Драмы и комедии - Афанасий Салынский

К у р с а н т ы. Разрешите вас проводить!

— До машины, господин инженер-капитан!

Сильно повеселевшая  к о м п а н и я  уходит. Полозов и Дорм, вдвоем, сидят за одним столиком.

Д о р м. Ты сегодня какой-то вялый.

П о л о з о в. Я? (Отводит глаза.) Как всегда… Что не пьешь? Волжане пьют крепко. Сам по себе измерил. Как по-мордовски сказать «водка»?

Д о р м. А черт ее знает! Только некоторые слова помню. Мои старики и те уже не говорят на родном языке, забыли, давно в городе.

П о л о з о в (наливает вина). За нашу матушку Волгу! Еще по рюмахе, Волга!

Д о р м. Ты не приметил, где здесь два ноля? (И наклонившись к уху.) Выйдем на минутку, дело есть.

Они выходят из-за стола.

Впрочем, и здесь можно… (Наносит Полозову сильный удар.) Это для начала разговора! Думаешь, я тебя не понял? Сука. Что задумал?! Я здесь все — и советский суд, и пролетарская наша прокуратура. Хоть одного предателя родины собственными руками убью. Вставай, гад!

Полозов встает. Широченный, могучий, кажется, вот он кинется в драку. Нет, он издает жалкий стон. И тут же снова падает под ударом Дорма.

Тихо, тварь. Говори, кто тебя против меня настраивает?!

Полозов молчит, на спине отползает. Дорм бьет изо всех сил пинками. Льет ему на голову какую-то недопитую минеральную воду из бутылки и снова бьет.

Кто?! (Наваливается на Полозова, заносит над ним нож.)

В луче света замер Бесавкин.

П о л о з о в (в ужасе). Сверчинский!

Д о р м. Сверчинский?! Врешь!

П о л о з о в. Он… Он!

Д о р м. Что болтает этот фашист?!

П о л о з о в. Что ты — немец…

Д о р м. Вставай! И поедом отсюда. Умой лицо. Быстро. (Выталкивает Полозова).

Бесавкин прячется.

(Набрал номер.) Фридрих, полковник у себя? Нет? (Уходит.)

Б е с а в к и н (один). Вот и разгадка нашего мордвина, Коля… Схватят тебя, малыш… и мать уже не встретит тебя в твоей Сибири… Что делать? Подсказал бы ты мне что-нибудь?.. Решает минута. А-а, есть! Машина… мост… Ничего другого не успеть… Алена! Алена, чудо ты мое законное… Ругни меня в последний раз, пока я еще живой. И поцелуй… (Притворяясь в дымину пьяным, он идет навстречу входящим Дорму и Полозову.) Ребята, ловите счастливый момент!

Д о р м. Карты? Отстань!

Б е с а в к и н. Девочки! Немочки… из госпиталя… Пышечки! Моя Эльза позовет подруг… Им так обрыдли свои — немецкие офицеры! Что рассказывают… особенно про генералов!

Дорм торопится, подталкивает Полозова. Тот совершенно деморализован, тупо смотрит, прячет в тень избитое лицо.

Д о р м. В другой раз, Рецидивист. Нам нужно скорее ехать.

Б е с а в к и н. Ехать надо нам всем! И не к-куда-нибудь, а к девочкам.

Д о р м. Ладно, доедем вместе до города, а потом валяй к своим девочкам.

Б е с а в к и н. Эх, под дугой колокольчик звенит!.. Ребята!

Входят  к у р с а н т ы.

Вот теперь-то мы заживем! Поехали!

Перемена света. Идут  А н б е р г  и  Э м а р.

А н б е р г. Оплошность шофера?.. Нет, нет и нет!

Э м а р. Вскрытие показало: шофер был трезв. Машина шла по мосту с небольшой скоростью — шестьдесят. Но это все-таки шестнадцать метров в секунду! Малейшая неосторожность — и…

А н б е р г. Совсем недавно — оплошность с парашютом, теперь — с машиной… Всех передать Хаммфельду, всех, кого мы еще не успели послать! Бедняга Эрих Дорм, неужели он был прав?..

Э м а р. Простите, я не могу согласиться с вами.

А н б е р г. Мы наберем еще сто пятьдесят, триста! В наших лагерях — миллионы русских…

Э м а р. Но где гарантия, что новый контингент будет благонадежнее?

А н б е р г. Страшная логика…

Э м а р. В этом печальном происшествии может и не быть ничего чрезвычайного. Школа работала превосходно. Это мнение сложилось наверху. Весь персонал, и прежде всего вы и я, представлен к наградам. Сейчас обнаруживать свои сомнения — значит совать головы прямо в петлю. Ваш добрый приятель Хаммфельд только того и ждет.

А н б е р г (после тяжкого раздумья). Будем считать, что это — маленькая ранка в организме нашей работы…

Перемена света.

