Поветлужье - Андрей Архипов

   - Эээ... да. А як же работа моя на плинфе? - недоуменно протянул Рыжий.

   - Тьфу-ты, ну-ты... Проехали, пацан, - махнул рукой Николай.

   - Нет, нет... дядька Николай, я с Вовкой договорюсь, я побежал, - на бегу прокричал Вышата.

   - В помощь пусть тебе еще кого выделит... - выкрикнул ему вслед кузнец. - Торопыга... Еще бы соображалка работала, как у Вовки или того же Мстиши.

Глава 21

   Две фигуры кружили на дружинном дворе, поочередно пробуя пробить защиту друга друга. Одинакового роста, сухощавые и жилистые, они уверенными четкими движениями срывали атаки друг друга, принимая меч противника на голомень, либо отводя в сторону умбоном круглого щита, а потом резко разрывая дистанцию. Неожиданно тот, чья русая борода была испещрена седыми клочьями, резко ускорился и, сделав вид, что бьет ближе к центру, перевел удар правее, целя в незащищенный бок. Однако противника в этом месте уже не оказалось. Тот сместился в другую сторону и замер, касаясь лезвием ноги седого.

   - И пошто ты раскорячился посередь двора, а? Ну, коснулся бы ты меня, а далее? На мне не кольчуга, а бронь дощатая. Ты ее и дареным мечом не прорезал бы с такого размаха. Пару ребер разве поломал, аже стоял бы я на месте. А я на твоей ноге, что выставил ты всем на обозрение, подколенную жилу бы подрезал. Нагавицы на тебе не вздеты, да и те при желании прорезать можно. А без ноги ты ужо не жилец на этом свете. Добьют в один миг.

   - И что мне делать надобно было тогда?

   - Ногу свою не забывать где не попадя... Как вон Фаддей поршни свои в Переяславке оставил перед сеновалом... И ладно бы молодуху какую без мужа, так дочку ее собрался лапать. Мать то, как стемнело, вышла во двор, полезла дочку проверить на кой то ляд, глядь, а внизу поршни стоят...

   - Ну, и?

   - Ну и отходила теми поршнями да коромыслом Фаддея по утру. На сеновале то уже одна дочка была, спрыгнуть успел хряк этот. Мнится мне, знала та вдовица поршни эти, не раз, видать, привечала. Вот и погнала Фаддея от колодца по всей веси тотчас, как увидала... с криком да гамом на всю округу... Вот и ты... всё прикрыл, а ногу сзади забыл.

   - И, все-таки, если уж я в такую позу встал, что делать то?

   - Против доброго бойца - ништо, ошибка твоя в том, аже ты вес свой полностью на одну ногу перенес. Такое вместно лишь... аже нет рядом с тобой никого, али засыпают все на ходу. А уж коли влип, аки кур во щи, так щитом работай, он не только под меч ставить годится. Им, умеючи то, и зубы покрошить супротивнику можно, а уж толкнуть при ближнем бое, так то аз и буки для воина.

   Становись, Иван, - продолжил он, - покажу, аже щитом меч отводить надобно. Бьешь ты, к примеру, меня острием, а я... сильнее... вот так... край щита подставляю. Умбон то токмо по центру расположен, а венец, он из дерева. Видишь, меч лезвием завяз в кайме? Сей миг щит поворачиваю по оси, и меч твой в сторону уходит, а ты на миг с одним щитом остался. Мыслишь, что далее последует?

   - Что угодно, воевода.

   - Именно. И десницу твою с мечом я слегка вывернул. Можешь и не выдернуть меч одним разом то, хват неудобен стал. Оттого и не отпрыгнешь прытко от удара моего. А он куда угодно последует. Вот... - обманным движением воевода скользнул лезвием вверх и меч прошелся по спине полусотника. - А мог бы и сызнова по коленной жиле, благо, напомню в иной раз, нагавиц не вздеваешь. А делать что надобно в таком разе? Да, щитом ударить на сближение моё. Получить - получил бы, да не прицельно.

   - Так и ты иной раз нагавицы не одеваешь. Вообще, они у вас тут редкость, как я посмотрю...

   - Однако же к новгородцам все дружинные в них вышли. А у кого не было, так тех с отроками болезными в весь отослали. Оттого чуток более времени потратили, бронь то вздевая, да мы не торопились, время тебе дали к ушкую подобраться незаметно. Да и купец, покуда нас ждал, потом и волнением изошелся. Опять же, своей нерасторопностью мы ему неуважение свое показали. Оттого он потом в крике злость свою выплеснул, не думая об ином, а нам то на пользу было.

   - На пользу ли, воевода? С новгородцами схватиться можем...

   - Не думай о сем... Никто не заставлял их ратить нас, в любой миг до того миром могли разойтись, коли у новгородцев желание такое было бы. Окромя того, отпустил бы купец добром деток наших, послав братьев своих за ними... Да хоть откуп бы за них попросил, так все и обошлось бы. А как зыркнул он из-за стола на меня глазенками злющими, да стал предлоги надуманные сказывать, так и понял я, что к сечи надобно их подводить, потому как сами, добром, они отроков не отдадут. Вот и подгадал время, аже выгодно нам было, раззадорив купца словами своими. Ошибся чуток, тянуть потом пришлось, абы лодьи снесло течением аккурат напротив нас. Однако всё получилось. Потому не мысли, есть ли польза али нет. По правде мы своей поступили, за кровь нашу им воздалось, аже первыми они пролили.

   - Да не про то я, а про последствия...

