Случай Растиньяка - Наталья Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я знал, что тебе понравится». Герман не сказал этого вслух, только улыбнулся ей.
Опять они провели вместе волшебную ночь. Прижимаясь к нему, пряча лицо у него на груди, ощущая его сильные руки, его тяжесть, влечение, страсть, Катя чувствовала себя так, словно вернулась домой после долгих скитаний. Новое для нее, непривычное чувство. «Вот где мое место», – мелькнуло в голове.
Несмотря на пугающе огромное и сильное тело, в нем было много нежности. Он чутко угадывал ее желания, а не просто удовлетворял свои. И опять она крепко уснула, купаясь в тепле его объятий, глубоких, как море. Только в этом море не страшно было утонуть. Катя этого не знала, но и Герману ее тело казалось морем – теплым, ласковым морем, в котором не страшно утонуть.
Утром Катя встала бодрой и отдохнувшей. Пришлось гладить его сменный костюм, так и забытый в спортивной сумке. Герман говорил, что не надо, он наденет тот, что был на нем вчера, но Катя погладила. Это было ужасно приятно.
– Привези побольше одежды, мы ее тут развесим. Места полно.
– Ладно, – улыбнулся Герман. – Но я все-таки хочу позвать тебя к себе в гости. Пусть даже без ночевки. И ты обещала сводить меня в музей.
– Давай не будем торопиться, – сказала ему Катя за завтраком. – Мне надо разобраться с работой, выкроить время. – Мысленно она уже прикидывала, как и что нужно сделать.
Проводив его на работу, Катя почувствовала себя почти замужней женщиной. Странное ощущение. Неужели ей выпал самый главный, самый счастливый женский билет?
Было еще рано, до открытия галереи полно времени, и она взялась за работу. Надо разгрузить портфель. Русские сказки почти готовы, осталась последняя заставка. Только в издательство Катя вчера так и не собралась позвонить, так и не уточнила, нужны ли им разнообразные буквицы. Ладно, сегодня уж обязательно. Она бережно перебрала все листы по одному, нарисовала последнюю заставку, оставила ее сохнуть.
На заставку со сказочными цветами и оленями ушло часа полтора. Катя бросила взгляд на часы. Скоро уже галерею открывать, не стоит затевать новую серьезную работу. Но приподнятое настроение не покидало ее.
В другом издательстве ей поручили придумать заставку к серии женских романов. Работа денежная: серия романов о любви бесконечна, спрос не иссякает, а платить будут за каждое появление заставки на книжных страницах. Поскольку львиную долю жизни современные женщины проводят на работе, и там же в основном завязываются романы, Катю попросили сделать такую заставку, чтобы сразу можно было распознать деловую барышню.
И она придумала. Долго ей это не давалось, а тут вдруг пришло само собой, видимо, копилось где-то внутри, а тут взяло и выплеснулось.
Катя взяла чистую форматку и прямо тушью, не прибегая к карандашу, вывела стройный женский силуэт в черном костюме по моде 40-х годов ХХ века: узкая юбка, приталенный пиджак с прямым плечом, из-под него – белая блузка с отложным воротничком. К этому костюму Катя пририсовала длинные ноги в черных «лодочках» на высоченном каблуке, условное, без черт, лицо с волнистыми волосами, а на лице очки. Может, и неоригинально, но очки – безотказный, проверенный временем атрибут деловой барышни. Она выписала женственную оправу: верхние наружные уголки вытянуты к вискам кокетливыми «крылышками».
Взглянув на результат, Катя осталась довольна собой. Хорошо вышел элегантный полуоборот, изящно отставленная ножка, для полноты картины не хватало только сигареты, но сигареты по нынешним временам не приветствовались.
И этот рисунок Катя оставила сушиться, а сама отправилась открывать галерею.
Глава 13
Они стали встречаться. Пару раз Катя побывала в гостях у Германа, даже задерживаясь на несколько часов, но к вечеру он неизменно и не ропща провожал ее обратно в галерею. И оставался с ней.
Катя призналась, что очень любит Подсосенский переулок, рассказала про церковку, где когда-то ухал тяжеленный заводской штамп, а снаружи на стене висела табличка «Охраняется государством». Какой-то шутник приписал внизу углем: «И больше никем».
Герман засмеялся.
Пользуясь мягкой сентябрьской погодой, Катя водила его гулять, правда, старалась держаться все-таки подальше от родных мест: не ровен час еще налетишь на кого-нибудь из знакомых или, не дай бог, родственников.
Рассказывала обо всем, что знала и любила сама. И про дом-комод, и про Юрия Роста, выставлявшего на балконе елочку, и про «булошную»…
Район буквально дышал историей. Катя показала Герману бывшие палаты боярина Матвеева, до неузнаваемости перестроенные в доходный дом, показала, где стояла в Армянском переулке надгробная церковь, и рассказала драматическую историю Артамона Матвеева, сподвижника царя Алексея Михайловича и двоюродного деда Петра Великого, погибшего страшной смертью при попытке вразумить взбунтовавшихся стрельцов.
Надгробной той церкви давно уже следа не осталось – большевики взорвали в 1935 году, – но все равно интересно было слушать из Катиных уст о кровавых распрях Нарышкиных и Милославских, о мести Петра уже мертвому врагу – Ивану Милославскому, посмевшему скончаться своей смертью и похороненному в том же приходе, что и погубленный им Артамон Матвеев.
– Когда стрелецкий бунт был подавлен, царь приказал выкопать гроб Милославского, отвезти на свиньях в Преображенское село и поместить под помостом, где рубили головы стрельцам, чтобы кровь прямо в гроб стекала. Ладно, пошли. Не знаю, чего это меня на такой мрак потянуло, – заметила Катя.
– Ничего, мне интересно. История – прямо как у Кромвеля, – решил прихвастнуть знаниями Герман. – Он тоже успел своей смертью помереть, но Карл II приказал его выкопать, четвертовать, повесить, а потом еще выставил его голову на воротах Вестминстерского аббатства, где она и проторчала двадцать три года, до самой смерти короля. Это мне в Лондоне рассказывали. Я там был по делам, попросил показать виды.
Герман совсем не знал Москвы. Жил здесь столько лет, а даже Меншиковой башни ни разу не видел.
– Она ниоткуда не видна, – оправдывался он.
– Когда-то она была выше колокольни Ивана Великого. – Катя рассказала, как в 1723 году молния ударила в шпиль башни, как начался пожар, а люди, выносившие из храма иконы и драгоценную утварь, погибали под срывающимися колоколами. – Российская история на редкость кровава, – заметила Катя.
– Как и любая другая.
– Ладно, идем.
Они зашагали дальше. В Кривоколенном переулке Катя хотела показать ему дом Веневитинова, но Герман ее опередил. Кивнул на другой дом и сказал:
– Тут один мой друг живет. Как-нибудь я тебя с ним обязательно познакомлю.