FLY - Александр Шуваев

Когда пилот откланялся, Кускрайд незамедлительно перешел в соседнюю комнату, где его ждал старый человек. Он медленно поднял на вошедшего амимичное лицо. Кускрайд давно замечал, что у очень старых мужчин лицо становится таким, - не бесстрастным или невозмутимым, а именно ничего не выражающим. Как будто у его обладателя попросту не остается сил поддерживать на лице хоть какое- то выражение.

- Ну как?

- Уги, он очень развязно с тобой разговаривал. Ты не должен позволять ему подобного тона, да.

- А! - Кускрайд махнул рукой. - Пусть тешится, - если человеку так работается легче, то почему бы и нет? Дураки из молодых, в отличие от старых дурней, чувствуют себя ну такими уж прям свободными, - если им всего-навсего позволить болтать без соблюдения ритуалов. Человеком особенно легко бывает править, если у него только есть иллюзия свободы.

- Нет-нет, Уги, - он правда очень нехороший человек… Ты уж будь с ним поосторожнее, прошу тебя…

- Умный ты человек, учитель, но в данном случае все-таки ошибаешься: если хочешь знать мое мнение, то среди нынешних тридцатилетних попросту нет людей, которые были бы опасны сами по себе. Как эксперты и специалисты - да! Вместе и в качестве аналитиков, организаторов и исполнителей, - так ку-уда там старой гвардии! Но они понятия не имеют, каково это - жить под угрозой полного и неукоснительного уничтожения за малейшую ошибку или даже без таковой, а просто так, ввиду "об-щей обстановки". В отличие от тех людей, которых мы с тобой оба так хорошо знали, это не волки, не лютые хищники в пиджачках. Это обыкновенные служащие, у которых просто- напросто работа такая.

- Да я же ничего не говорю, мальчик мой, я только прошу помнить, что бывают исключения…

- А-а, произвела впечатление манера проработки проблем? Это у него есть. Давеча он с бо-ольшим неодобрением отозвался об умниках, которые ну, - никак не могут не демонстрировать свой ум, а того не понимает, что сам точно такой же. Заливается, аки соловей, своими собственными словесами упоенный, и уж тут ничего не видит и не слышит.

- Но КАК он все это говорил! Ни малейшего чувства, один голый расчет, как бы побольше убить людей…

- Отец мой, старый дружище, - нам ли осуждать за подобное? Ты только вспомни…

- И все равно, - старик махнул рукой, - это все было совсем другое дело… Мы же постоянно помнили, что творим, даже после того, как привыкали… И вы росли такими же. - Он замолчал довольно надолго, мучительно подыскивая слова, которые правильно выразили бы его ощущение. - У меня правнук есть, Фьян, ему шестой год пошел. Давеча играли они с другом, красные, взъерошенные, пукают и не замечают - настолько увлеклись. Потом он ко мне подбегает , весь в желтых пластмассовых латах, и орет: "Деда! Мы тут с играли с Баррой в войну и убили тридцать тысяч миллионов онутов!!!". Так и этот твой, - он точно так же не понимает, о чем говорит, о людях, или об оловянных солдатиках… Или играх этих, ну, - которые с машиной?

- Что-то тут, конечно, есть. Вот и в боях вроде бы участвовал, и по горам полтораста верст пешедралом добирался, - а не вижу я, чтобы все это сколько- нибудь глубоко на нем отразилось. Будто все это - по телевизору показывали, и шкуры его никак не касалось. Пусть продолжает так думать, это нам очень удобно. Отнесись к нему не так, как относился к зверью из своего департамента а просто-напросто как к оружию редкостных достоинств. Считай его компьютером, которым пользуется человек.

- Вот он вычислит момент, когда мы с тобой станем ему опасны или попросту не нужны, а после этого - и минуты сомневаться не будет, а как мусор - на совок и в помойку…

- Чтобы вычислить, - усмехнулся Кускрайд, - нужны данные. Таких людей губит то, что им не приходит в голову убивать просто так. Совсем-совсем на всякий случай. Это высокое искусство, тут чутье нужно.

- Ты как- нибудь потихоньку- помаленьку отодвинь его в сторонку, - право слово…

- А уж вот это вот никак нельзя. Сам понимаешь…

- Ну так убей, в конце концов!

- Ба, и куда ж это делась твоя проповедь гуманизма? Я уж подумал было, что мой бессменный наставник вдруг стал бояться греха, а это для нас с тобой либо слишком рано, либо слишком поздно. И тут вдруг прямо так, сразу - и такое предложение!

- Да нет, все не так. Старая голова не соображает, не могу объяснить, а только ведаю, что его убить - и вовсе не грех никакой… И будь ты с ним осторожен, - старик мелко застучал по столику, - будь осторожен с ним, Уги. Он нехороший, холодный, безжалостный, в человеке живой души совсем не видит…

Так, поехали по второму кругу. Совсем, видать, сдал старик. А как-кой был человечище! Мозги, сила, чутье - все при нем было, таких теперь и не бывает. Но сдал, сдал… Как бы это исхитриться прервать его безвыходный монолог, чтобы он не обиделся? Ведь и не отмахнешься просто так, потому что под склеротическими наслоениями старости у него сохранилось- таки самое ядро личности с разумом ясным и безошибочным, только легко устающим. И, главное, - сохранилось чутье, то врожденное, звериное, нутряное чутье, которое во времена оны позволило пересидеть и хитрецов, и гениев, и непроходимых мерзавцев, и выскочек, и умников всех мастей. Поэтому он нагнулся через стол, облокотился на крышку стола, и, глядя старому человеку прямо в глаза безжалостным взглядом, сказал свистящим шепотом:

- Я не пойму: ты что же, считаешь, будто я не знаю, с кем мне приходится иметь дело? Сформулировать? Что, - у тебя не было наемных убийц самого разного звания и происхождения? И все, - заметь, - люди понимающие, без самоупоения этого… А вот он, такой веселый и умный, не понимает, что при всех своих достоинствах и заслугах, - нужен только пока нужен, а дальше - схема отработанная и сбоев не дающая. Ты кого - ангела ждал на такой работе? Так почти, считай, дождался…

Старик только слабо махал рукой и жалко кривил губы.

- Да ничего я, Уги, ничего… За тебя только боюсь очень. Я совсем слабый стал, от всего расстраиваюсь… Ты не сердись только…

XVIII

Когда в самый разгар шторма в штаб-квартире филиала "Шеоле", что располагалась на Тон-Кере, главном острове архипелага не получили подтверждения связи, когда связь эту не удалось восстановить никакими силами на протяжении двух часов, по филиалу прошел соответствующий приказ. Отчаянно ругающийся командир собрал экипаж и бригаду в расширенном составе, для чего двоих - пришлось вытаскивать от баб, а пятерых - экстренно протрезвлять подручными средствами. И благо еще, что сбором аварийно-спасательной бригады довелось заниматься не ему. Когда два часа спустя , то есть достаточно оперативно для таких условий, сборы закончились, командир ввел в маршрутный компьютер код одиннадцатого маршрута, и стал ждать, когда система выберет оптимальный миг для старта. Наконец мягко, с понижением и затиханием звука взвыло.