Моя подруга – месть - Елена Арсеньева

Она рванулась и высвободила руку. Но не бросилась бежать. Дала слезам выкатиться из глаз и, дуя на синяки, кольцом охватившие запястье, прошептала как могла жалобнее:

– Не надо! Давайте уйдем отсюда! Пожалуйста… я не могу больше! Я скажу все, что знаю. Виктор сейчас должен быть на вилле Азиза – это его партнер, Азиз Ашер. Адрес… вроде бы Эль-Мансор, квартал 19. Да, точно – 19. Прямо на берегу, там очень красиво!

И тут она наконец-то позволила себе заплакать по-настоящему.

Как ни странно, слезы принесли облегчение – но очень недолгое. Большего Марьяна просто не могла себе позволить: надо было наблюдать за Рэндом. Она и наблюдала, а точнее, пялилась на него широко раскрытыми глазами, из которых ручьями лились слезы, всхлипывала, задыхалась, тряслась…

Было довольно темно, однако опасность обострила зрение, и Марьяна не упустила ни единого оттенка мимики: ни взлетевших бровей, ни расширенного, остановившегося взгляда – Рэнд был изумлен. Однако тотчас это выражение сменилось улыбкой превосходства и нескрываемого удовольствия.

Конечно, если воспринимать события с той точки зрения, с какой их хотел преподнести Рэнд, это было объяснимо: он вырвал у Марьяны информацию и должен быть доволен.

На какой-то миг Марьяне даже обидно стало, что Рэнд считает ее столь беспросветной идиоткой, а ведь она с самого начала не сомневалась, что этот официальный адрес Азиза ему должен быть известен. Да и неофициальный тоже, ибо Виктора больше нет…

Чему же Рэнд так обрадовался сейчас? Ответ мог быть только один: Марьяниному предательству.

Ну что ж, подумала она, каждый «отрывается» по-своему. Кто-то – убивая или унижая людей. А может быть, он какой-то «вывернутый», психопатический психоаналитик, обожающий провоцировать людей на те или иные действия. Скажем, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предугадать реакцию Надежды на появление розового дога. И точно так же не надо родиться Барухом Спинозой, чтобы предсказать: оказавшись на бережку крокодильего обиталища, «хорошенькая дурочка» Марьяна расколется на мелкие кусочки…

Марьяна провела ладонью по волосам, по лицу. Волосы сбились, надо лбом торчат крутые спирали кудрей, веки даже на ощупь вспухли, нос, конечно, красный, кожа съежилась от безудержных слез. Нет, никто не назовет ее сейчас хорошенькой! Ну а дурочкой?.. Пожалуй, Рэнд относительно нее ошибся дважды. Теперь осталось выяснить, не ошиблась ли Марьяна – а ведь ее ошибка вполне может стать последней в жизни. Eсли Рэнд все-таки не удовлетворится ее нравственным падением, ее предательством… если он захочет увидеть страх смерти в ее глазах…

Нельзя молчать, вот что! Hельзя оставлять Рэнда наедине с его умозаключениями! Говорить, говорить все равно что – что в голову взбредет!

Она громко всхлипнула:

– Что вы с ним сделаете теперь, с Виктором? Убьете?

– Вопрос на засыпку, – хмыкнул Рэнд, глядя на нее с некоторым удивлением, и Марьяна похолодела, сообразив, что была очень недалека от истины: в его глазах она все равно что труп, а трупам вроде бы не положено разговаривать. – Угадай с трех раз!

Марьяна слегка поерзала на камнях, стараясь как можно незаметнее отползти от края водоема и уверяя себя, что ее усилия не могут быть замечены Рэндом.

– Ну, Виктора, очевидно, да, – сказала она как могла спокойнее, мысленно умоляя своего погибшего друга о прощении. Как-то она видела в кино страшную сцену: человек пробирался под выстрелами в спасительную мертвую зону, таща на себе труп товарища – и это было его единственной защитой от пуль. Сейчас Виктор был для нее такой вот защитой. – Его – да, я понимаю. А остальных?

– Какой смысл оставлять лишних свидетелей? – ласково, словно несмышленыша, спросил Рэнд. – Кроме того, они ведь не встретят моих ребят с распростертыми объятиями, а будут отбиваться до последнего. Хочу я этого или нет, но они обречены. Таков закон войны, не я его выдумал. Mы оба играли в смертельную игру, а победителя назовет время…

Марьяна похолодела. Голос Рэнда сделался низким, замогильным, чудилось, он бормочет эти слова в забытьи, не отдавая себе отчета в их смысле. У Марьяны даже возникло ощущение, что Рэнд разговаривает не с ней, а с кем-то… неведомо с кем! Нет, он точно шизанутый.

Уж не вслух ли она это брякнула?

– Возможно, я и похож на маньяка, – с привычной холодноватой насмешливостью проговорил Рэнд, – однако это простительно. Слишком долго я мечтал о встрече с одним человеком, готовился к ней… чтобы оставаться спокойным. Можешь не сомневаться: один из твоих знакомых останется жив – на некоторое время. Нет, не господин Яценко – с этим все ясно как дважды два. Другой! Ему даже будет предоставлена возможность попутешествовать по морю. Hе скажу, что это окажется комфортабельное путешествие. Будет связанный валяться в трюме! И вряд ли сможет увидеть те живописные берега, мимо которых мы будем проходить: Северная Африка, Италия, Турция, потом через Босфор и Дарданеллы в Черное море. Ну а уж там рукой подать. Горы… и селение в горах, где его давно ждут. Полтора года! Там рядом девять могил. Возле них все и закончится. А я вернусь в Каир, в свою лабораторию. Я ведь врач, ты знаешь?

– Патологоанатом, да? – пробормотала Марьяна, удивившись, как ей удалось протолкнуть такое тяжелое, длинное, будто змея, слово сквозь судорогу, стиснувшую горло.

Если только на миг допустить, что слова Рэнда не просто бред сумасшедшего, если кому-то и впрямь уготовано путешествие к смерти, этот кто-то – не Виктор и не Женька. Оба мертвы, жив только Григорий, а значит…

Сурова стала судьба, сурова и немилостива! Она не давала Марьяне ни мгновения, чтобы толком осмыслить эту весть, и ужаснуться, и попытаться прикрыться от нее хотя бы зыбким и ненадежным «Не-может-этого-быть!». Неосторожное слово безотчетно сорвалось с ее губ и мгновенно стало добычей хищного слуха Рэнда:

– Патологоанатом?! Откуда ты знаешь?

Что ему сказать? Сослаться на Бориса? А с какой радости Борису, вернее, Бобу, сплетничать с первой встречной – вдобавок пленницей, вдобавок обреченной – о своем друге? Нет, Бориса подставлять нельзя. Пока еще мерцает та самая звездочка в вершине пирамиды Хеопса… Что же сказать, о Господи?! И тут же она сообразила что.

– Cалех что-то такое говорил, – обронила Марьяна, небрежно пожав плечами. – Да, они еще в машине, когда меня сюда везли, ржали – мол, если кого-то из них подстрелят, вы даже не сможете толком перевязать, потому что живых лечить не умеете, а только трупы кромсаете.

Ей даже легче стало от той рассчитанной гадости, которую она с невинным видом влепила в лицо Рэнда. Все-таки месть – необычайно вкусное блюдо, причем оно хорошо даже в таких микроскопических порциях, какая досталась Марьяне. Конечно, до насыщения далеко, а как приятно!