Кутузов - Олег Михайлов

– Мы ведь не французы какие-нибудь, Михайла Ларионович! Чертова напитка кофию не пьем. А вот милости просим вашего превосходительства отведать домашних наливочек. Какая вам по вкусу придется. Все хороши, хороши! Право, язык проглотишь! Есть и кудрявая, сиречь рябиновичка, есть и малиновка, да такая, что от рюмки сам малиновым сделаешься. Ха-ха-ха! А вот вишневочка! Уж такая вышла из своих собственных вишенок, что любо-дорого! Была и клубничная, да, признаться, всю девки выпили. У нас не застоится! Эй, кликните девушек, чтобы нам спели!..

Тотчас появились кареглазые, смуглолицые украинки и, не жеманясь, запели:

Цвитэ тэрэн, цвитэ тэрэн,А цвит опадае.Хто з любовью нэ знается,Той горя нэ знае...

– Вот оно как! – гордо воскликнул уже слегка захмелевший хозяин. – Право, чего не отдашь за такую песню! Поднести им вина! А каково вино-то? Подлинно отличное! Такого аквамарину никто отроду не пивал. Ну, так сознаюсь, что это простое бордоское, лишь подкрашенное по моему приказу...

«Да, видно, и в этом доме прекрасный пол правит хозяином. Здесь и не поймешь, кто у кого в рабстве... – размягченно думал Кутузов. – Велика Россия! И чего только не навидаешься в ней! В целом свете не соберешь стольких чудес, какие водятся у нас на Руси!..»

Прошла робость у хозяина от близости знаменитого генерала, а там осмелели и гости. Закрутились разговоры: майор вспоминал бои с турком, отставной интендант – как его раз чуть не повесил под горячую руку светлейший князь Потемкин, старая вдова – как еще девицей ездила в Петербург и видела Елизавету Петровну.

Михаил Илларионович забавлялся своей способностью перевоплощаться: с майором он был воин, с охотником – охотник, с помещиком – рачительный эконом, а со священником – толкователь темных мест Ветхого завета...

Между тем, раззадоренный вниманием самого Кутузова, разговором завладел старичок-охотник, бедный дворянин, от зари до зари таскавшийся по полям и лесам с ружьем.

– Ружейная охота против псовой имеет свои великие преимущества! – назидательно говорил он. – Только тот, кто ловок в стрельбе, может присваивать себе род искусства. Псовый же охотник на ловитве сам собой ничего не значит. Ведь догнать и поймать зайца, собственно, от него и не зависит. Кроме того, ружейная охота проста и безубыточна, а псовая требует многих приготовлений, разных пособий и издержек. Стрелок, вздумавший позабавиться на охоте, тихо встает с постели, раненько, без шума, выходит из дому и, никого не обеспокоив, ищет себе добычи, легонько насвистывая или тихо напевая песенку. А псовники? Какой поднимают гам, крик, свист, хлопанье арапников, рев рогов! А какая пагуба причиняется посевам и вешним всходам! Как вытаптываются луга! Все это каждый псовник знает, да не скажет...

– Все это, может быть, и верно, но я, грешен, люблю полевать с собаками, – возразил ему Кутузов. – И приглашаю вас с собой на псовую охоту. Hy, а теперь, господа, – он вынул любимый золотой брегет с екатерининским вензелем и послушал, как бьют куранты, – спасибо за угощение. Извините, что покину вас. Мне пора, как учил мудрец Сковорода, «тщету отложити мудрости земныя и в мире почити от злобы дневныя». Или, проще сказать, пойти на боковую...

7

Берега огромного озера заросли камышом и осокой, где было видимо-невидимо дичи: кряквы, чирков, кроншнепов. Среди частых промахов изредка раздавался выстрел, поражавший цель: это стрелял Кутузов. Тотчас длинноухий Марс бросался в воду и возвращался с добычей в зубах. Где-то рядом хлопало ружье: бедняга-охотник, видимо оробевший от близкого соседства с генералом, палил и палил в молоко. «Надо бы сменить место или найти своих псовников, – сказал себе Михаил Илларионович. – А то мой новый приятель никак в себя не придет, да и всех уток разгонит...»

Он уськнул Марса и отошел к кустам, где слуга держал лошадь, и вовремя. Туда же подскакал сивоусый псарь в синем пантекоровом кафтане, зеленом с откладными полями картузе и длинным охотничьим ножом у пояса.

– Михайла Ларионович! – запросто обратился он к барину. – Хватит вам пулять! Мы зайцев подняли!

– Где, братец? – взволновался Кутузов, залезая в седло.

– За леском! Скачите за мной!..

Теперь уже и Михаил Илларионович слышал звуки дальнего гона.

