Город (сборник) - Дин Кунц

Я проснулся, сел, откинул простыню, перебросил ноги через край кровати, в темной комнате, тяжело дыша. Совершенно бодрый, с ясной головой, встревоженный. Я боялся не самого кошмара, а того, что услышу голос мисс Перл или увижу ее силуэт, а это послужило бы подтверждением, что ужас, увиденный во сне, – пророческий.

Испытав огромное облегчение от того, что в комнате ее нет, я тут же заметил что-то бледное за сетчатым экраном, который закрывал окно, нижнюю раму которого я поднял еще вечером, чтобы дать доступ свежему воздуху. Подумал, что это лицо человека, который мог наблюдать, как я сплю, на манер Фионы Кэссиди, еще и сфотографировавшей меня. Если давно ожидаемый кризис приближался, как думали мы с мистером Иошиокой, тогда трусость – или даже колебания – могли стать для меня смертельными, я бросился к окну, чтобы противостоять тому, кто шпионил за мной. Никого не увидел, только комар бился о металлическую сетку, настолько беззвучно, что слышал я только удары своего сердца. Если кто-то и наблюдал за мной, то этот незваный гость – он или она – поспешно исчез, но, скорее всего, бледное пятно нарисовало мне мое богатое воображение.

Следующим утром, покормив и выгуляв Тосиро Мифунэ, миссис Сецуко Нозава, не нарушая скоростной режим, поехала через Чарльстон, штат Иллинойс, к Восточному Иллинойскому университету. Собаке на этот раз захотелось ехать, высунув голову из окна. При скорости выше двадцати пяти миль в час она могла серьезно повредить глаза, окажись в воздухе какие-то твердые частички.

Хотя миссис Нозава ехала кружным путем, по спальным районам, где максимальная разрешенная скорость движения была существенно ниже, чем в других местах, несколько нетерпеливых водителей пытались гудками побудить ее прибавить газа. Она же ехала с высоко поднятой головой, не обращая внимания на их недовольство, не реагируя на грубые слова или непристойные жесты, обращенные к ней. После каждого гудка она говорила: «Наму Амида!» – что означало: «Будда простит». И есть бы не тон, создавалось ощущение, что она тоже прощает всех этих торопыг. Пес, тонко чувствующий настроение хозяйки, свирепо рычал при каждом «Наму Амида».

В отделе связей с выпускниками университета симпатичная рыжеволосая девушка с россыпью веснушек на лице и внушительной грудью оказала миссис Нозаве всяческое содействие. Миссис Нозава повторила выдуманную историю о студенте, который оказал ей и ее мужу неоценимую услугу, но девушка с волосами цвета пламени объяснила, что они не вправе делиться адресами выпускников. Миссис Нозава ответила, что она прекрасно понимает ситуацию, и ей лишь нужно узнать, может ли отдел связей отправить ее благодарственное письмо этому молодому человеку, который уже покинул стены университета. Конечно же, девушка с радостью согласилась оказать миссис Нозаве такую услугу.

Сама миссис Нозава сильно сомневалась, что Лукас Дрэкмен посещал университет под именем Дугласа Т. Атертона. По ее мнению, он, скорее всего, подделал и карточку социального страхования, и студенческий билет, чтобы получить возможность арендовать абонентский ящик в магазине Норбертов. Однако она назвала девушке фамилию Дрэкмен и предполагаемый год завершения учебы – 1963. Через минуту получила подтверждение, что Лукас Дрэкмен действительно закончил Восточный Иллинойский университет, и миссис Нозава обещала, что через пару дней привезет письмо в запечатанном и снабженном маркой конверте, хотя делать это не собиралась.

Мистер Тамазаки из «Дейли ньюс» надеялся выяснить, стараниями миссис Назавы, что Лукас Дрэкмен проживал около Чарльстона в тот период времени, когда миссис Рената Колшак исчезла с круизного лайнера в Карибском море. В этом случае появлялась возможность утверждать, что он арендовал под вымышленным именем абонентский ящик, в который и направили билет на тот же круизный лайнер для Дугласа Т. Атертона. На этом миссия миссис Нозавы и заканчивалась.

Чуть позже, из своего кабинета в одной из химчисток, из которого она руководила коммерческой империей, принадлежащей ей с мужем, миссис Нозава позвонила мистеру Тамазаки, который поблагодарил ее от всего сердца. Она тоже полагала, что в этой истории поставлена последняя точка, но через несколько часов убедилась в обратном.

В центре города я бывал с мамой, но никогда в компании мальчишки с таким же, как мой, чувством юмора и под присмотром девушки-подростка, такой милой, что люди улыбались, глядя на нее. Когда она торопливо переводила нас через улицу и стремительно поднималась по длинной лестнице, ее конский хвост летал из стороны в сторону.

Мама дала мне пятьдесят центов, стоимость ученического билета в художественный музей, и деньги на ланч. Я чувствовал себя богатым, свободным и готовым к приключениям… но тихая паранойя никуда не делась.

На остановке, с которой нам предстояло уехать и где мы ждали автобуса, мое внимание привлек черный «Шевроле», в котором сидели двое мужчин, припаркованный в полуквартале. Автомобиль стоял под деревом, в тени, и я не мог видеть их лица, но практически убедил себя, что это Лукас Дрэкмен и мой отец.

Я помнил, что рассказала мисс Делвейн мистеру Отани, когда болтала с ним в канун Нового года: ее бойфренд, который недавно развелся, только и говорит о том, что заберет сына к себе. Если в автомобиле и на самом деле находились мой отец и Лукас Дрэкмен, они могли последовать за нами в центр города, где я оказался бы вдали от дома и наиболее уязвимым, и попытаться похитить меня.

Когда мы вышли из автобуса, черный «Шевроле» не стоял у тротуара и не проехал мимо, и это говорило о том, что страх мой иррациональный. Тем не менее я оставался настороже, каждое мгновение ожидая внезапного нападения.

Мы прибыли на угол Национальной авеню и Пятьдесят второй улицы, исторический центр города. В радиусе двух кварталов находилось здание суда, величественная центральная библиотека, лучший из концертных залов, кафедральный собор, самая старая в городе синагога и несколько кинотеатров. Архитектура предлагала красоту на все вкусы, здания облицовывали мрамором, гранитом, известняком, некоторые венчали башенки, и никаких тебе начисто лишенных архитектурных достоинств стеклянных монолитов. Это была самая удивительная часть города, где особенно чувствовалась красота порядка и упорядоченная сила красоты.

За нашими спинами высилась тридцатиэтажная громада финансового центра, построенного в стиле арт-деко, с Первым национальным банком на нижнем этаже. Напротив, колоннами напоминая греческий храм, находилась «Пинакотека Каломиракиса», где мы собирались посмотреть выставку «Европа в эпоху монархии».