Прокурор - Анатолий Безуглов

- Позвольте, - удивилась Ракитова, - я же сама видела в то воскресенье: станки были включены на полную мощность.

- Правильно, - согласился начальник цеха. - Чтобы электричество нагорало. А то ведь догадаются...

- Удивительно, - сказал Измайлов. - Выходит, станки гоняли вхолостую?

- Все предусмотрели... - развел руками Щукин.

- Удивительно, - возмущенно повторил Захар Петрович, - что вы, начальник цеха, зная об этом обмане...

- Не знал! - почти выкрикнул Щукин. - Могу вам дать честное партийное слово! Мне ребята признались только вчера, когда выговор на доске увидели. - Щукин тяжело вздохнул. - Уйду с завода, это точно. Надоело видеть, как у них там все расписано: кого понизить, кого передвинуть, кого повысить. Почему, вы думаете, Пушкарев под самсоновскую дудку пляшет? На замдиректора метит. Вместо Грача...

- А Павел Васильевич? - спросил Измайлов.

- На пенсию собрался. Да и трудно ему. Завод вон как расширили, а годы уже не те... Глеб Артемьевич обещал выхлопотать Грачу персональную пенсию. Теперь понимаете, почему Павел Васильевич выполняет любое распоряжение директора? Служит ему правдой и неправдой... Да, как ушел Благовидов, Самсонов совсем перестал с кем-либо считаться. Толковый был мужик Благовидов, что и говорить!

Измайлов знал, что Благовидов, бывший секретарь парткома, пользовался большим авторитетом на заводе и в городе. Но последние годы часто болел. В начале прошлого года ушел на пенсию. Возможно, если бы не болезнь, Благовидов до сих пор не покинул бы свой пост. Его уважали. С новым секретарем партийной организации Журавлевым Захар Петрович был почти не знаком.

- Вот вы, - обратился вдруг Щукин к Ракитовой, - видели аврал в конце квартала. А у нас в январе этого года такое творилось! По двенадцать часов люди от станка не отходили...

- Почему? - удивилась Ольга Павловна.

- Самсонов рапортовал двадцать восьмого декабря, что есть план. Липа! Не было его. Натянули потом с трудом двадцатого января...

- Это же, очковтирательство! - воскликнула Ольга Павловна. Приписка!

- Называйте, как хотите. Я говорю о факте.

- У меня к вам вопрос, - сказал прокурор.

- Пожалуйста, - откликнулся Щукин.

- Вот вы наблюдали, что творится на заводе...

- Последние полтора года, - уточнил начальник цеха. - Я же говорю, как Благовидов ушел...

- Хорошо, но ведь полтора года - срок приличный! Почему же вы, как член партии, не обратились в горком партии, если уж на заводе не смогли ничего добиться?

- Думал, образуется... А к вам обратился, потому что накопилось, товарищ прокурор. - Щукин некоторое время помолчал, потом добавил: - Как бывает - работаешь, на многое закрываешь глаза, свыкаешься... И в какой-то момент вдруг понимаешь: ведь нельзя так дальше!

- Ага, после выговора, - усмехнулся Захар Петрович.

- Да не в выговоре дело, - отмахнулся Щукин. - Выговор - это так, повод. В конце концов сняли бы его. Через полгода. Совесть моя заговорила. Я ведь рабочий человек. Если не я, то кто же правду скажет?

- Хорошо бы не только здесь, но и на партийном собрании на заводе, заметил Измайлов.

- Скажу, - убежденно сказал начальник цеха. - Все скажу и уйду. На керамический. Потому что теперь нам с Самсоновым не ужиться. Это как пить дать...

Еще долгое время прокурор с помощником, оставшись вдвоем, обсуждали услышанное от Щукина.

- Он раздражен, обижен, - сказал Измайлов. - Может, и сгустил краски. Но все равно вам надо поглубже проверить сообщенные им факты. Особенно о приписках! Разговор с Самсоновым, как я понял, еще впереди. Серьезный разговор.

- Хорошо, Захар Петрович. Между прочим, Щукина рабочие любят. Все, как один, говорят: честный, никогда ничем не воспользовался как начальник цеха и член профкома. Семья у него пять человек, а живут в маленькой двухкомнатной квартире. Уж кто-кто, а он мог отхватить трех- или четырехкомнатную...

Получилось так, что в этот же день у Измайлова состоялся еще один разговор, предметом которого служил машиностроительный завод. Точнее, народный драматический театр при заводе. Разговаривали в горотделе милиции.

- Хорошо устроился этот Бальзатов, - покачал головой майор Никулин. Прямо по Островскому. Недаром, наверное, поставили спектакль "Доходное место". В точку, можно сказать.

Бальзатов был одновременно директором Дворца культуры завода и режиссером театра.

- Что он натворил? - поинтересовался Захар Петрович.

