Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки - Стюарт Стивен

Бен-Барка живо откликнулся на это приглашение, приехал в Париж и направился в Брассери Липп. В тот момент, когда он собирался войти в здание, из соседнего подъезда вышли трое, показали ему свои удостоверения и сказали, что он задержан для допроса.

Все трое были французами, причем один из них — офицером СДИСИ, который, работая на таможне в аэропорту Орли, выполнял функции агента.

Бен-Барку отвезли на виллу в Фонтен-ле-Виконт, принадлежащую Жоржу Бушесейше, подозрительному типу с сомнительной репутацией — владельцу шикарных борделей в Париже и Марокко. Было совершенно ясно, что его услуги хорошо оплачены.

Вилла охранялась настоящими гангстерами, агентами марокканской и французской разведок. В Рабат Офкиру сообщили, что Бен-Барка пойман. Меир Амит в Тель-Авиве тоже был немедленно извещен о том, что работа закончена. Агентов Мосада поблизости от места похищения не было. Свою часть задания Израиль выполнил.

Через двадцать четыре часа Офкир был уже во Франции. Бен-Барку расстреляли в его присутствии. Тело закопали в саду. Спустя две недели, 16 ноября, его перезахоронили на берегу Сены к северо-западу от Парижа у Иль де ла Гранд Жатт.

К несчастью для всех принимавших участие в этом деле, Мехди Бен-Барка стал после своей смерти фигурой куда более значительной, чем был при жизни. Полиции удалось вскоре выяснить все обстоятельства, связанные с последними днями его жизни, потому что операция была выполнена бездарно.

Помимо этого, исчезновение Бен-Барки накалило до предела и без того тревожную обстановку во Франции. Со времени возвращения де Голля из изгнания, на политической арене правые и левые вели между собой идеологическую борьбу. И те и другие боролись при этом еще и с правительством.

Левые заподозрили правительство в участии в убийстве Бен-Барки и обрадовались возможности устроить скандал, который мог получить большой общественный резонанс. И надо сказать, разочарованы они не были. Однако скандал — самый, пожалуй, грандиозный со времен войны — достиг кульминации, когда в него вмешался сам де Голль. Узнав об участии СДИСИ в никем не санкционированном деле, де Голль воспринял это как выступление, направленное лично против него и его правительства. Более того, он предпочел расценить происходящее как конституционный кризис.

Исчезновению Бен-Барки было посвящено специальное заседание кабинета министров. Де Голль открыто выступил против своих оппонентов в составе вооруженных сил и секретных служб, которые все еще отказывались признать его авторитет и стремились подорвать изнутри его систему управления страной.

«Мне известно, что есть немало ничтожных людишек, которые считают меня глупцом, — заявил де Голль своим министрам. — Я с ними сквитаюсь».

Описывать все подробности последовавшего затем чрезвычайного расследования я не буду. Скажу только, что состоялись два судебных процесса. На одном из них Офкир был заочно осужден, а его заместитель Ахмед Длими, который прилетел из Марокко, чтобы предстать перед судом, оправдан. Разработка всего плана операции была в свое время поручена именно ему.

Свидетели между тем исчезали — некоторые самым таинственным образом. Это вызвало толки (во многом совершенно оправданные) о том, что их просто насильственно убирали.

СДИСИ была реорганизована, и состав ее сотрудников в значительной степени изменился.

Де Голль использовал дело Бен-Барки, чтобы укрепить свои позиции, хотя возмущение его было искренним. Но как опытный политик, он воспользовался сложившейся ситуацией для того, чтобы добиться признания и очистить правительственные учреждения от своих противников.

Мосад был сначала потрясен тем, что произошло. А затем насмерть перепуган. Брожение во Франции, активность полиции, в масштабах во Франции невиданных, броские заголовки на первых страницах газет, всем очевидное замешательство в Елисейском дворце — все это не сулило Израилю ничего хорошего.

Операция с Бен-Баркой в Мосаде до этого расценивалась как малопривлекательная, но необходимая. Предполагалось, что за границей она пройдет незамеченной, а связи с Марокко, одним из самых важных союзников Израиля, окрепнут. И вдруг — убийство Бен-Барки приобрело международную огласку. Франция была взбудоражена — та самая Франция, которая была главным поставщиком оружия Мосаду и одной из тех стран, которые активно поддерживали Израиль.

Под угрозой оказалась репутация Мосада и, главное, всей страны. Меир Амит пытался сделать все от него зависящее, чтобы не выпустить джинна из бутылки. Те из его сотрудников, кто был посвящен в операцию, дали клятву молчать. В Рабат были отправлены эмиссары, предупредившие марокканцев, что разоблачение роли Израиля в истории с Бен-Баркой поставит их в еще более трудное положение. Если секретная сделка короля Хасана с Израилем откроется, его жизнь в арабском мире станет невыносимой.

