Дитя каприза - Дженет Таннер

Но больше всего ее раздражали мать и сестры Хьюго. Они никогда ее не любили, а теперь вдруг у них появился интерес собственников, который ее раздражал и вызывал чувство, сходное с клаустрофобией. Они склонялись над утопающей в кружевах колыбелькой, ворковали над малышкой, поправляли одеяльце и твердили, что вот эта черта ее личика в точности, как у бабушки Дучерри, а вот та – ну, копия тетушки Софьи.

– Носик у нее точно, как у Дучерри, – торжествующе заявляла мать Хьюго, и Пола едва сдерживалась, чтобы не закричать: «Нет! У нее мой нос! Я ее мать и, ради Бога, может быть, вы все-таки позволите ей быть чуточку похожей на меня?»

Марта не ограничивалась воркованием над колыбелью, она еще настаивала на том, чтобы сидеть, как на часах, у постели Полы, и отказывалась подчиняться даже медсестре, которую Хьюго нанял для ухода за «своими девочками», как он их называл, и которая была серьезно обеспокоена тем, что непрерывный поток посетителей может плохо отразиться на состоянии здоровья Полы.

– Роженицам нужен отдых, – вежливо увещевала она, но Марта была непреклонна.

– Уж не думаете ли вы, что я этого не знаю? Я родила четверых. А сколько детей у вас, молодая леди?

Элли, медсестра, с трудом сдерживая себя, отвечала:

– В таком случае вы должны знать, как могут утомить посетители. Мне не хочется, чтобы у госпожи Варны снова подскочила температура. Она еще очень слаба.

Марта громко фыркнула. Фырканье, по-видимому, означало: «Сколько шуму из-за пустяков!»

– Мы не посетители, мы – члены семьи, – произнесла она вслух.

– Извините. Но доктор прописал госпоже Варне полный покой, иначе он снова поместит ее в больницу. Боюсь, что мне придется настоять на том, чтобы вы ушли.

В конце концов, сославшись на свои полномочия, сестра добилась повиновения, и Марта, едва сдерживая негодование, удалилась. Пола торжествовала. Как приятно, когда кто-то другой борется за твои интересы, особенно сейчас, когда она так слаба и так страшно устала.

Однако вторую половину дня Элли была свободна, она ушла, и Полу некому было защитить, когда к ней заглянул Хьюго и объявил, что к ней пожаловал новый гость.

– О, Хьюго, я не очень хорошо себя чувствую. Нельзя ли спровадить посетителя? – умоляла Пола.

– Это Грег, дорогая, – тихо сказал Хьюго.

Грег! Сердце у нее забилось быстрее, и усталость вдруг куда-то исчезла.

С того июльского вечера в саду она его ни разу не видела. Прямо из Техаса он уехал по делам в Европу, и Пола даже обрадовалась этому, потому что к тому времени знала, что беременна, а ей хотелось предстать перед Грегом в наилучшем виде. С их встречи прошло несколько месяцев, но она совсем не забыла о том, какое он произвел на нее впечатление. И теперь, когда Грег пришел навестить ее, на нее нахлынули воспоминания, ввергнув в состояние, близкое к панике.

Она не могла встретиться с ним в таком виде – почти без косметики, со сбившимися от лежания волосами. Но, несмотря на все, ей безумно хотелось его увидеть. Дыхание перехватило и она заметила, как дрожат ее руки.

– Мои поздравления, Пола. Как ты себя чувствуешь?

Он стоял в дверях с огромным букетом цветов и корзинкой с фруктами – все такой же красивый, каким она его помнила.

– Спасибо, хорошо. – Ее голос слегка дрожал, но она надеялась, что он этого не заметит.

– Выглядишь ты отлично. Ну, Хьюго, негодяй ты этакий, тебя, я вижу, нельзя и на пять минут оставить без присмотра! Стоило мне уехать в первый раз, как ты женился, а во второй – стал отцом.

– Ну, ты отлучился не на пять минут, – сухо заметил Хьюго. – Тебя не было более шести месяцев.

– Да, да, ты прав. Но, уверяю, если бы я оказался наедине с Полой, я бы тоже натворил глупостей. – Он, поддразнивая, посмотрел ей прямо в глаза, и она почувствовала, как вспыхнули ее щеки. – Это тебе, Пола, самой прекрасной мамочке в Нью-Йорке, – сказал он, протягивая ей букет.

– Спасибо. Цветы очень красивы… – пробормотала она, почувствовав себя страшно глупо. Такого у нее не случалось ни с одним мужчиной – никогда прежде.

– Позволь, я возьму их, – сказал Хьюго. – Скажу Дорис, чтобы поставила их в воду. А не выпить ли нам чего-нибудь? Надо бы открыть бутылочку шампанского и выпить за здоровье новорожденной, а?

– Прекрасная мысль, – сказал Грег. – Узнаю старого Хьюго: готов пить шампанское по любому поводу.

