Англичанка - Дэниел Силва

57

Санкт-Петербург, Россия

Они проделывали это уже десятки раз, во всех точках земного шара. Хватило нескольких минут перед картой города в номере Габриеля, и план был готов: маршрут, наблюдательные пункты, пути отступления, страховка, прикрытие. Оставалась последняя проверка: проследовать за Мадлен по улицам Питера и удостовериться, что за ней не следят. И если «хвоста» не будет — забрать ее, сделать так, чтобы она исчезла. Второй раз.

Так и поступили: в два пополудни, в самый светлый питерский день шесть офицеров израильской разведки покинули отель «Астория» и отправились каждый на свой наблюдательный пост по улицам, мимо сказочных церквей и дворцов. Дальше всех добираться предстояло Эли Лавону, ведь именно он должен был засесть неподалеку от подъезда дома, из которого в 14:52 должна была выйти Мадлен — время ей назвал Габриель, велев точно следовать графику, если она хочет исчезнуть. Мадлен пешком пересекла Дворцовый мост, вошла в Эрмитаж со стороны набережной и сразу же проследовала в павильон Моне, где в 15:07 присела на свое обычное место. Через две минуты рядом сел Лавон.

— Пока что все хорошо, — тихо произнес он по-английски. — Теперь слушай внимательно и делай все, как скажу.

Мадлен провели через Дворцовую площадь, под Триумфальной аркой, до Невского. В «Литературном кафе» Мадлен выпила кофе с кусочком пирога, потом прошла мимо колоннады Казанского кафедрального собора и сделала несколько покупок в «Заре». В каждой точке на протяжении всего маршрута ей попадался офицер группы. И каждый докладывал Габриелю, что слежки не заметно.

После «Зары» Мадлен направилась к Мойке и, пройдя по венецианским поребрикам, вышла на Исаакиевскую площадь, где с телефоном наготове ждала Дина. Сотовый она прижала к правому уху; если бы прижала к левому — это значило бы, что Мадлен надо пройти мимо. А так ей следовало войти в вестибюль «Астории». В гостиницу Мадлен попала в 15:48; на лифте вместе с Эли Лавоном поднялась на третий этаж. Мадлен разглядывала снег, налипший ей на подошвы; Лавон — богато украшенный потолок кабины. Когда они приехали, Лавон в церемониальном жесте вытянул руку и произнес:

— Только после вас.

Не говоря ни слова, Мадлен скользнула в коридор и сразу направилась к номеру в конце коридора. Дверь открылась, как только она подошла, и Габриель втянул девушку в комнату.

— Кто ты? — спросила она.

— Не могу сказать.

— Куда меня забирают?

— Сама скоро узнаешь.

Две минуты спустя на экране в оперативном центре на бульваре Царя Саула статус операции обновился. Узи Навот прочел текст и не поверил глазам. Затем взглянул на Шамрона.

— У них получилось, Ари. Они ее взяли.

— Хорошо, — невесело ответил Шамрон. — Теперь посмотрим, удержат ли.

Он закурил.

Два оборота вправо, два — влево…

Волосы и брови ей выкрасили в черный цвет. Добавили бледной коже средиземноморской смуглости. Мордехай сфотографировал Мадлен и вклеил снимок в новый паспорт. Она теперь стала Иланой Шавит: родилась в октябре 1985 года, жила в пригороде Тель-Авива Ришон-ле-Цион, одном из первых еврейских поселений на территории Палестины. Перед тем как пойти работать в «Эль Аль», служила в Армии обороны Израиля. Замужем, детей не родила. Брат погиб в одном из последних сражений арабо-израильского конфликта. Сестра погибла во вторую интифаду от взрыва, устроенного смертником «Хамаса». Это не придуманная жизнь, предупредил Габриель. Это жизнь настоящей израильтянки — ею Мадлен и предстояло стать на несколько часов.

Единственной брешью в броне новой личности было то, что Мадлен не знала иврита — лишь несколько наспех заученных фраз. Спасал ее безупречный английский, да и экипаж — бортпроводницы и пилоты — проходили паспортный контроль группой. Офицер скорее всего мельком взглянет на Мадлен, на фото в паспорте и махнет рукой: проходите, мол. Она-то уж точно не ответит машинально на вопрос, заданный по-русски. Она этому жизнь посвятила. Ей оставалось солгать последний раз, последний раз сыграть другого человека и навсегда освободиться.

В 17:05 девушки переодели Мадлен в форму бортпроводницы «Эль Аль» и уложили ей волосы. Потом представили Габриелю, который долго разглядывал ее, будто картину.

— Как тебя зовут? — сдержанно спросил он.

— Илана Шавит.

— Когда ты родилась?

