Гнев генерала Панка - Сергей Чичин

Маг, к облегчению Хастреда, не обиделся, только неопределенно усмехнулся и растаял в воздухе — очевидно, вернулся к себе в лабораторию.

— Скажите на милость, — процедил Чумп. — Совсем ты тут сдурел, книжная душа. Как сам и сказал — на хрена истинному магу помощь гоблина?

— Не знаю, — ответствовал Хастред беспечно. — А только нужна. Вишь, как перенёсся? А мог и по лестнице, не в его бы возрасте эдак порхать, может и сердце сбойнуть. Так ведь нет, норовит пыль в глаза пустить…

— Двигай уж, спасатель магов! — прирявкнул Чумп, выпихал книжника за дверь, подумал и, наклонившись к двери кладовки, гаркнул погромче: — А я тут подожду, пока добрый старина Фердинанд нос высунет! Или хотя бы до вечера пересижу, пока солнце не сядет!

И на цыпочках тоже покинул башню.

— Куда теперь? — вопросил Зембус, как раз в поте лица оттиравший Вово от дверного проема, откуда мощно несло пивным духом.

— К Наместнику, через торговые ряды, — решил Чумп. — Того и гляди, правда не пустят без золотых цепей и шпор. Так что по пути туда хотя бы кафтаны поприличнее присмотрим, а уж за оружием на обратном пути, не нойте. А тебе, лохматый, вовсе ничего не положено, пускай тебя твой друг маг экипирует.

Хастред блаженно улыбался. Согласно его книжным понятиям, маги были самыми что ни на есть лучшими работодателями — хотя бы по той причине, что могли наградить не только и не столько золотом. Чумп раздражённо плюнул ему под ноги, у ближайшего лоточника взял изрядный пирог и, махнув своим — мол, расплатитесь, — кратчайшим путем, через переулки и заборчики, повёл маленький отряд к торговым рядам.

…Когда гоблины добрались до резиденции Наместника, было уже за полдень, и согласно предвидению Чумпа Наместник как раз отправился на прогулку по своим угодьям. Маршрут его секретарь в приемной если и знал, то гоблинам не сообщил. Принцесса же с паладином, как и следовало ожидать, была принята Наместником в лучших традициях метрополий и на прогулку укатила вместе с гостеприимным хозяином.

— Зря тратились, — печально ухнул Хастред. Практичный Чумп нарядил всю компанию в стёганые гобиссоны, какие обычно носят рыцари под латами в бою и как верхнюю одежду вне боя, сверх того каждому досталось по дорожному плащу, Зембус оторвал элегантный и нелепый на общем фоне берет с пером, а для генерала Чумп выбрал чёрный с серебряным шитьем камзол — чтобы прекратил вздыхать по утерянному.

— Всё пригодится, — возразил неунывающий ущельник. — А скажи-ка, любезный, неужели Наместник или его гостья не оставляли никаких указаний касаемо спасителей оной гостьи?

Секретарь с любопытством воздел глаза.

— Это ты, что ли, спаситель?

Чумп огляделся, убедился, что не привлекает внимания охранников, застывших по углам приёмной, наклонился через стол к секретарю (тот откачнулся насколько мог, но мог мало — мешала высокая спинка кресла) и прошипел душевно:

— А ты, канцелярская крыса, сумлеваешься?

— Извольте! — гаркнул секретарь, надеясь привлечь внимание стражи, но воины глянули на него искоса, убедились, что трое гоблинов спокойно сидят вокруг стола ожидания, причём самый здоровый морщась жуёт восковое яблоко из натюрмортной вазы, а с секретарем мирно беседует самый мелкий из них, выглядящий вполне цивильно, и не пошевелились. — Коли вы и есть оные спасители, сегодня после вечернего набата Наместник даёт банкет в честь высокой гостьи, и вам надлежит явиться для получения соответствующих почестей. Её Высочество и паладин её, благородный рыцарь, непременно встретят вас и опознают, так что приглашение вам не понадобится.

— Что и требовалось. — Чумп стряхнул на стол меч, опять вызвав косые взгляды охраны. — Вот, проклятущий, всё ухо рукояткой намял! Это передай Наместнику, скажи — от генерала Панка с уверениями в искренней лояльности, да не вздумай ужулить или хоть позолоту сколупнуть — у меня всё подсчитано!

— Непременно, — ответил секретарь с неохотой. — А если спросят, какова история клинка?

— Тайна сия велика есть, — заявил Чумп важно, вызвав у начитанного Хастреда приступ дежа вю, кивнул своему отряду и повёл его прочь из резиденции Наместника. Теперь у них оставалась единственная цель — оружейный ряд. Генерал, прежде чем отбыть ко сну, душевно наставил Чумпа — оборужь, мол, братию так, чтобы половина гзуров умирала от ужаса, едва их завидя, а вторая половина трогалась в путь, без проблем и лишнего риска. И Чумп был намерен оправдать начальственное доверие.

— Здесь. — Хастред указал на дверь, испещрённую хитрой резьбой. По-видимому, резьба эта должна была изображать дварфийские письмена, но, по мнению книжника, общеписью не являлись, а тайнопись свою дварфы скрывали почище, чем секреты своих чудесных сталей и сплавов. — По слухам, лучшие брони. По крайней мере, барон фон Фистберг, что преподавал у нас в Университете ратные забавы, очень рекомендовал… Сам тут экипировался, а уж старый барон и не пил, и по бабам не шлялся — всё внимание уделял воинской справе.

— Может, и его генералу сосватаем? — предложил Зембус. — Старые вояки, авось споются.

— Спелись бы, да не судьба. Барон два года тому как скончался. Хорошо умер, как воин и как победитель, хоть и глупо. Сцепился с одним из брулайзийской школы — ну, эльфийской, те, как известно, без лат, без щитов, зато с двумя мечами. Слово за слово, дошло до поединка по вольным правилам. Из-за того и вышло: наш барон уверял, что лучше тяжёлые доспехи и меч с колун весом, а тот второй — что скорость всего важнее…

Хастред сокрушённо вздохнул. Барон фон Фистберг был его любимым наставником. Он не считал гоблина заведомо хуже других, напротив, видел его явное превосходство в своём предмете над иными студиозусами. Там, где далеко не изнеженные копошильские школяры валились от изнеможения, могучий гоблин сцеплял зубы и продолжал упражняться, хотя и не ставил себе целью стать профессиональным воином. Добросовестность — так назвал барон эту черту. Импонировала старому рыцарю и привычка гоблина к топору, орудию мощному и не вычурному, в отличие от популярных в Университете шпаг и мечей-бастардов. Гоблина же, в свою очередь, покорил тот жар, с каким барон обучал всех, кто хотел обучаться. В любое время он готов был выйти во двор с тупым мечом и начать объяснять одному-единственному студиозусу суть хитрого приёма. Частенько этим единственным был сам Хастред, и сейчас он вспоминал как золотое то время, когда он ночами являлся к жилищу барона в Университете, и барон, всё равно скорбный бессонницей, охотно выходил к нему, и своим лязгом железа они срывали занятия аколитов Ночи, проводившиеся в соседнем корпусе.

— Чего скорость-то, — вздохнул Вово. — Прав твой дядька, чем меч тяжельше, тем лучше…