Длиной в неизвестность - Вокари Ли

утром Тору проснулся раньше обычного: отбросил одеяло, содрогнулся в объятиях окруживших его мурашек и, накинув кофту, сел за стол, освещаемый только-только пробившимся солнцем. В голове зазвенела напряжённая пустота. Каждый день поднималось солнце. Каждый день оно садилось за горизонт. И всегда по-разному. Он каждое утро поднимался с постели. Каждую ночь ложился под одеяло. И всегда одинаково.

Тору было по-прежнему тяжело находиться наедине с собой, но сейчас он игнорировал навязчивые мысли и не спешил бросаться за ними в пропасть. Мысли и мысли.

«Много грузишься», — прозвучало голосом Юры.

Тору вздрогнул и оглянулся. Не галлюцинация: Юра шумно потянулся, завернулся в одеяло и сел, свесив ноги на пол. Острые колени целовало несколько краснеющих синяков.

— Всё болит, — почти жалобно протянул Юра, — весь день буду в кровати. Может быть, даже сериал посмотрю.

— Прости.

Юра махнул рукой и остался неподвижно сидеть на краю кровати. Тору пристально смотрел на него, пока, наконец, не взял в руки лист и карандаш.

«Как же я безобразно плох в графике», — вздохнул он, глядя на слишком грубые и невыразительные штрихи.

Что-то похожее на законченную работу получилось лишь спустя полчаса. В глубине души Тору даже остался ею доволен. Всё это время Юра почти не двигался, лишь изредка поправлял волосы или плотнее кутался в пышное сползающее одеяло. Наверняка он понял, что его рисовали.

Тору отложил в сторону лист, ещё раз посмотрел на Юру, потом на работу, потом снова на Юру и, прикусив карандаш губами, снова на работу. Похожи. Как две капли воды похожи внешне и, что больше всего хотел передать Тору, похожи по настроению: размеренное неспешное утро, льющееся своим чередом через чёрно-белую человеческую плоть — это витало в воздухе, пронизывало душу и вело руку по бумаге.

Показать результат Юре он не решился. Позже. Хотя бы на пару минут — работе нужно было обжиться в пространстве и обрести человечность, стать более гибкой и воздушной и полностью принять данную ей роль.

— Я не выспался, — недовольно пробубнел Юра, накидывая одеяло на голову. — Я не хочу всё проспать, но такими темпами я этим и займусь.

— Прости, — повторился Тору. — Наверное, тебе нужно ложиться спать раньше. Тем более ты…

— Не тебе мне об этом говорить, — фыркнул Юра, — а вообще, дело серьёзное.

Услышав о серьёзном деле, Тору заметно воодушевился. Чем больше Юра показывал свое доверие, тем больше ему хотелось слушать, понимать и принимать. Наверное, такой и должна быть дружба? Прощающей, чуткой и искренней, способной пропустить через себя чужое горе, как самое близкое сердцу?

— Какое?

— Забей, — отмахнулся Юра. Как без ножа резал! До чего же вредный и сложный!

— Не забью, Юр.

Обязательно нужно было звучать уверенно. Уверенно и твёрдо, чтобы и мысли ослушаться не пришло!

— Не хочу.

— А я не хочу тебя заставлять, — с Юрой твёрдость не сработала. Пришлось прибегнуть к крайней мере. — Но очень хочу узнать. Пожалуйста?

— Да ерунда это всё, — Юра ещё глубже спрятался в одеяло и заговорил почти неслышно.

— Ерунду ты не назвал бы серьёзным делом, — Тору, нахмурившись, сел рядом, — Юр.

— Да что такое?

— Юр.

— Да в храм мне ходить стыдно, вот что, — сердито произнёс Юра и полностью закрылся одеялом.

Тору не знал, как реагировать. Вот и доспрашивался, называется. Врезался в душу, а поддержать не поддержит? И какой он после этого друг?

— В храме, наверное, всем стыдно. Так смотрят некоторые, — предположил он, — зло как-то.

— Тут другое. Мне не перед людьми стыдно. А перед Богом и отцом. Я вообще плохо поступаю: и с учёбой, и с матерью, и с Богом, и с тобой тоже. Вот и стыдно. Ничего такого, бывает.

— Ты мне говорил, что Бог всех принимает, — напомнил Тору, — а ты лучше, чем все. Ты честный. Честность уже многих добродетелей стоит.

— Я уже слишком, наверное. То кремация, то я вообще про Бога не вспоминал, то это всякое… Плохо от этого как-то. — Юра выглянул из одеяла с совершенно подавленным видом. Тору стало привычно видеть его разным: жизнерадостным и разбитым, счастливо улыбающимся и невесело усмехающимся, заинтересованным и безразличным, но всегда искренним.

— Ничего не слишком, — возразил Тору.

— Но это мой выбор. И я ни о чём не жалею. Даже если не примет. Даже если в аду жариться. Ад здесь или там — разница только во времени.

— Я могу ходить в храм с тобой, — предложил Тору.

— Ещё в аду сгореть со мной предложи.

— Я думал, это само собой, — улыбнулся Тору, подтянув одеяло на острые плечи.

Он протянул ему освоившийся на бумаге портрет, теперь, наконец, гармонично вписывающийся в композицию пустоты.

— Впервые рисую людей, — признался Тору.

— Приятно быть первым, — Юра посмотрел на штрихи и осторожно провел по ним подушечкой пальца.

— Здесь меня больше, чем во мне, — сказал он, посмотрев на металлический блеск кожи, — ты талант, Тору.

Тору подавил рвущийся наружу неловкий смех. Теперь работа выглядела по-настоящему завершённой.

Шаг тридцать шестой. Стечение обстоятельств и моё бессилие

Нина Юрьевна уже несколько недель была в очередной командировке, поэтому готовить завтрак приходилось самим. Заставить Юру сделать что-то сложнее бутербродов или подгоревшей яичницы было практически невозможно: он находил сотни мешающих причин и десятки неотложных дел.

Однако в одно особенно тёплое и безветренное утро Тору проснулся от запаха свежей выпечки и кофе. Удивлённый и сонный, он вышел из комнаты и неуверенно заглянул на кухню: Юра, прикусив губу, помешивал горячий напиток. Между бровями пролегло напряжение, взгляд казался рассеянным и отрешённым, а ложка двигалась будто по заранее выученному алгоритму. Тонкая струйка пара поднималась над кружкой и закручивалась в бледно-прозрачную спираль. Тору смотрел на неё, как завороженный.

— Доброе утро?

— Доброе, — Юра вздрогнул от неожиданности — ложка с шумом ударилась о керамическую поверхность, — крадешься так.

— Боялся спугнуть, — отшутился Тору, — праздник какой-то? Апокалипсис?

Он подошёл к духовке и заглянул внутрь через стекло: желтоватый свет обрамлял румяную корочку почти не пригоревшего пирога. Неужели приготовить это было действительно проще, чем обыкновенную глазунью?!

— У меня просто ужасно хорошее настроение, — с трудом сдерживая улыбку ответил Юра, который ещё несколько мгновений назад вовсе не выглядел весёлым. Не выглядел даже спокойным или задумчивым. Тору не стал спорить, вместо этого сев за стол и приготовившись выслушать.

— Твой кофе, — Юра поставил ароматный напиток на стол, — это мне многого стоило. Воняет ужасно, пока не разбавленный.

— Спасибо.

— Ну вот за все мои старания и «спасибо», — фыркнул он, достав из духовки пирог, — ладно, Акияма-кун. Итадакимас?

– いただきます.

— Что тебя так обрадовало?

— Ты будешь радоваться со