— 12 октября 1985 года.

— Где живешь?

— В Ришон-ле-Цион.

— Как это название переводится с иврита?

— Первый Сиону.

— Как звали твоего брата?

— Моше.

— Где он погиб?

— В Ливане.

— Как звали твою сестру?

— Далия.

— Где погибла она?

— На дискотеке в дельфинарии.

— Сколько еще людей погибло в тот день?

— Двадцать.

— Как тебя зовут?

— Илана Шавит.

— Где ты живешь?

— В Ришон-ле-Цион.

— На какой улице?

— Соколов.

Больше вопросов Габриель не задавал. Поглаживая подбородок, он чуть склонил голову набок.

— Ну? — спросила Мадлен.

— Пять минут, — сказал он. — Потом уходим.

Эли Лавон пил кофе в полутемном вестибюле, когда к нему присоединился Габриель.

— У меня забавное чувство, — признался Лавон.

— Очень смешное?

— Двое снаружи, двое в баре и еще один за стойкой консьержа.

— Ну, мало ли зачем они тут.

— Мало ли, — неохотно согласился Лавон.

— Может, за кем-то из гостей следят?

— Этого-то я и боюсь.

— Не за одним из нас, Эли.

Лавон не ответил.

— Ты уверен, что она не привела за собой «хвост»?

— На все сто.

— Значит, и сейчас «хвоста» нет.

— Тогда откуда здесь толпа эфэсбэшников?

— Мало ли за кем они тут.

— Мало ли…

Габриель посмотрел на фургон «Эль Аль». Тот стоял снаружи, фырча на холостых оборотах.

— Что делать будем? — спросил Лавон.

— Все по плану: уезжаем.

— Ей скажешь?

— Черта с два.

— Вот и правильно, — ответил Лавон, допивая кофе.

Прошло долгих три минуты, прежде чем первые члены летного персонала «Эль Аль» вышли из лифта в вестибюль. Две ухоженные девушки действительно работали на национальные израильские авиалинии, чего нельзя было сказать о четырех других женщинах и двух мужчинах, ибо все они давно служили в разведке. Следом появились капитан и бортмеханик, за ними — загримированный до неузнаваемости Михаил, то есть второй пилот. Эфэсбэшник за стойкой консьержа без малейшего смущения проводил взглядом ряженых. Габриель на другом конце вестибюля позволил себе легкую усмешку. Если бы эфэсбэшник нашел время проверить регистрационную запись израильского таланта, вряд ли бы ему пришлось искать русского нелегала.

Наконец, в 17:10 появились Кьяра и Мадлен, с фирменными чемоданами «Эль Аль» на колесиках. Кьяра на беглом иврите рассказывала историю недавнего перелета, а Мадлен заливисто хохотала, будто ничего смешнее в жизни не слышала. Присоединившись к «коллегам», они погрузились в фургон. Двери салона закрылись, и экипаж отчалил.

— Что скажешь? — спросил Габриель у Лавона.

— Думаю, она хороша.

— Все чисто?

— Как в операционной.

Не говоря ни слова, Габриель встал, подобрал сумку и вышел в нескончаемую ночь.

Снаружи его ждало такси, на котором он поехал вдоль последнего проспекта: мимо массивного памятника Ленину, ведущего народ к семнадцати годам стагнации и террора; мимо памятников войне, о которой уже никто не помнил; дальше тянулись мили и мили ветхих домов. Наконец, в международном аэропорту Пулково, Габриель прошел регистрацию на рейс до Тель-Авива, без проблем миновал паспортный контроль под именем Джонатана Олбрайта из «Маркхэм кэпитал эдвайзерс» и направился к охраняемому выходу на посадку. Российские пограничники сказали, что усиленная охрана — для безопасности пассажиров-израильтян. Тем не менее Габриелю показалось, будто он входит в последнее гетто Европы.

Он отошел в угол зала и присел в пустое кресло, рядом с большой хасидской семьей. Никто не говорил по-русски — лишь по-еврейски. Если бы не грим, Габриеля давно узнали бы, а так он сидел инкогнито среди своих. Тайный слуга, незримый ангел-хранитель. Скоро он станет шефом прославленной разведслужбы. Или нет? В принципе, подвигов он совершил достаточно: добыл доказательства того, что нефтяная компания, управляемая российской разведкой, скомпрометировала британское правительство и вынудила его предоставить России доступ к месторождениям в Северном море — по прямому приказу российского президента. Тот теперь может помахать ручкой дружбе с Западом. Габриель раз и навсегда докажет, что офицеры бывшего КГБ, ныне правящие Россией, безжалостные деспоты, которым нельзя верить. Со времен холодной войны они нисколько не изменились, и держаться от них следует подальше.