Жаркие ночи в Майами - Пат Бут

Три книги. Три совершенно разных предмета исследования. Но Криста уже могла определить их общую тему. Герои Питера Стайна — одиночки, стоящие вне общества. Они бросают вызов условностям. Они отказываются от легкой жизни и ищут трудностей, и когда наконец умирают, то оказываются живы в призрачном мире. Интеллектуальные диссиденты, гомосексуалисты, дети — все они со стороны смотрят на этот уютный, взрослый, нормальный мир.

— Я получаю по три бакса с книги, — раздался голос у нее за спиной.

Криста резко обернулась. О Боже, нет! О Боже, нет! Он склонил голову набок, вопросительно глядя на нее. Его лицо было темнее, чем ей помнилось, зубы белее, необыкновенные глаза еще неотразимее. На нем были мешковатые шорты цвета хаки, простенькая белая тенниска, а волосы представляли настоящий гимн анархии.

— О Боже, как вы меня напугали! Застукали в тот момент, когда я покупала ваши книги.

— Совершенно верно, застукал, — сказал Питер Стайн, блеснув глазами. — Надеюсь, вам удастся выжить после депрессии, которую они вызывают.

Криста вспыхнула при этом напоминании о вечеринке. Каждое слово из той их перебранки отпечаталось в ее мозгу.

— На самом деле, ваши книги по-своему увлекательны. Вы разозлили меня тогда. Наверное, я хотела причинить вам боль.

Теперь она улыбалась, глядя ему прямо в глаза, оправившись от первоначального шока. Криста не извинялась за тогдашние свои слова, так как говорила то, что чувствовала. Он тоже, по всей видимости, не намеревался приносить извинений.

— Что привело вас в Ки-Уэст? — Вопрос был задан с глубокой заинтересованностью, а не просто ради поддержания светской беседы.

— Я подыскиваю место съемок для рекламной кампании Мэри Уитни.

— Подыскиваете в книжной лавке?

— Я хотела спрятаться тут от жары. — Солгав, Криста покраснела.

— А я прихожу сюда иногда, чтобы спрятаться от мира.

— Я думала, что писателям хотелось бы сбежать от книг.

— Писатели хотят сбежать от самих себя. Книги служат спасательным люком, только если они написаны кем-то другим.

Питер рассмеялся коротким невеселым смешком, который только подчеркнул серьезность его слов. Он выглядел абсолютно трагически, стоя с опущенными плечами, словно нес на них всю тяжесть своего искусства.

— У вас это звучит как кровь, тяжелый труд, пот и слезы.

— Но делать-то надо, — сказал он просто.

— Предполагаю, рекламные фото делать не обязательно.

Его молчание говорило о том, что он с этим согласен, но теперь это выглядело иначе. Он не хотел принижать ее. Вероятно, помнил, чем это грозит.

— Какую из книг мне следует прочитать в первую очередь?

— Я думаю, книгу про детей.

Питер Стайн улыбнулся, на этот раз тепло, напоминая ей, что она говорила по поводу «Детской игры», но промолчал. Не хотел развивать эту тему.

— Это ваша любимая книга?

— Во всяком случае, не самая нелюбимая. Трудно быть довольным собой. Всегда есть лучший способ сказать что-то.

Питер махнул рукой, словно отбрасывая эту проблему и в то же время подчеркивая ее важность. Критические оценки качества и количества его произведений явно значили для него не больше, чем отдаленный звук в лесу. Судья был внутри, и судья этот был беспощаден.

Криста испытывала странное возбуждение. Она была здесь раньше, на книжной ярмарке в Майами, и память рисовала ее душе прекрасные образы и играла удивительную музыку.

— Что вы сейчас собираетесь делать? — неожиданно и почти гневно спросила она и вскинула руку, на которой были часы, словно хотела этим что-то сказать. — Вы не хотите пригласить меня на ленч?

Похоже, писатель искренне удивился. Он пристально посмотрел на нее, оценивая ее как личность, которую стоит или не стоит приглашать на ленч. Видно было, что ему «и хочется, и колется». В нем происходило просто какое-то раздвоение личности.

— Да! — выпалил вдруг Питер, не давая себе времени передумать.

— Отлично! Замечательно! Где? — не могла удержаться Криста. Она всегда отличалась напористостью. Облегчение охватило ее. Она хотела еще хоть какое-то время побыть с этим мужчиной. Ни о чем большем она пока не задумывалась.

— Бог ты мой! — выговорил он. — У меня ведь с собой нет ни денег, ни кредитной карточки.

— У меня есть. Я угощаю. Кроме всего прочего, вы позволили мне спасти вашу жизнь.

Криста просто не в силах была справиться с собой. Она испытывала слишком сильное желание пробиться сквозь его серьезность. Когда у нее вырвались эти слова, она мысленно замерла. Но он только засмеялся и снова посмотрел на нее, как смотрят и смотрели на нее все мужчины, но на этот раз она знала, что для нее это очень важно. Он разглядывал ее фигуру, ее груди, ее губы и волосы. Криста чувствовала, как согревает его ее теплота, как очаровывает его ее очарование, и Криста благодарила Господа Бога за все то, чем он одарил ее… А впереди предстоял ленч.

Она заплатила за его книги, и они вместе вышли на улицу. Летняя жара приняла их в свои влажные объятия.

— Вы знаете здесь подходящее место?

— Знаю кое-какие заведения.

Он зашагал быстро, ловко обходя туристов, и Криста поняла, что у него существует некое неписаное правило, запрещающее при ходьбе разговаривать. Потом они сели на мопед, но тоже в полном молчании. Вскоре они уже маневрировали между скоплениями машин, катили мимо рыбацких шхун и нарядных яхт в старой части Ки-Уэста. Полагающихся мотоциклистам шлемов у них, конечно, не было, и соленый бриз трепал волосы Кристы, напоминая о нереальности всего происходящего. Поначалу она старалась не держаться за него и пыталась усидеть на мотоцикле, как на брыкливой лошади, вцепившись руками в седло. Потом расслабилась и положила руки ему на бедра. И вот тут что-то произошло. Ее пальцы стали странным образом сверхчувствительны. Она ощутила упругость его поясницы. Его запах смешивался с запахами моря. Криста никогда прежде не испытывала такого прилива энергии. Эту энергию излучала его спина, обволакивая молодую женщину атмосферой напряженности. Он склонился над рулем мопеда, сосредоточившись на дороге. Но это был только мимолетный, проходной момент в его жизни. Вскоре этот момент останется позади, вместе с Кристой, и эта мысль рождала сожаление, столь же болезненное, как и другие, которые пережила Криста.

Неожиданно он свернул налево. Мопед пошел юзом и, взвизгнув шинами, остановился, оставив следы торможения у самой кромки воды. Питер обернулся, и на лице его была улыбка непослушного школьника.

«Ну вот! Я напугал вас! Разве не весело?» — говорила эта улыбка. Она не вызывала раздражения, а была очаровательна, поскольку исходила от него. Криста не чувствовала себя строгой родительницей. Она ощущала себя таким же ребенком. Теперь для нее не было загадкой, как он мог сочинить книгу вроде «Детской игры».