Дитя каприза - Дженет Таннер

Он не мог пока точно определить, что именно изменилось. Конечно, Пола и раньше была «снежной королевой», холодной и сдержанной, она всегда скрывала свои подлинные чувства под ледяным королевским высокомерием. Но теперь он чувствовал, что за этим кроется нечто большее. Бывали моменты, когда она совершенно замыкалась в себе, скрываясь от него там, где он не мог ее достать, ее взгляд становился отрешенным, словно она видела то, что не дано видеть никому другому. А временами на нее нападала хандра, однажды он застал ее в слезах, и она не смогла – или не захотела – сказать ему, почему она плачет. А порой она становилась подозрительной, «делала из мухи слона», как сказала бы его мать, усматривая пренебрежение к себе там, где его не было и в помине, и возбуждалась, уверовав в собственные выдумки.

Хьюго впервые заметил это, когда однажды она привела Гарриет в демонстрационный зал. Он был занят и ему пришлось на некоторое время оставить Полу одну в своем кабинете. Когда он вернулся, ее уже не было.

– Что случилось, дорогая? – спросил он по возвращении домой.

Пола пожала плечами.

– Мне не захотелось там оставаться. Ты прекрасно знаешь, что твои сотрудники никогда не любили меня, но сегодня все было еще хуже, чем обычно. Они все обо мне сплетничали, разглядывали и шептались. Мне стало не по себе.

– Думаю, что они говорили о том, какой красивый ребенок Гарриет, – сказал Хьюго, но его это удивило, потому что Поле всегда было совершенно безразлично, что о ней думают другие.

Потом вдруг она начала жаловаться, что он уделяет ей мало времени.

– Ты всегда работаешь. Почему тебе приходится работать допоздна? – спрашивала она с недовольным видом.

– Дорогая, ты хорошо знакома с миром моды. Ведь у нас бывают очень напряженные периоды.

– А если ты приходишь домой пораньше, то почти всегда отправляешься навестить мать.

– Она стареет и плохо чувствует себя в последнее время. Я стараюсь повидаться с ней при малейшей возможности – и, ради Бога, это бывает не так уж часто. Ты могла бы навещать ее вместе со мной.

Пола скорчила недовольную гримасу.

– Чтобы выслушивать ее поучения насчет воспитания Гарриет? Нет уж, увольте. Твоя мать меня ненавидит. Всегда меня критикует и, я уверена, что она наговаривает тебе на меня.

– Наговаривает на тебя? Что ты имеешь в виду?

– Я слышала, как она говорила обо мне всякие вещи. Не понимаю, почему ты этого не слышал. Она просто злобная старуха.

– Но она моя мать, и я намерен проводить с ней, пока могу, хотя бы несколько часов в неделю, – сказал Хьюго твердо.

Пола надулась.

– Мне кажется, ты меня больше не любишь.

– Не говори глупостей! – сказал он, теряя терпение.

– Вот видишь! Ты просто злишься на меня. – В глазах у Полы заблестели слезы.

– Потому что я просто не знаю, что на тебя нашло. Ты говоришь, что хочешь, чтобы я больше бывал дома, но когда я дома, ведешь себя ужасно. У тебя есть все, что может пожелать женщина, и, откровенно говоря, я не знаю, что еще тебе нужно для счастья. По правде говоря, я думаю, что ты и сама не знаешь, чего тебе хочется.

– Я хочу, чтобы они перестали болтать обо мне.

– Кто?

– Да все.

Он видел, что она вот-вот замкнется в себе, и притянул ее поближе.

– Дорогая, тебе нужно самой выбраться из этого состояния. Хочешь, я приглашу психоаналитика? Может быть, если ты побеседуешь с ним…

– Нет! Не нужен мне психоаналитик! Со мною все в порядке. – Но она казалась такой одинокой и испуганной. Хьюго решил про себя, что ему следует еще раз поговорить с Бастером.

Он нежно поцеловал жену, и она не сопротивлялась его объятиям. Но когда он взглянул на нее, она смотрела пустым взглядом в какую-то точку поверх его плеча и в ее глазах была мука.

– О Пола! – Он снова поцеловал ее, раздел, попытался поднять ей настроение, показывая свое физическое влечение к ней. Она не протестовала, но прошло немало времени, прежде чем он почувствовал, что она начинает отвечать на его усилия. Боясь, как бы она снова не погрузилась в состояние меланхолии, он стал целовать ее в живот, спускаясь все ниже, пока не достиг самых потаенных местечек. Это ей всегда нравилось, возможно, потому, что она чувствовала себя в безопасности, зная, что не сможет забеременеть от его губ. Работая языком между нежными складками ее тела, он почувствовал, что она начала двигаться в такт его движениям, вцепившись пальцами в его волосы, и ощутил, как напряглись ее живот и бедра. Его желание к тому времени утихло, и он хотел лишь, чтобы ей было хорошо и чтобы она поняла, как сильно она любима. Ее возбуждение нарастало, и он засунул язык глубоко внутрь ее тела…

Когда постепенно утихли дрожь и пульсация ее самых глубинных, самых потаенных мускулов, Хьюго захлестнула волна теплоты и радости. Он скользнул вверх и оказался рядом с ней, страстно желая теперь получить свою долю удовольствия, но тут же почувствовал, как ее руки, упираясь в его плечи, отталкивают его.