   - И про то, аже случится, не горюй, вои мы... Коли Никифор тот же мыслил бы яко поступить надобно, так отступил бы он от деток. И не заикнулся бы о них, абы новгородцев не раздражать. Тем и кончилась бы весь в скором времени, смердами бы растворилась окрест. А нам не пристало отступать, да и не выжить нам иначе, мыслю я. Тем паче, смерть с нами рядышком прошлась, ажно волосы у нас взъерошила. И токмо дерзость твоя от нас ее отворила. Мыслю, и далее так же поступать должны. А вот как поправить разлад наш с новгородцами, помыслить крепко надобно. Собраться советом и помыслить.

   - Согласен я с этим, Трофим... А вот коли не отдали бы детишек нам, а? И стрелы метать не стали бы. Сказали бы, неча вашим отрокам разгуливать без сопровождения, сами виноваты... Али выкуп такой заломили, что не смогли бы мы заплатить его?

   - Пришлось бы по Правде Русской судиться с ними, в Новгороде... Понял я, понял, что за спрос у тебя... Не отпустил бы я новгородцев с отроками отсель... Не каждый бы меня поддержал в том и отвечать бы за такие деяния не миром всем пришлось бы, а каждому токмо за себя... На лодье бы их в верховьях перехватили. Но опять же с теми, кто сам вызвался бы на такое дело...

   - Не всякий воевода за деток так бы жизнями ратников своих рисковал... Не говоря уже о своем животе. Мнится мне, не ценятся у вас дети, пока в возраст не войдут.

   - Согласен, один я такой. Свезло тебе со мной, Иван... Да ты сказ о моей жизни слыхал, поймешь, аже я в такой миг Марушку свою вспоминаю. И тех же спасенных детей Петра...

   - Это да, повезло мне, что мыслим мы схоже... Да и делаем так же... Ты мне вот еще о чем скажи... Щиты у вас при стычке с новгородцами высокие были, с перегибом... двухскатные, что ли. К телу плотно прилегают, стрелами не взять. Так что, нагавицы вроде и не нужны были?

   - Ты молви еще, аже и меч с собой брать не надобно, раз из ножен доставать не пришлось. Как бой тот прошел бы, гадать токмо можно было. Не были бы мужи новгородские столь уверены в силах своих, так и не кинули бы разом стрелы в щиты наши, надеясь пробить их. Хоть и поранили при том одного, в упор все же били...

   - А что бы делали тогда они?

   - Кабы щиты были другие, навесом бы стрелы класть стали, хорошие вои сызмальства к этому приучены. Токмо легче было бы просто держать столь малое наше воинство под обстрелом редким, а ратники тем временем обошли бы, да вырезали нас со спины. Так они и дернулись на то, крайние пошли ужо, когда с лодей вдарили по ним. Но про удар такой и опытный воин не догадается. И мысль не возникнет, аже со спины, где свои токмо стоят, смерть придти может. За тем на ушкуе бдить должны были, да разве им до того было? Уж такое действо им купец устроил, хо-хо... С реки они опасность не чуяли, да и сонными большую часть из них подняли. И то ладно им, что в бронях были, вздеть успели, как нас издалече увидали. Да по три каленых стрелы на воя, со спины, кого хошь уложат. Тем паче, один бил по ногам, а те без нагавиц были, не было их у новгородцев. То ли несподручно им было, то ли иная причина. Лишь батарлыки на ушкуе потом нашли... И то, что знакам тайным воев своих успел научить, абы тишину хранить, зело помогло нам, хоть и попутались они слегка, цели выбирая. А в лесу то доброе дело будет, пригодится в засадах разговоры безмолвные вести.

   - На все случаи жизни знаков не напасешься...

   - Так и в засаде не о бабах болтать, - закончил разговор воевода, в очередной раз приглашая своего полусотника в круг отрабатывать владение мечом.

***

   - Ну, наконец-то, - выдохнул Михалыч, когда зашедший к нему и воеводе на огонек Пычей пересказал свой краткий разговор со старейшинами верхних отяцких поселений.

   Полусотник практически переселился в дружинную избу, лишь иногда заходя в дом к Любиму проведать выздоравливающего Тимку. Сначала он несколько раз задержался у воеводы за долгими разговорами при свете лучины, когда глаза начинали слипаться, а ноги при ясной голове после кружки-другой крепкого меда становились ватными. Доставал овчину из глубокого сундука, благо Трофим уже давно звал его к себе и разрешал невозбранно тем пользоваться, кидал ее как подстилку и с наслаждением вытягивал ноги на широкой и длинной лавке. Помимо ночных посиделок была еще одна причина переселения - в избе, кроме воеводы и Свары, никто не проживал. Петр предпочел ютиться у молодой вдовы, которая с радостью стала заботиться о его детях, не отличая их от своих пятилетних девочек-близняшек. Пользуясь своим положением, он отгородил для своей новой семьи половину полуземлянки, но в остальном его житье ничем не отличалось от остальных дружинных. Те тоже либо осели со своими семьями по "баракам" Переяславки, либо разбрелись по незамужним бабенкам в случае своего холостого положения. Так что, после того, как Свара переехал в Болотное поднимать молодое воинство, поворчав для порядка, что его отослали слишком далеко от местного бабьего неограниченного контингента, воевода приказным порядком переселил своего полусотника к себе, абы скуки не было. Проживала ли с воеводой какая из баб, которые время от времени заходили в избу, чтобы обстирать и накормить живущее там воинство, али он менял их по кругу, Михалыч не спрашивал, а досужие разговоры личную жизнь воеводы старательно обходили стороной. Так что переехал полусотник на новое место жительства без всяких опасений, что того стеснит. Себя же Михалыч тренировками доводил до того, что даже не оглядывался на заинтересованные взгляды лучшей половины человечества. Кстати, и называл женщин он прилюдно так же. Когда же Свара как-то поинтересовался, пошто он баб каких-то лучшими называет, то получил от полусотника встречный вопрос: