Хроники Ники (СИ) - Черри Линда

— Знаешь, от похмелья хорошо помогает поесть чего-то жирного с сыром, с соусом и во фритюре и запить все колой, — сказал Семен, открывая передо мной дверь в кафе и нежно подталкивая вперед.

— А с чего ты взял, что я с похмелья? — удивилась я, усаживаясь за ближайший свободный столик.

— Знаю, — просто ответил он, садясь рядом.

— Что? Катька сказала?

— Не Катька. Данила сказал, — ответил Сема, потупив взгляд, — а ты не сказала ему, что мы с тобой теперь вместе.

— Но мы не вместе! — вспыхнула я. К счастью в этот момент я уже сидела на красном пластмассовом стуле, иначе бы упала от неожиданности.

— Мы же договорились — никто не должен знать! — продолжила я, справившись с нахлынувшим волнением, и на мгновение забыв, что Настя и Катя уже все знают.

— Не паникуй так, я ничего ему не сказал, — ответил Семен. — Подожди меня, я сейчас.

Он отошел к прилавку с едой и напитками, оставив меня практически в истерике от негодования и любопытства. Но через несколько минут вернулся с подносом, на котором красовались румяные куриные ножки, жаренные во фритюре, ароматная картошка, пара кусков пиццы и два огромных стакана с газировкой. Я схватила один из стаканов, и, воткнув в него трубочку, с наслаждением припала к приторному и до ломоты в зубах холодному живительному источнику. Напившись всласть, я накинулась на Сему:

— Когда ты с ним разговаривал?

— Сегодня, пересеклись в обед, — спокойно ответил он, — Даня сказал, что перепил вчера на дне рождения Мэри. Я спросил, кто был. Он сказал. Вот и все.

— То есть обо мне вы не говорили? — уточнила я.

— Нет, просто он назвал тебя и Катю.

Я опустила глаза. Значит, просто назвал, и все, мол, тусили такие-то бабы. И никакого намека на то, что я для него что-то значу.

— А ты что?

— Что? Ничего, поели с ним окрошки да разошлись, — пояснил Семен и спросил:

— А что было то вчера? Расскажешь?

Я подняла на него взгляд. Семен ждал ответа. Причем, правдивого ответа. Я собралась с духом и сказала:

— Я хотела с ним поговорить, но мы были уже пьяные. Поэтому он полез целоваться, а я призналась ему в любви.

Говорить про Макса уже не было смысла, потому, что Сема и так застыл с надкушенной куриной ногой в руке. Прошло наверно секунды три, прежде чем он опустил ее на пластиковую тарелку.

Было видно, что внутри он переживает какую-то очень разнообразную гамму чувств. Я ждала чего угодно, что он рассердится и уйдет, или плеснет мне в лицо колой, или даже ударит. Но он только смотрел испытующе, словно пытался распознать мои чувства.

— Значит, мы с тобой больше не будем…? — спросил Семен, спустя некоторое время, и в его голосе не было привычной веселости, только разочарование и тревога.

Я посмотрела в его удивительные глаза, вдохнула в грудь побольше воздуха и твердо сказала:

— Будем.

Во второй раз мы приехали на дачу еще засветло. Как обычно, болтая о всяких пустяках, мы зачем-то бросились исследовать чердак, рассматривая разные старинные вещи. Нашли патефон Настиной прабабки и несколько пластинок с романсами. Попытались завести его, но игла почему-то все время возвращалась в начало пластинки. А я чувствовала напряжение внутри, я ждала того, что будет дальше. Я хотела, чтобы сегодня все было идеально, чтобы мы горели в объятиях друг друга, чтобы мы были не просто друзья, решившие провести вместе время от нечего делать, а были как настоящие влюбленные, словно все всерьез и все навсегда. Но эти же мысли приводили меня в смятение, я опять вспоминала Д., и понимала, что с ним я не думала ни о чем таком и специально не настраивалась на любовный лад, все происходило само собой. Я просто знала, что он мой, а я его. А кроме того, я вспоминала поцелуй Макса и у меня немели челюсти от желания снова ощутить его вкус.

Когда мы Семеном добрались до постели, у меня в душе происходил едва ли не ядерный коллапс. Физически я была с ним, а в мыслях был то Д… то Максим. Семен пытался сделать что-то, чтобы возбудить во мне хоть какое-то подобие желания, но я не могла, просто не могла освободить свое тело и душу для него. В какой-то момент Семен вдруг отстранился от меня и тихо произнес:

— Ну что с тобой? Впусти меня…

И тут я разрыдалась в голос. Уже второй раз за этот месяц. Слезы брызнули резко и нестерпимо, поглощая меня всю. Казалось, что с этим слезами из меня уходит душа. Было так стыдно перед Семеном, но я не могла остановиться, и не могла сказать ни слова, только рыдала с подвыванием, и мои слезы капали ему на грудь. Он обнял меня и с силой прижал к себе, гладил по голове, целовал мои мокрые щеки, в общем, успокаивал, как только мог. И постепенно я стала приходить в себя, но продолжать начатое уже не имело смысла. Семен закутал меня в одеяло, а сам, полностью одевшись, пошел в кухню и включил чайник.

Потом мы пили чай, потом снова пили вино, и он, чтобы отвлечь меня, так забавно рассказывал какие-то, то ли — выдуманные, то ли настоящие истории, что я хохотала сквозь слезы как помешанная.

А потом я вдруг посмотрела в его глаза, и у меня словно что-то оборвалось внутри. О чем я вообще думаю, почему продолжаю гоняться за иллюзиями, когда все предельно ясно. Д. не вернется, как раньше не будет, надо жить сегодняшним днем. Максим, как призрак, и гоняться за ним бессмысленно. Он как дым, растворяется, едва появившись. Весь этот бред про любовь и предназначение, все эти душевные терзания, к чему они? Что если просто быть, спокойно принимать удары судьбы, и не стремиться объяснять каждый свой поступок какой-то там высокой целью? Что если иногда нужно позволить себе сделать что-то, что ты считаешь не совсем правильным?

В ярких глазах Семена я видела нежность, преданность и желание, мне оставалось только ответить на призыв, читающийся в его взгляде.

— Пойдем, — спокойно сказала я.

И больше не было никаких слез, никаких истерик и сомнений. Никаких безвкусных ласк и поцелуев, не находящих отклика. Словно кто-то протер чистым сухим полотенцем запотевшее стекло, а потом и вовсе распахнул передо мной окно в новый мир. И я увидела, наконец, своего визави настоящим и живым. И между нами сложилась полная гармония. Мы просто были — он и я. Жарко, нежно и долго, будто последний раз в жизни и мы последние люди на земле, и завтра настанет апокалипсис.

После, мы лежали в изнеможении, распластавшись на кровати — два тела, под холодным светом луны, проникающим сквозь ажурные шторы, покрытые причудливым кружевным узором из теней. В этом мистическом антураже я рассматривала свое обнаженное тело и удивительно красивого мужчину рядом, и все казалось нереальным, точно кадр из какого-то черно-белого фильма. Впервые в жизни я позволила себе это сделать — беззастенчиво разглядывать очертания голой мужской фигуры. Лунного света было достаточно, чтобы рассмотреть детали, и я постигала его облик с пылкостью юного неофита.

— Ты тоже это видишь? — вдруг тихо проговорил Семен.

— Что? — вздрогнула я.

— Полная луна! — зловещим шепотом сообщил он, — Говорят, она обладает магической силой.

— Так значит это из-за нее… — протянула я.

— Из-за нее что?

— Ты больше не дерево.

— Тогда может, повторим, в профилактических целях? — воодушевленно сказал Семен.

И, вопреки ожиданиям, мы продолжили наши изыскания в области невероятно чувственного секса, очевидно под воздействием полнолуния.

Последующие три дня я пребывала в радостной эйфории от того, что я не чувствую абсолютно ничего. Ни боли, ни тоски, ни мук совести и совершенно никакой любви. Все это я вылила в своих слезах на Семена, и он впитал все словно губка. Я была чистым листом бумаги, без единого темного пятнышка — сомнения.

Но спустя три дня, я почувствовала уколы беспокойства. Я ведь за это время даже не задумывалась, как дела у Семена. И хотя он тоже не интересовался на мой счет, я решила, что ничего страшного, если я первая выйду на связь. Просто так, без намеков, без желаний. Просто по-дружески. Я отправила ему сообщение «Как проходит твой полет? Что нового на планете Ияг?»