В е р е ж н и к о в (в луче). «Риск должен быть оправданным и разумным», — говорил ты. А сам? Что же мы теперь скажем Алене? Она ждет тебя… А меня ждет полковник. Что ж ему ответить?

Появляется  м а т ь  Вережникова.

М а т ь. Ты свободен в своем выборе, сынок. Если бы жив был отец… Но его нет. А мое здоровье, ей-богу, не исполинское.

В е р е ж н и к о в. После победы мы поедем с тобой к теплому морю, мама…

М а т ь. Возвращайся скорее.

В е р е ж н и к о в. То же самое говорил Иван. Но ведь никого другого здесь не оставляют.

М а т ь. Страшно там, сынок?

В е р е ж н и к о в. Страшно. Я привык. Остался бы. Да вот какая история… Все уехали, улетели все, кому я мог бы сказать, почему остаюсь тут. А Бесавкин, Ваня Бесавкин погиб.

М а т ь. И ты боишься, дома могут заподозрить, что ты остался служить немцам?

В е р е ж н и к о в. Да, мама.

М а т ь. Если у человека чиста совесть, откуда придут ему мысли, что надо каждый свой шаг страховать свидетелями? Как можно жить, что можно сделать хорошего, все время опасаясь, что тебя заподозрят в дурном?

В е р е ж н и к о в. Так как же быть? Война, мама.

М а т ь. Решай сам, сынок. Ты уже взрослый. Я понимаю, война.

В е р е ж н и к о в (вспоминая слова Воронина). Я готов трижды на день с позором умирать, только бы вырвать победу.

Появляется  М а л и н о в ы й  п а р е н ь.

М а л и н о в ы й  п а р е н ь. Я, конечно, ничего не знаю, но его надо расстрелять.

В е р е ж н и к о в. Ребята тебя еще не выгнали?

М а л и н о в ы й  п а р е н ь. Я еще выше пошел. Растем. А вот ты — кто?!

В е р е ж н и к о в. Я — человек.

Появляется  А н н а.

А н н а. Я и не предполагала, что ты представляешь опасность для наших палачей… Спасибо, ты мне хоть намекнул! Я верила, что умираю не зря… Ты хотел, чтоб я думала так? Чтоб я стала другой?

В е р е ж н и к о в. Да, хотел.

А н н а. Или ты больше любил свои камешки? Подари их мне! Я их сберегу.

В е р е ж н и к о в. Возьми. Я оставлю только один. Самый первый, вот этот, белый, приметный… (Сжал кулак.) Сыны человеческие — легче пустоты? Нет, мы кое-что весим…

А н н а. Меня пытали электричеством. А потом дали большой ток. Будь с ними осторожен.

В е р е ж н и к о в. Я, кажется, покидаю Ройтенфурт.

А н н а. Как хорошо! Конечно, лучше было бы бежать еще раньше со мной в Швецию… Но хорошо и так!

В е р е ж н и к о в. Ты думаешь, это — бегство, Анна? Анна?! (Один.) Опаздывать нельзя…

С т р о й  к у р с а н т о в, как в начале пьесы.

А н б е р г. Я понимаю ваше психологическое состояние… Вы — сыны своей родины, России… Я сразу хочу заверить вас в том, что никого из вас, я подчеркиваю — никого, мы не оставим здесь против его воли…

В поле зрения Анберга — В е р е ж н и к о в.

Да, Николай Николаевич?

В е р е ж н и к о в. Господин полковник… Я пришел с ответом.

А н б е р г. Я надеюсь, положительным?

В е р е ж н и к о в. Да.

А н б е р г. Мой новый испытанный друг… Ясно ли вам, какую исключительную ответственность вы принимаете на себя?

В е р е ж н и к о в. Можете не сомневаться. Я честно и до конца выполню свой долг!

З а н а в е с

1965

МУЖСКИЕ БЕСЕДЫ

Комедия в двух частях

ИЛЬЯ СТЕПАНОВИЧ КУДИНОВ.

ЕВА — его жена.

ЭРИК — сын.

МАРФУША — дочь.

НИНА ТАТАРКИНА.

ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ РЯЗОВ.

ВАЛЕНТИНА — его жена.

ВАЛЕРИЙ НИКОЛАЕВИЧ АБРОСИМОВ

ВИКТОР ИГНАТЬЕВИЧ СТУПИЦЫН.

АНТОН СЕМЕНОВИЧ ПОСКОНОВ.

ЛЯЛЯ — его жена.

МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ ВАЛУЕВ.

АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ САМОХИН.

МАКСИМ ФЕДОРОВИЧ ВАТАГИН.

РИММА СЕРГЕЕВНА РЖАНОВА.

ГЕННАДИЙ МАРТЫНОВИЧ ЛЕБЕДЬ.

АЛЕВТИНА — его жена.

ОПОКИНА.

ЕЛЕНУШКИНА.

БЕЛЛА ШУСТЕР.

ГОСТИ.