Длиной в неизвестность - Вокари Ли

— И это тоже, — призналась Кира, — я уже всего и не помню. Это, наверное, да. Завтра жалеть будет, грехи замаливать пойдёт — и так до сессии.

— Такое было уже? — поинтересовался Тору. Он боялся услышать лишнего, но при этом очень хотел узнать чуть больше. Возможно, больше, чем было нужно.

— Такого — нет, — уверенно сказала Кира, — но я говорила, что мы с ним не общались особо до той вечеринки. Но сколько я его знаю, не было. Хорошо его так подкосило, да. Он, как помню, даже после смерти отца не накидывался.

Тору ощутил острый укол вины. Если это произошло из-за него и его глупых обид…

— Но это не из-за тебя, не подумай, — прервала его мысли Кира, — ему давно пора было, нельзя так в себе всё держать. Но ты там за ним поухаживай. И не говори ему ничего плохого, даже если честно. Не надо.

— Ты вообще никак не расскажешь? — попросил Тору. Теперь любопытство уничтожит его изнутри! Лучше бы правда молчала, дура пьяная. Вдруг с Юрой было что-то серьёзное, о чём он не мог рассказать трезвым?

— Он сам расскажет, если захочет, — вздохнула Кира, — я хочу, но обещала. Кира держит слово, даже если так не кажется на первый взгляд. Считаешь же меня ветреной, да?

— Вовсе нет, — возразил Тору. Возможно, он соврал. Но лучше не говорить плохо, даже если говорить правду?

— Врать, правда, не умеешь, — посмеялась она, — зато Юра умеет. Не врать даже, но скрывать так хорошо, что ни за что не догадаешься. Вот пока он держится, и я молчу. Обещала, прости. Кира слово держит.

— Я понял, — разочарованно выдохнул Тору, посмотрев на Юру. Что он был вынужден скрывать? Почему не делился с ним? Сколько ещё тайн он держал в себе? Сначала коробка, теперь это. С коробкой хотя бы было ясно, что к чему, но здесь… Хотя и с коробкой, на самом деле, ясно не было — зачем ему понадобилась эта странная сталкерская штука? Да и катилась бы эта коробка!

— Да не расстраивайся ты так, — подбодрила Кира и, предвидя его вопрос, добавила: — да слышно, что ты уже скуксился весь. Не говори ему только, что я что-то сказала. Ты вообще не должен был знать, что у него от тебя какие-то секреты, это не по-дружески! Хотя я вот не знаю, насколько вы теперь друзья.

— А?

Кира закашлялась и сделала шумный глоток. Неужели ещё не напились? — Тору вновь посмотрел на заворочавшегося Юру.

— Ну вы же поругались.

— А, — кивнул Тору, — помиримся.

— Знаю. Повезло тебе, Акияма-кун, ты…

— Не называй меня так, — резко оборвал Тору, — плохие воспоминания.

— А, ой. Хорошо. Прости. Не думала, что это может не понравиться японцу. Прости, да.

— Всё в порядке, — устало улыбнулся Тору, — так что ты там говорила? Почему повезло?

— Да повезло и всё, — бросила Кира, — спокойной ночи, дурак счастливый.

Она положила трубку так быстро, что Тору не успел ничего возразить.

Он недовольно положил телефон на подоконник и посмотрел в ясное ночное небо.

«Уже двадцать восьмое апреля, — подумал Тору, — двадцать девятое. Вчера вот Зимбабве, сегодня — день Сёва. Времени, наверное, действительно не так много осталось»

Полный сожалений о прошлом, он лёг в кровать.

Меньше двадцати четырёх часов оставалось до наступления следующего дня.

Утром Тору проснулся с небывалой лёгкостью — недостаток сна придал организму силы и бодрости. В университет он решил не ходить: к удивлению, мать даже не зашла в комнату, хотя точно была дома. Видимо, она по-настоящему обиделась. Тору вымученно простонал — ему предстояла долгая и мучительная работа.

Юра открыл глаза значительно позже и сразу же взялся за голову. Тору мог только представить его чувства в этот момент. Если он действительно выпил столько, то его пробуждение стоило назвать воскрешением.

Юра сел на кровати, поморщился и лёг обратно, шумно выдохнув.

Тору почти пожелал ему светлой Пасхи, но вовремя взял себя в руки. После вчерашнего ему не хотелось даже косвенно упоминать религию — это казалось подлым предательством и настоящим плевком в душу открывшемуся ему Юре.

— Сколько лет прошло?

— А?

— Мне кажется, что я как Аанг, — Юра потянулся и уронил голову на согнутые колени, — проспал не меньше сотни лет.

— Я думал, что ты встанешь к обеду, — признался Тору, — но ты крепче, чем я ожидал.

Юра посмотрел вниз и поморщился.

— Я блевал?

— Всё в порядке, — отмахнулся Тору, — если не считать того, что моя мама теперь будет считать тебя моральным уродом.

— Да я обычно так не пью. Вообще ничего не помню, — признался Юра, — поэтому можешь шантажировать меня как угодно.

Покачнувшись, он встал с кровати и потянулся.

— Какой кошмар, — выдохнул Юра, — будь добр, водички. Помру сейчас.

— Ты такой наглый, — возмутился Тору, но за водой, конечно, сходил. По дороге он обдумывал свои чувства: вроде бы, всё осталось, как раньше, но что-то не давало покоя и заставляло чувствовать себя потерянно и глупо.

— Я не наговорил ничего?

— Наговорил, — ответил Тору. — Знаешь, сколько всего?

— Ты можешь просто сказать и не мучить и так замученного меня? — проворчал Юра.

— Это ты-то несчастный? — переспросил Тору, нарочито ярко удивившись такой наглости.

— Я, — уверенно ответил Юра. Не найдя подходящих слов, Тору кинул в него подушкой.

— Ты невозможный! Больше никогда так не делай.

— Как?

— Как сегодня, — объяснил Тору, — приполз ко мне в таком состоянии, что всё спиртом провоняло, а потом ползал по полу и много чего ещё творил. Дурак.

— Всё, что я сказал, неправда.

— Хорошо, — соврал Тору, — с прошедшим днём Зимбабве, да?

— Спасибо, — кивнул Юра и на манер тоста поднял пустой стакан, — стоп, — вдруг смутился он, — я и к тебе с этим?

— А к кому-то ещё? — сделав удивлённый вид, спросил Тору.

— Мы с Кирой пили. Коньяк. Отцовский. Родительский алкоголь вкуснее, — добавил Юра и поморщился, — даже думать не могу. Гадость какая.

— Конечно, не можешь. Все мозги вымыло.

— На самом деле, мне стыдно, — признался Юра, сжав уголок брошенной в него подушки, — хотя бы перед отцом. Те ублюдки тоже, наверное, ничего не помнили на утро. Зато я помню до сих пор и всю жизнь буду. Вот так всегда — один пьёт, делает, а помнят и мучаются другие. Стыдно до ужаса.

— Ты никого не убил, — успокоил Тору, — только доверие моей матери.

— И на том спасибо, да?

— Конечно. В наш век хорошо не приносить никому смерти, — он посмотрел Юре в глаза. Ураган смерти стих, оставляя после себя лишь дуновение приятной прохлады. Однако теперь она засела гораздо глубже