазох

– Наконец-то я поймала вас, моя милочка! – воскликнула Генриетта. – Теперь уж я с вами не расстанусь!

– Нам поневоле придется расстаться, – возразила Эмма, – я затеваю маленькую маскарадную интригу и пришла сюда, чтобы переодеться. Надеюсь, вы не помешаете мне осуществить эту невинную шалость.

– Боже меня сохрани! Я никому не выдам вашей тайны. Позвольте мне помочь вам переодеться.

Девушки вошли в уборную и заперли за собою дверь. Картонка с костюмом уже стояла в углу, у окна. Эмма подошла к зеркалу и начала раздеваться, между тем как Генриетта, вынимая одну за другой различные принадлежности костюма, громко выражала свой восторг. Когда красавица была одета, юная пансионерка, вскричала, влюбленно глядя на нее:

– Не знаю, почему все, даже Анюта Огинская, считают вас загадочной, опасной личностью! Я же с первого взгляда полюбила вас всем сердцем!

– Берегитесь, – улыбнулась Эмма, – быть может, под этой юбкой скрывается рыбий или змеиный хвост.

– Вы необыкновенное неземное создание! Вы обладаете таинственной властью привлекать и покорять сердца. Я испытываю эту власть на себе… Меня влечет к вам непреодолимая сила… Примите меня в число ваших союзниц… Я буду вашей сестрой… вашей самой покорной ученицей!

– Вы говорите это, не шутя? – пристально глядя на Генриетту, спросила сектантка.

– Я готова следовать за вами, куда бы вы меня ни повели, без малейшего страха и колебаний…

– Ну, это мы увидим. У вас будет возможность доказать вашу покорность и смирение А сейчас, для начала, наденьте на меня чулки и башмаки.

Генриетта немедленно опустилась на колени и принялась исполнять приказание, а Эмма смотрела на нее с величественным равнодушием гордой повелительницы.

XXVI. Маскарадная интрига

В танцевальную залу вошла высокая стройная женщина, в роскошном костюме турецкой султанши. Лицо ее скрывалось под густой вуалью, сквозь которую так и сверкали большие голубые глаза. Костюм ее состоял из широких желтых атласных панталон и коротенькой юбочки, поверх которой были надеты голубой, вышитый серебром и отделанный горностаем кафтан и короткая жилетка из ярко-красного бархата; на шее висело монисто из кораллов, жемчуга и дукатов; тюрбан был украшен великолепной брильянтовой брошкой.

Мужчины толпами следовали за ней, осыпая ее комплиментами, но она не обращала на них внимания. Наконец у буфета в столовой она увидела того, кого искала, подошла к нему, положила руку на плечо и сказала:

– Здравствуй, Казимир Ядевский, отчего ты сегодня так грустен и задумчив?

– Меня ничто не радует.

– Помилуй, есть так много способов разогнать тоску!.. Да вот самый лучший из них, – добавила она, беря с буфета бокал с шампанским и подавая его офицеру.

– Что это, сладкий яд или любовный напиток?

– Ни то, ни другое.

– За твое здоровье! – и Казимир залпом осушил бокал.

– Есть еще и другое средство.

– Какое же?

– Ухаживай за мной.

– На это я не способен.

– Потому что ты влюблен.

– Может быть.

– Ты любишь двух женщин… обе они здесь… о которой из них ты сейчас мечтаешь?

– Это инквизиторский допрос?

Султанша засмеялась.

– Теперь я узнал тебя! Ты Эмма Малютина.

– Не выдавай меня, – шепнула она, крепко сжимая его руку, – за нами следит граф Солтык, а мне хочется заинтриговать его.

Действительно, граф стоял у дверей, устремив взор на прекрасную султаншу. Кровь клокотала в его жилах от зависти и ревности. В то же самое время другие, прелестные, подернутые слезами глаза робко, со страхом, смотрели на Казимира. Это была Анюта; она узнала Эмму, и сердце ее болезненно сжалось.

Султанша сделала несколько шагов в сторону графа Солтыка, но в эту минуту к нему подошел патер Глинский и шепнул на ухо:

– Я считаю своим долгом предостеречь вас, граф… Эта султанша – Эмма Малютина… Заметили ли вы, как она разговаривала с офицером и пожимала ему руку?

– Что с того?

– Кокетка опутывает вас сетями…

– Вы ошибаетесь, – с иронической усмешкой возразил граф, – эта девушка холодна как лед.

– Я знаю, что Ядевский часто бывал у нее…

– Как и Сесавин.

– Она одинаково дурачит их обоих.

– Тем лучше!

– Вы добровольно стремитесь к своей погибели! Я вижу, что спасти вас уже невозможно.

– Послушайте, мой любезный патер, если ад населен такими красавицами, как Эмма, то вы первый убежите из рая в царство сатаны.

Солтык устремился вслед за удаляющейся султаншей и догнал ее на пороге комнаты, изображающей Азию.

– Здесь твое царство, – сказал он ей, – позволишь ли ты своему рабу войти вместе с тобой?

Султанша ответила легким кивком головы.

Стены и потолок комнаты были обиты персидскими коврами, в центре возвышался шатер, увенчанной золотым, осыпанным драгоценными камнями полумесяцем; пол был покрыт индийскою тканью белого цвета, в которой ноги тонули, как в мягком снегу. С потолка спускался красный фонарь; там и сям лежали подушки; сильный, одуряющий запах благовоний струился в воздухе. Все это располагало к отдохновению, неге и мечтательности.

Эмма прилегла на диван, покрытый шкурой пантеры. Граф остановился перед ней, с трудом сдерживая порывы бушевавшей в нем страсти.

– Выслушайте меня! – начал он дрожащим от волнения голосом. – Ободрите меня хоть одним словом, иначе я не решаюсь…

– Неужели вас до такой степени смущает и страшит разговор с женщиной?

– Да, потому что эта женщина вы, Эмма!

– Вы ошибаетесь.

– Нет, я узнал вас… Возможно ли вас не узнать, не различить, даже и под маской, между тысячами женщин?.. Да, это вы, Эмма, всегда надменная, холодная и жестокая.

– Это не жестокость, а лишь благоразумие.

– Чем я заслужил вашу ненависть? За что вы с таким убийственным недоверием относитесь ко мне?

Коварная улыбка скользнула по губам красавицы.

– Какая оскорбленная невинность! – воскликнула она. – А как же ваше прошлое… Поступки Дон-Жуана в сравнении с вашими кажутся проказами неопытного школьника.

– Уверяю вас, что моя репутация в этом отношении слишком преувеличена, хотя я не безгрешен в известном смысле. Что же я за человек по вашему мнению?

– Вы злодей, потому что ухаживаете за мной, будучи влюблены в Анюту Огинскую.

– Меня хотят женить на ней, – это правда.

– Иезуитская тактика! Вы сделаетесь орудием для достижения каких-нибудь политических целей; вот зачем необходимо это соединение двух могущественных польских фамилий.

– Быть может, вы и правы, но я вовсе не гожусь для этих целей.

– Следовательно, вы не любите Анюту?

– Нет… Я люблю вас! – добавил он, становясь на колени.

Громкий смех был ответом на это признание.