- Под видом реквизита обшивал себя и свою семью. Помните, в прошлом году у них шла пьеса "Мария Стюарт"? На сцене английская королева красовалась в мантии из сатина, зато жена Бальзатова сидела в зале в панбархатном платье. А сынок - в кожаном лайковом пиджаке. Кожа должна была пойти на костюм какого-то герцога. - Никулин усмехнулся: Королевскую знать обкрадывал. Штаны у бедного герцога были из дерматина. Срам да и только.

- Да, - улыбнулся прокурор, - нехорошо они с королевой поступили.

- Но это еще не все, - уже серьезно продолжал майор. - Мебель заказывали. Самую современную - стенки, кресла, тахты. А проводили, как декорации. Эту мебель наши работники ОБХСС обнаружили на квартире Бальзатова и кое-кого из его друзей.

- Так открыто и нагло воровал? - удивился Измайлов.

- Да нет, оформлял, что декорации пришли в негодность. Списывал. По акту. Бальзатов - жох. На все имеются документы. Липовые, конечно... И еще. Вы бывали во Дворце культуры?

- Разумеется.

В этом Дворце выступали приезжие артисты, гастролировал областной драматический театр. Галине иногда удавалось затащить мужа на концерт или спектакль.

- Вы когда-нибудь видели там в буфете икру, апельсины, крабы? спросил майор.

- Бутерброды с сыром да пирожные...

- Вот-вот, - кивнул Никулин. - А только за этот год буфет получил, как мы выяснили, шестьсот килограмм разных копченостей: сервелата, колбасы, корейки. Красной и черной икры около ста килограмм, семьсот банок крабов, полтонны апельсинов...

- Ого! - воскликнул прокурор. - Куда же все это пошло?

- Бальзатов объясняет, что съели во время творческих встреч, - хитро улыбнулся начальник горотдела. - Ну, когда артисты приезжали на гастроли. Говорит, о городе заботился, просто так, мол, к нам не поедут. Товарищи из ОБХСС беседовали с администратором рдянского театра. Тот сказал, что в буфете даже сосисок не было, не то что икры... Правда, я сам слышал, что у Бальзатова откуда-то есть дефицит. Думал, сплетни, а оно вон что оказалось!

- Как ему это удавалось?

- Как! Придет Бальзатов в управление общественного питания нашего горисполкома: выручайте, товарищи! Известная певица со своим ансамблем из Москвы! Не осрамиться бы, побаловать их вкусными вещами! Из столицы да еще знаменитая - как не дать? Певицы да актеры - всеобщие любимцы... А потом эта икра, апельсины и крабы уплывали к нужным Бальзатову людям. Тем, кто ему мебель делал, фонды выделял на бархат, кожу да замшу... "Жигуленок" он купил без очереди...

- Что по этому поводу говорит Самсонов? - поинтересовался прокурор.

- Утверждает, что ничего не знал, - ответил Никулин. - А буфетчица утверждает: не раз его шофер брал икру, осетрину и прочие деликатесы.

- Может, шофер для себя?..

- Буфетчица уверяет, что для шефа.

- А деньги платил?

- В этом отношении чисто. Платил...

Конечно, как размышлял потом Захар Петрович, директор завода мог действительно не знать о махинациях Бальзатова, тем более - участвовать в них. Так оно, скорее всего, и было. Не станет же Глеб Артемьевич мараться из-за мелочи, не то положение. Но неужели он не задумывался, откуда у Бальзатова эти дефицитные продукты? А если задумывался, то как спросить с него? Ведь сам же пользовался. Хотел того Самсонов или нет, но оказался в какой-то степени зависимым от ловкача. Раз в долгу - строго не спросишь. Значит, надо смотреть сквозь пальцы и на другие художества махинатора...

...Вечером, после работы, Измайлов подходил к своему дому с замиранием сердца - так было каждый день после отъезда жены и сына. Ему казалось (и ох как хотелось): вот он зайдет в свою квартиру и увидит Галину. Но каждый раз его ждало разочарование.

Встретила мать. Из кухни доносился запах чего-то вкусного. Евдокия Назаровна готовила сыну его любимые блюда.

- Какие-то пацаны приходили, - рассказывала она, когда сели за стол. - Кролика увечного принесли.

- А где он? - спросил Захар Петрович, привыкший, что жена оставляет дома больных зверят.

- Унесли. Спросили Галю, я сказала, что в отъезде.

Измайлов рассказал матери о кружке "Белый Бим" и предупредил: если снова притащат какое-нибудь животное, пусть направит ребят в школу кружок действовал и в отсутствие его жены, под руководством кого-то из старшеклассников.

- Непременно скажу, - пообещала Евдокия Назаровна. - Смотри-ка, а Галина твоя сердечная...

- Добрая, - кивнул Захар Петрович.

А сам подумал: "Была бы она такая же сердечная к своему мужу".

Напоминание о жене разбередило душу. Что бы с ним теперь ни происходило, поведение Галины казалось Измайлову все-таки несправедливым. Могла же дождаться его, объясниться, наконец. А то сорвалась в одночасье, увезла сына... Интересно, как и что она сказала Володьке? Неужели и он отрекся от отца? Разумеется, силком его никто бы не заставил ехать: парень взрослый.