Что касается СДИСИ, которая лихорадочно старалась замести следы своего участия в этой и других неприглядных операциях, то ее припугнули — если пострадает Мосад, то и ей несдобровать. Это не было в буквальном смысле слова шантажом, — всего лишь недвусмысленное напоминание о том, что все разведывательные службы одинаково заинтересованы в том, чтобы их закулисная деятельность не становилась предметом публичного обсуждения.

Если бы политическая атмосфера Израиля была в это время нормальной, вероятно, Амиту эта операция сошла бы с рук. Но израильское общество раздирали противоречия. Выборы, которые проходили 2 ноября, через три дня после убийства Бен-Барки, не дали партии МАПАЙ большинства в парламенте. Нужно было в срочном порядке сколачивать коалицию.

Новая партия Бен-Гуриона РАФИ получила десять мест в Кнессете. Таким образом, Бен-Гурион и его сторонники составили недружественную по отношению к правительству фракцию. Правительство могло с ней не солидаризироваться, но игнорировать ее оно не могло.

Эшкол и его советники считали, что министерство обороны и армия находятся под сильным влиянием партии Бен-Гуриона. Трудно решить, так ли это было в действительности. Истина лежала, видимо, где-то посередине.

Но как бы то ни было, один из враждебно настроенных по отношению к Амиту сотрудников Мосада сообщил влиятельному члену Кнессета Израилю Галили об участии Мосада в убийстве Бен-Барки. Галили в свою очередь известил об этом Харела, который рассказал обо всем Эшколу. Плотину прорвало…

МАПАЙ, в свое время тяжело пострадавшая в связи с «делом Лавона», снова оказалась перед перспективой нового скандала в системе разведки. Положение Эшкола усугублялось тем, что убийство Бен-Барки произошло в то время, когда он занимал пост премьер-министра.

Харел, которому было поручено расследование, доложил, что, так же как в «деле Лавона», вопрос: «Кто отдал приказ?» — останется, по-видимому, без ответа. Эшкол отрицал, что ему было что-либо известно. Амит настаивал на том, что он получил одобрение премьер-министра.

Харелу не потребовалось много времени, чтобы представить доклад и настаивать на суровых мерах, прежде всего на немедленной отставке Амита. Он утверждал, что эта операция, сама по себе аморальная, не была нужна Мосаду. Участие в убийстве Израиль может себе позволить только в самом крайнем случае.

Практически невозможно представить себе обстоятельства, считал Харел, при которых Израиль мог бы выступить в роли наемного убийцы. В смерти Бен-Барки Израиль заинтересован не был. А последствия в случае разоблачения роли Израиля в этом деле, могут оказаться ужасными. Вероятно, Амит говорил Эшколу об этой операции в такой завуалированной форме, что тот и не догадывался, чем эта операция грозит стране. Харел считал, что Амит должен уйти со своего поста — иного выхода нет.

Но Меир Амит недаром был солдатом. Он рассматривал действия старого своего недруга Исера Харела как политический прием, направленный на то, чтобы изгнать из состава высшего руководства страны всех сторонников новой партии Бен-Гуриона. Точно такую же позицию занял и сам Бен-Гурион. К ней присоединились Шимон Перес и Моше Даян. Узнав о «деле Бен-Барки», они известили Эшкола, что после ухода Амита они позаботятся о том, чтобы правительство Эшкола подало в отставку в результате политических столкновений, которые он же сам спровоцирует.

Эшкла считали человеком малокомпетентным в делах разведки. К тому же он был нерешителен — «голубь», которому полностью доверять вопросы войны и мира было нельзя.

Понятно, что члены РАФИ смогут успешно использовать увольнение Меира Амита против него. Эшкол не стал подвергать себя риску.

Кнессет решил во что бы то ни стало не допустить второго «дела Лавона». Был организован комитет, заседания которого проходили в обстановке полной секретности. Председателем комитета стал Элиззер Шошани — ветеран движения за кибуцы, ответственный в партии МАПАЙ за работу разведки. В состав комитета также вошли: Мордехай Мисиягу — начальник исследовательского отдела партии (его жена, кстати, была старшим сотрудником Мосада), Санта Йосефталь — в прошлом генеральный секретарь организации «Движение за кибуцы». Ее муж был генеральным секретарем МАПАЙ и министром жилищного строительства. Когда-то он активно участвовал в организации «Хашомер Хацаир». В составе комитета оказался и Давид Голомб — сын Элиаху Голомба, легендарного командира Хаганы. Давиду Голомбу прочили блестящую карьеру. Когда комитет опубликовал свои рекомендации партийные «старики» были разочарованы. По его единодушному мнению, премьер-министр Эшкол должен был уйти со своего поста.