– Рождение нашей малышки едва ли можно назвать любым поводом, – сказала Пола с легким упреком, когда Хьюго вышел из комнаты. – Не хотите взглянуть на нее? Она спит, но… – Она протянула руку, чтобы откинуть кружевной полог над колыбелькой, но Грег не двинулся с места, и, вопросительно подняв на него глаза, она встретилась с ним взглядом и смутилась.

– Уж лучше я погляжу на ее маму, – сказал он дерзко, и Пола почувствовала, как что-то сжалось у нее внутри.

– Господин Мартин…

– Грег, – поправил ее он. – О да, мамочка, по-моему, куда интереснее.

Он лениво скользил по ней взглядом, мысленно раздевая, снимая шелковую ночную сорочку девственной белизны и любуясь ее грудью, которая, налившись, стала еще более соблазнительной, чем раньше. Ей сделали уколы, чтобы не приходило молоко, но, это видимо, не дало нужного результата, потому что она по-прежнему ощущала неудобство, чувствуя, как налилась грудь, и из сосков время от времени выделялись капельки влаги, проступавшие на белом шелке сорочки. Теперь под его взглядом она почувствовала, как снова краснеет, но на сей раз кровь, казалось, прилила ко всему ее телу.

– Поправляйся поскорее, Пола, – сказал он все тем же тоном, беспечно и насмешливо, но со скрытым смыслом. – Приятно будет снова увидеть тебя в обществе. У нас ведь пока не было возможности как следует узнать друг друга, не так ли? Надеюсь, что это можно будет исправить в ближайшее время.

Она не могла ничего ответить, у нее перехватило дыхание. Да как он смеет говорить ей такое, когда Хьюго находится рядом, в соседней комнате? Однако, что он такого сказал? По правде говоря, ничего непристойного. Дело было в том, как он смотрел на нее, говоря с ней, именно это придавало его словам тайное значение.

– А вот и мы, – сказал Хьюго, появляясь с бутылкой «Моэт э Шандон» в серебряном ведерке. – У меня это зелье постоянно хранится на льду! Итак, что ты думаешь о моей малышке, Грег? Разве она не самый красивый ребенок из всех, которых ты когда-либо видел?

– Я, по правде говоря, еще ее не видел, – признался Грег.

Пола снова откинула кружевной полог в надежде скрыть свое возбуждение и смятение, и на сей раз Грег заглянул в колыбельку.

Вне всякого сомнения, Гарриет была красивым ребенком. Пола была уверена, что, родись ее ребенок безобразным – красным, сморщенным, с лысой головой, она бы этого не пережила. Но малышка была прекрасна: пухленькое розовощекое личико с гладкой кожей, широко расставленные голубые глазки, носик пуговкой и головка хорошей формы, покрытая шелковистыми белокурыми волосами.

– Слава Богу, что она не похожа на тебя, приятель, – сказал Грег, обращаясь к Хьюго. – Она пошла в маму – маленькая красавица.

– Рад, что она тебе понравилась, – серьезно сказал Хьюго, – потому что я хочу, чтобы ты стал ее крестным отцом. – Услышав, как Пола судорожно глотнула воздух, он взглянул на нее. – Знаю, что мы еще не обсуждали этого с тобой, дорогая, но я подумал, что, если бы не Грег, мы едва ли смогли бы многое дать малышке, и, случись что-нибудь со мной, я бы именно ему доверил судьбу своей дочери.

– Господи, Хьюго, я польщен, но на твоем месте я не стал бы так доверять мне! – Грег в смущении запустил пальцы в свою густую черную шевелюру. – Подумай хорошенько, приятель. Посоветуйся с Полой.

«Хьюго его смутил», – подумала Пола, с наслаждением наблюдая за его замешательством, хотя ее раздосадовало то, что Хьюго попросил Грега быть крестным отцом Гарриет, не посоветовавшись с ней.

– Ну что ж, и ты подумай над предложением, – сказал Хьюго, разливая шампанское. – За здоровье моей дочери! За здоровье Гарриет!

– За здоровье Гарриет! – Грег поднял бокал и повернулся к ней. – И за здоровье Полы!

Их взгляды встретились. В его глазах был вызов – в этом нельзя было ошибиться. У нее снова учащенно забилось сердце и сжалось что-то внутри. В приступе физического влечения к нему Пола размышляла о том, как, должно быть, приятно прижаться к его мускулистому телу, ощутить прикосновение его чувственных губ к своим губам, а его сильных загорелых рук – к своей налившейся груди. Как отчаянно она его хотела! Все ее тело стонало от желания. Однако в то же время она испытывала стыд и унижение оттого, что не может контролировать свои чувства.

– Да, и за Полу, мою красавицу жену, – гордо сказал Хьюго, совершенно не подозревавший о том, какие мысли роились в ее голове.

– Знаешь, дорогая, мне тогда показалось, что я потерял тебя, – сказал Хьюго, лежа рядом с Полой и нежно сжимая ее в объятиях.