Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев

активность. Ну и что, что пенсионный возраст?! А по силе возможности? Никто ведь и не ждет от вас, что вы из кожи лезть будете, но иной раз всего-то отрывок-другой из ваших воспоминаний — это же вас не убудет? И на заслуженном отдыхе можно еще приносить пользу людям.

Итак, друзья, в этот тяжелый для всего нашего юмористического цеха час заклинаем вас: сомкните ваши поредевшие ряды усталых бойцов! Ужель склоните головы перед гидрой приватизации? Ужель будете праздновать труса перед рынком окаянным? Ужель поступитесь принципами?

Прощай, Иван Кузьмич Полозков! Прощай, старый товарищ! Мы не забудем тебя.

Запад не такой большой, как нам кажется

Почему всегда хорошо там, где нас нет? И почему, как мы только появляемся там, где нас нет, там сразу становится как-то не совсем хорошо? Например, было чисто, стало наплевано. Не воровали — воруют. Никому раньше в голову не приходило бензин водой разбавлять, а тут словно с цепи сорвались — разбавляют без всякого зазрения совести.

И вот наш человек скребет в затылке у земного глобуса в рассуждении, куда бы рвануть, где еще осталось хорошо. Говорят, в Австралии кучеряво живут. В Новой Зеландии тоже недурственно. В Объединенных Арабских Эмиратах… На Сейшельских островах… Да мало ли мест, где пока еще отсутствуют следы нашей цивилизаторской деятельности. Где никому невдомек, что водяру можно глотать стаканами, что «дворники», выходя из машины, следует прятать куда подальше, что кружку следует приковывать цепями к питьевому баку, что в каждый газон должна быть воткнута табличка «По газонам не ходить!», а к каждому цветку привязана бирочка «Не рвать», желательно на трех языках, включая, разумеется, и русский, иначе вытопчут и вырвут, а впрочем, и так вырвут, главное — пример показать.

Я, кажется, начинаю понимать, почему мировое сообщество проявляет столь горячую заинтересованность в том, чтобы дела у нас тут, на территории бывшего Советского Союза, приняли благоприятный оборот. Я даже согласен с теми, кто считает, что здесь просматривается заговор определенных сил. Конечно же, заговор! С целью не допустить дальнейшего роста эмиграции на Запад. Ну ладно, пять лет назад количество отъезжающих исчислялось десятками тысяч, сегодня счет пошел на сотни, а если завтра будут миллионы? Запад же не выдержит. Запад же не такой большой, как нам кажется. Он, в общем-то, довольно маленький, он же перевернется, как утлая лодчонка, в которую прыгнул гигант.

А представьте — завтра новый коммунистический путч! Сколько народу двинет отсюда, спасаясь от новых пятилеток, беломорканалов и БАМов? Вон и Руцкой! Уже запасся чемоданами, и не двумя-тремя, а одиннадцатью, молодец мужик! А что у вас делается на антресолях? Не пора ли разобрать хлам? А то в последнюю минуту окажется, что из-за старого велосипеда, лыжных палок и сломанного проигрывателя «Ригонда» к чемоданам не подберешься!

Сначала уехали академики, балерины, виолончелисты. Затем с мест снялись младшие научные сотрудники, цирковые фокусники и люди, отбывшие различные сроки заключения по хозяйственным делам. Снялись, не дожидаясь, пока Верховный Совет даст землю и волю. Потом начал все больше задумываться народ, просто знающий четыре правила арифметики. С четырьмя-то правилами арифметики, да неужто же там пропадем, где нас нет?! Так примерно рассуждали они. Но, кажется, схиляли и эти. Сужу по тому, как трудно считают продавцы коммерческих киосков, давая сдачу. Морщат лбы, шевелят губами. Зловещий, знаете ли, признак. Теперь очередь за теми, кто элементарно умеет расписываться в платежной ведомости. И картина будет выглядеть завершенной. Темные улицы. Толпы народа с кумачовыми знаменами. Объясняются друг с другом уже не словами, а жестами. Мычат что-то, хлопают друг друга по плечам.

К этому идет. И непременно придет, если политика проволочек, компромиссов, изматывающих полумер останется доминирующей. Если нам всем по-прежнему будет нечего терять, кроме своих цепей. Ведь остатки этих цепей в экономике и в политике и не дают, собственно, развернуться. Начать устраиваться так, чтобы было хорошо там, где мы есть.

Упершись рогом в плетень

— Лучшим ответом на митинги 23 февраля был праздничный финал Белой Олимпиады вечером того же дня, но в Альбервиле.

Такая вот мысль.

Все перепуталось, и много людей разучилось смеяться.

Темное, зловещее большинство утратило чувство юмора, просто перестало владеть им.

Отсутствие чувства юмора связано напрямую с потерей представлений о добре и зле, нравственном и безнравственном, полезном и вредном, хорошем и дурном, теплом и холодном, полосатом и в крапинку.

И зима — какая-то не зима, а то ли поздняя осень, то ли ранняя весна, не разберешь.

И либерально-демократическая партия совсем не либеральная и уж, конечно, не демократическая, а, извините, черт-те что и сбоку бантик.

И женщины как-то не очень женщины и мужчины — не полностью мужчины.

И на каждой газете, как ни посмотришь, обязательно написано, что она и независимая, и непременно народная, что совершенно не означает, что народ торопится ее покупать.

И что такое народ — тоже не совсем понятно. Это как йети, снежный человек: все говорят о нем, вон даже и следы, но никто ни разу его не видел, так сказать, полностью.

Демократы выходят на улицу, и думаешь, что вот это уже точно народ. Не может быть, чтобы не народ, как пить дать — народ. Но не успеешь укрепиться в своем убеждении, как тебе тут же и разобъяснят, что какой же это народ, вы что, народов не видели, это еще не народ, а вот погодите, как будет народ, так мы вас сразу и предупредим.

Выходят коммунисты, и — опять не народ. Ах ты, боже мой, и где же ты таишься, миленький, появись на минуточку, дай на тебя хоть глазком-то глянуть!

А один публицист все наскакивает на КГБ и наскакивает, разоблачим, мол, всех, кто работал в КГБ, и уж тогда заживем, так заживем, что уж надо бы лучше, да некуда.

А я думаю, что проще перепись населения произвести: как раз то самое оно и будет. Я думаю, что оба эти списка совпадут. Или почти совпадут. Тысяча туда, тысяча сюда, какая, собственно говоря, разница! Ну, не тысяча, а десяток тысяч, ну, ладно, сотня. Сотня тысяч! Все равно ведь и эта сотня тысяч тоже будет не народ.

А другой зарубежный, но русский писатель признался в своем публичном выступлении, что вернулся на родину не просто так, а чтобы поучаствовать в гражданской войне, не мог, знаете, пропустить столь замечательный шанс. Правда, он так и не пояснил, в качестве кого собирается участвовать. Как писатель? С целью насобирать материал