– Нет, Хьюго! Я без колпачка!

«Тогда сделай для меня то, что я только что сделал для тебя», – хотелось ему сказать, но он почему-то не смог этого вымолвить. Не в его привычках было умолять ее сделать то, чего она никогда не делала, не мог же он насильно навязать себя ей вопреки ее воле, хотя он изнывал от мучительного желания. В тот момент он готов был умереть, лишь бы она прикоснулась своими губами к его члену, но он знал, что она этого не сделает – холодная эгоистичная Пола содрогалась от оргазма, когда его язык ласкал ее сокровенные глубины, но она никогда не доставит такого удовольствия ему, В те дни, когда они занимались любовью без ограничений, это не имело значения. Теперь же это значило многое. Он был готов расплакаться от отчаяния и внезапно охватившего его чувства одиночества, но даже теперь беспокойство о ее благополучии возобладало над его собственными желаниями. Он отодвинулся от жены, но, когда решился взглянуть на нее, с отчаянием увидел, что она снова уставилась в пространство невидящим взглядом.

Впервые Хьюго разозлился, и его отчаяние перешло в раздражение. «Что, черт возьми, с тобой происходит?» – хотелось ему сказать, но он промолчал. Он резко встал, желание исчезло. Когда Хьюго, хлопнув дверью, вышел из комнаты, Пола продолжала лежать, не двигаясь, с широко раскрытыми глазами, словно человек, погрузившийся в гипнотический транс.

Растерянный, несчастный Хьюго, терпение которого было на пределе, проводил все больше и больше времени с Гарриет, щедро изливая на нее любовь, отвергнутую Полой. Он обожал малышку и с трудом верил в то, что смог произвести на свет такого красивого ребенка. Он любил играть с ней, подбрасывая вверх, чтобы она хохотала, гулять с ней в Центральном парке долгими теплыми вечерами, хотя няня жаловалась, что он нарушает режим, учил ее запоминать дорогу, хотя она была еще слишком мала, чтобы понять, о чем он говорит. Именно Хьюго был рядом, когда Гарриет сделала первые неуверенные шаги, это он протягивал ей руки как самое надежное пристанище, подхватывая за крошечные толстенькие ножки, и подбрасывал высоко в воздух, когда она наконец, торжествуя, добиралась до него. Именно Хьюго чуть не целый час уговаривал ее повторить первое слово «ав-ав», – так она называла огромную пушистую игрушечную лайку, без которой не ложилась стать, – когда няня сообщила ему, что Гарриет совершенно отчетливо произнесла это слово, укладывая собаку вздремнуть после обеда. И не кто иной, как Хьюго каждый вечер читал ей, если дела не задерживали его слишком долго в салоне. Он терпеть не мог те вечера, когда, приходя домой, находит ее спящей в кроватке с задернутым пологом, у которой горел только маленький ночник в виде эльфа на шляпке гриба – света хватало лишь на то, чтобы пробраться к кроватке Ему доставляло удовольствие, что он редко заставал ее спящей, но как только наклонялся, чтобы поцеловать и разгладить простынку под ее шелковистыми белокурыми локонами, она запускала в рот большой палец, закрывала глазки и мгновение спустя ровное дыхание возвещало, что она заснула. Как будто она только и ждала его возвращения домой.

И тогда его сердце переполнялось любовью, мощной, как волны Северной Атлантики, и сладкой, как крещендо оркестра, и он сидел в полутьме, изумляясь, как могло такое крошечное существо вызывать столь сильное чувство.

Иногда ему очень хотелось, чтобы рядом сидела Пола, разделяя с ним эти драгоценные мгновения, но он убедил себя, что нельзя требовать, чтобы все было так, как ему хочется. Просто Пола была начисто лишена материнских чувств, и было бы неразумно ожидать, что она изменится только лишь в угоду его требованиям. Он и без того уже владеет значительно большим, нежели многие другие мужчины, и уж, конечно, намного большим, чем он заслуживает, если исходить из того, что каждому причитается равная доля счастья.

Хьюго считал, что быть неблагодарным означает испытывать судьбу. Он благодарил свою счастливую звезду за то, что имеет, стараясь не думать о том, что Пола далека от его идеала жены и матери.