Псарь резво полетел прямиком – через рытвины, ямы, водомоины, пни и колоды. Кутузов шел за ним галопом, едва уклоняясь от хлеставших веток, а затем, почувствовав сильную одышку, перевел лошадь на тротт. Но вдруг впереди что-то живое зашуршало в кустах. Стон страха – человечий или нет – заставил его осадить коня. И в самый раз. Прямо под грудью лошади раздалось:

– Ахти, барин... – Женский голос был и в испуге нежен.

Михаил Илларионович нагнулся с седла:

– Ты что тут делаешь, красавица?

– Управляющий послал... Вам ягод насбирать...

Белокурая голубоглазая девушка – из русских переселенцев, каковых в Горошках было немало.

– Ну, давай я тебе пособлю. Вишь, лукошко-то опрокинулось...

– Что вы! Что вы! Управляющий узнает – накажет меня!

Кутузов засмеялся, слез с коня. Дальний гон постепенно затихал.

– А как величать тебя прикажешь?

– Марина я...

– Марина-малина! Какая ты пригожая... Ровно барышня...

– А я и жила при господах: у дочери управляющего прислуживала. Господина Ергольского...

Михаил Илларионович вынул кошелек.

– Это тебе за ягоды. А принесешь их мне под вечер сама. Слышишь? А вот эту записку, – он быстро набросал на клочке бумаги, – передашь господину Ергольскому. Ну, а теперь прощай. Попробую-ка я догнать охоту...

Но в тот день у Михаила Илларионовича не случилось больше ни одного счастливого выстрела...

8

Делу – время, потехе – час.

А сколько дел – не перечесть. К тому же пошли и всякие неприятности. Кутузов сделал Ергольского главным управляющим, а на его место взял в помощники приказчика из Бердичева. Малый разбитной, но уж больно пройдошистый. И вот какую он учинил Михаилу Илларионовичу пакость.

С утра у Кутузова с визитом был бердичевский фактор, которому генерал – с обоюдной выгодой – продал большую партию поташа. Получив и пересчитав две тысячи двести золотых червонцев, Михаил Илларионович запер их в ларчик красного дерева, от которого ключик носил всегда с собой. Дела звали его неотложно в поле: на дворе стоял сентябрь. Воротившись, Кутузов проверил, цел ли ларчик. Он был заперт. Но куда-то подевался новый помощник. Михаил Илларионович хотел разменять червонцы и шесть тысяч рублей отправить с первой почтой в Петербург – Екатерина Ильинична, как всегда, сидела без денег. Но когда отпер ларчик – ахнул: он был пуст...

Кутузов кликнул Ергольского и велел немедля скакать в Житомир. Тот полетел вихрем, но опоздал: вор уже укатил на наемном извозчике к Бердичеву, как видно, чтобы добраться до австрийской границы. Ергольской тотчас вместе с капитан-исправником, имея повеление губернатора об аресте жулика, помчался за ним. Они доехали до границы и ни с чем воротились назад. Плакали денежки! Теперь нужно где-то занимать, чтобы послать жене...

А скоро – новое несчастье. Пожар.

В Райгородке, который стараниями Кутузова превратился именно в рай для всех, один еврей в шинке топил сало. Пламя выкинуло из трубы и пошло гулять. Выгорело сорок пять корчм и до ста лавок. От Райгородка остались одни трубы. Это уже грозило великим расстройством для всего хозяйства. Ветер во время пожара был столь сильный, что бедняги не успели ничего вытащить, и теперь Михаилу Илларионовичу прежде всего надо было заботиться о погорельцах. Иные остались даже без рубашек, так как приключение случилось поздним вечером. Да, пришла беда – отворяй ворота...

Но время все лечит. Дни складывались в недели, недели – в месяцы, один год сменялся следующим. Казалось, Кутузову на роду написано провести остаток жизни новым Цинциннатом – среди овощных грядок и хлебов. Одна отрада – дети, и, конечно, Папушенька. В положенный срок родилась у нее сперва Катенька, а за ней – Дашенька.

Как радовался дедушка! Какой пир закатил в Горошках! Выслал Лизоньке последние полторы тысячи рублей, отложенные на покупку семян. Да еще отправил к ней Марину – ходить за внучками. Он уже твердо знал, что может на нее положиться – благонравна, спокойна, внимательна. Оставаться же в Горошках ей было не с руки. Из Петербурга уже выехала к мужу Екатерина Ильинична.

Вскоре стали приходить первые весточки от Лизоньки. Она хлопотала, старалась вовсю. Но если бы не Марина, не миновать бы беды, когда Катенька вывалилась из колыбельки...

М. И. Кутузов – Е. М. Тизенгаузен.

Без числа.

«Вот ты и сделалась матерью, дорогая моя Лизонька. Люби своих детей, как я моих, и этого будет достаточно. Да благословит Бог тебя и твою малютку. Брюнетка она или блондинка? Не бранила ли тебя Марина за хлопоты, которые ты наделала? Любезного Фердинанда благодарю за приписку или, лучше сказать, за большое письмо. Благодарю за комплименты, которые он Лизоньке делает, и для этого ей только стоит подражать обожаемой матери...»