Сочинения - Леопольд Захер-Мазох

При этих словах Анюта инстинктивно взглянула на Эмму, которая, казалось, равнодушно слушала иезуита. Но после слов о «спасительнице душ» она устремила на оратора такой взгляд, что невинная девочка невольно содрогнулась. Это был кровожадный взгляд разъяренной тигрицы.

Никто из присутствующих ничего не заметил, но на Анюту увиденное произвело неизгладимое впечатление. Она вдруг вспомнила, что Казимир Ядевский знаком с Эммой Малютиной, и сердце ее замерло от ужаса.

XXIII. Куда?

– Наконец-то я застал тебя дома! – воскликнул Казимир, входя однажды вечером в гостиную Эммы. – Ах, как давно мы с тобою не видались!.. За что ты меня так наказываешь? – прибавил он, становясь перед ней на колени и покрывая ее руки горячими поцелуями. – Где ты была? Вероятно, у новых друзей, которые для тебя дороже, чем я!

– Мы не виделись всего один день, – улыбнулась девушка.

– Нет, три дня, они показались мне тремя годами!.. Вечностью!

– Ты все преувеличиваешь… Я навестила свою больную приятельницу и отдала визит Огинским.

– Так ты у них бываешь?.. Желал бы я знать, с какой целью они с тобою познакомились? Чего они от тебя хотят?

– Решительно ничего… Да если бы у них и была какая-нибудь предумышленная цель, то поверь, я сумела бы ее разгадать. Неужели ты сомневаешься в твердости моего характера?

– Нисколько… Я и сам не знаю, почему это меня так тревожит… Ты, вероятно, уже познакомилась с Солтыком?

– Разумеется!

– И он произвел на тебя сильное впечатление?

– Ни малейшего… Да встань же, сделай одолжение, сюда может войти тетушка или кто-нибудь из посторонних, а ты стоишь передо мной на коленях.

– Какая ты красавица, Эмма! – воскликнул Ядевский, садясь возле нее на стул.

Действительно, девушка в эти последние дни расцвела, как майская роза. Неудивительно: впервые в жизни она была влюблена. Это чувство оживило ее, придало всему ее существу еще большую прелесть. Теплая, напитанная запахом цветов атмосфера комнаты, слабый свет лампы под зеленым абажуром, белое платье с голубыми бантами, хорошенькие ножки в голубых бархатных туфлях – все это производило на влюбленного юношу чарующее впечатление. Долго любовался он красавицей и наконец спросил:

– Любишь ли ты меня?

– Люблю, – отвечала Эмма тоном, уничтожавшим всякое сомнение, – тебя одного, и никого никогда больше любить не буду.

– Дорогая моя, ты согласна стать моей женой?

– Да… но не теперь, а со временем.

– Почему же?

– Для супружеского счастья недостаточно одной любви… быть может, мы не сойдемся характерами… А чтобы изучить друг друга, потребуется немало времени. Нельзя, закрыв глаза, броситься в бурный водоворот жизни. Он увлечет нас, а куда?.. Этого мы не знаем.

– Куда? – в раздумье повторил Казимир. – Это и есть главная загадка человеческой жизни. Я не ошибусь, если скажу: в могилу! Не правда ли?

Эмма вздрогнула и побледнела.

– О, нет! – с трудом произнесла она, и губы ее задрожали. Казимир обнял ее за талию, и она прибавила чуть слышно: – Прошу тебя, не прикасайся ко мне.

Юноша в изумлении взглянул на нее, как бы желая разгадать, что значат эти слова, но это ему не удалось. Эмма поспешила переменить тему разговора.

– Я еду завтра верхом в село Мешково, – сказала она, – не проводишь ли ты меня?

– В такой мороз?.. Впрочем, как тебе угодно.

За чаем молодые люди говорили о политике, о театре, о киевских студентках. Когда они наконец расстались, было уже совсем поздно. Казимир не заметил, что когда он спускался по лестнице, какая-то женщина внимательно следила за ним, стоя на площадке.

– Ты видела его? – спросила Эмма, когда Рахиль вошла в гостиную.

Еврейка утвердительно кивнула головой.

– Узнаешь его при случае?

– Такие черты лица, как у этого барина, нелегко забыть.

– Слушай же: ты и твои люди должны следить за каждым его шагом и обо всем ежедневно докладывать мне.

– Будет исполнено.

– Нет ли чего-нибудь новенького?

– Вы увидите в Мешкове нашего апостола. Скажите ему, что частный пристав Бедросов делал обыск в шинке и допрашивал меня. Он спрашивал, часто ли бывал у меня Пиктурно и не встречался ли он в моем заведении с какой-то дамой.

– Что же ты ему отвечала?

– Я отвечала, что Пиктурно был влюблен в меня по уши и бывал очень часто, но никогда не назначал в шинке свиданий другим дамам.

– Хорошо. Впредь надо быть осторожнее.

– Понимаю… Мне грозит такая же опасность, как и вам. Прощайте, барышня, спокойной ночи.

На следующий день рано утром Эмма и Казимир отправились в село Мешково.

– Чудный день! – воскликнула девушка, садясь на лошадь.

– Но очень холодно.

– Скорость согреет нас: за городом можно пустить лошадей в галоп.

Эмма Малютина была в самом веселом расположении духа. Проезжая по городу, она любовалась роскошными магазинами и, как ребенок, хохотала, глядя на евреев в долгополых кафтанах, которые, словно стая ворон, сновали взад и вперед по улицам. За городом она дала волю своей лошади и с быстротой молнии помчалась по дороге, блестевшей, как серебряная лента под утренними лучами солнца. По пути повстречалась им едущая на розвальнях баба, и Эмма вдруг высказала свое странное мнение о русских женщинах.

– С первого взгляда они кажутся одалисками, в сущности же они скифские амазонки, неутомимые, неустрашимые и жестокие создания.

Подъезжая к усадьбе села Мешково, девушка объявила, что пробудет здесь до вечера, и попросила подождать ее в шинке.

– Хорошо, – ответил Ядевский и спросил, издали увидев на дворе мужчину, закутанного в шубу: – Что это за человек? Он ждет тебя?

– Это священник… Не расспрашивай меня… Прощай.

Казимир отправился в шинок, а Эмма подошла к апостолу и сказала:

– Я приехала сюда по твоему приказанию.

– Пойдем в дом, и дай мне отчет по делу, которое на тебя возложено, – сухо ответил апостол.

Он привел ее в комнату, слабо освещенную лампой под красным абажуром и заставленную массивной старинной мебелью, сел в кресло и приступил к допросу. Умное красивое лицо его рельефно выделялось на темном фоне обоев, ноги покоились на пушистой медвежьей шкуре; на пальце, как крупная капля крови, блестел огромной величины рубин. Девушка, стоя, рассказывала ему о своих делах.

– Не ожидал я такого быстрого и благоприятного результата, дочь моя, – с благосклонной улыбкой заметил апостол, выслушав рассказ Эммы. – Но теперь мы должны быть очень осторожны. – Ты хочешь еще что-нибудь поведать мне? – прибавил он после минутного размышления.

– Ты угадал, святой отец, – прошептала юная грешница, – ты заглядываешь в самые сокровенные глубины человеческого сердца… и я не смею таиться от тебя…