Недобрый день - Мэри Стюарт

— Принц Мордред, я не сказала, что Артур погибнет от твоей руки или даже через твои поступки. В силу твоего бытия, вот и все. Так что убей себя здесь и сейчас, если угодно, но возможно, что благодаря твоей смерти рок настигнет его куда раньше.

— Но тогда… — в отчаянии начал он.

Нимуэ наконец-то обернулась:

— А теперь послушай меня. Если бы Артур убил тебя в младенчестве, вполне могло бы случиться, что подданные, возмущенные подобной жестокостью, восстали бы против короля и в этой смуте Артур нашел бы свою смерть. Если ты убьешь себя сейчас, может статься, твои братья обвинят Артура и станут искать его гибели. Или даже сам Артур, услышав недобрую весть, сломя голову поскачет сюда, в Яблоневый сад, упадет с коня и расшибется насмерть или останется беспомощным калекой, наблюдающим, как королевство рушится на его глазах. — Чародейка воздела руки. — Теперь ты понял? У судьбы не одна стрела. Боги выжидают за непроглядной завесой.

— Значит, они жестоки!

— Ты в этом уже убедился, разве нет?

Мордред вспомнил тошнотворный запах сгоревшей хижины, отполированную морем кость в руке, тоскливый чаячий крик на взморье.

Он встретил взгляд серых глаз и прочел в них сострадание.

— Что же человеку делать? — тихо проговорил он.

— Всем нам остается одно, — ответила Нимуэ. — Жить тем, что приносит жизнь. Умереть так, как назначит смерть.

— То мрачный совет!

— Да? — отозвалась чародейка. — О том тебе неведомо.

— Не понимаю.

— Так пойми: тебе неведомо, что сулит жизнь. А я могу сказать тебе лишь одно: сколько бы лет жизни вам с отцом ни отпущено, годы эти увидят, как сбываются честолюбивые замыслы, и принесут исполнение желаний и заслуженную славу как ему, так и тебе.

Мордред надолго умолк. На столь многое он не уповал и не рассчитывал; не ждал, что Нимуэ даст ему не только обоснованную надежду, но и обещание достойно прожитой жизни.

— Значит, мне нет смысла уезжать от двора и жить вдали от короля? — спросил он.

— Нет.

Мордред впервые улыбнулся.

— Потому что мне должно оставаться в пределах видимости? Потому что стрела при свете дня лучше, чем клинок во тьме?

В ее ответе тоже ощущалась тень улыбки.

— Ты такой же, как он, — только и сказала чародейка, но тягостное напряжение отчасти схлынуло. Суровая дама, ничего не скажешь. Красива, да, но Мордред скорее коснулся бы рассерженного сокола.

— Вы больше ничего не можете мне сказать? Совсем ничего?

— Я больше ничего и не знаю.

— А Мерлин знает? И захочет ли открыть мне?

— Что знает Мерлин, то знаю и я, — повторила Нимуэ. — Говорю тебе, я есмь Мерлин.

— Об этом вы уже поминали. Вы говорите загадками, желая дать мне понять, что сила его иссякла или что мне просто нельзя к нему? — И с вновь подступившей досадой воскликнул: — Всю жизнь я внимал слухам о магических смертях и исчезновениях, и все они обернулись ложью. Прошу, скажите мне прямо: если я поеду в Брин-Мирддин, найду ли я его?

— Да, если он сам того захочет.

— Значит, он все еще там?

— Он там, где был всегда, в ореоле света, в круговерти блуждающих огней.

Пока они разговаривали, солнце сместилось и луч из окна пал на лицо хозяйки. Мордред подметил легкие морщинки на гладком челе, тень усталости под глазами, прозрачные капельки испарины.

— Простите, если утомил вас, — отрывисто проговорил он.

Нимуэ возражать не стала.

— Я рада, что ты пришел, — только и сказала она, провожая гостя до двери.

— Спасибо за ваше долготерпение, — отозвался Мордред и набрал в грудь побольше воздуха, дабы распрощаться должным образом.

Но тут со двора донесся возмущенный вопль. Гость вздрогнул, резко обернулся, глянул вниз. Нимуэ проворно шагнула к нему.

— Ты лучше спускайся, да побыстрее! Твой конь отвязался и, сдается мне, изрядно пообгрыз рассаду. — Лицо ее, живое и юное, осветилось лукавством — ни дать ни взять ребенок, проказничающий в храме. — Если Варрон пристукнет тебя лопатой, а все к тому идет, то-то поглядим, как станут выкручиваться боги судеб!

Мордред поцеловал хозяйке руку и сбежал вниз, выручать коня. Нимуэ глядела вслед отъезжающему всаднику — и во взгляде ее снова читалась печаль, но не враждебность.

Глава 7

Мордред отчасти опасался, что король станет допытываться о поездке к Нимуэ, но Артур ни о чем не спросил. Он послал за сыном на следующий день и заговорил о предполагаемом визите к саксонскому королю Кердику.

— Я бы оставил тебя управлять страной в мое отсутствие, и опыт пошел бы тебе на пользу, однако для тебя полезнее будет познакомиться с Кердиком и побывать на переговорах, так что, как всегда, я оставляю Бедуира. В качестве регента, я бы даже сказал, раз формально я покидаю пределы собственного королевства и еду в чужие земли. А ты когда-нибудь видел живого сакса, Мордред?

— Никогда. А правда, что все они — великаны и пьют кровь новорожденных младенцев?

Король рассмеялся:

— Сам увидишь. По большей части они и впрямь высокие и рослые, и обычаи у них чудные. Но те, кто их знает и умеет изъясняться на их языке, уверяли меня, что их поэты и мастера достойны всяческого уважения. Воины — так уж точно. Тебе будет небезынтересно.

— А сколько человек вы с собою возьмете?

— Учитывая перемирие, только сотню. Королевская свита, не более того.

— И вы полагаетесь на то, что сакс станет соблюдать перемирие?

— Кердик — станет, хотя в отношении большинства саксов доверие подкрепляется лишь силой, да и память о Бадоне еще свежа. Но не повторяй этих слов, — отозвался Артур.

В избранную сотню вошел также и Агравейн, но не Гавейн с Гаретом. Эти двое вместе отбыли на север вскорости после совета. Гавейн собирался съездить в Дунпелдир, а оттуда, может быть, и на Оркнеи, и Артур не находил благовидного предлога ему воспрепятствовать, хотя и подозревал, что на самом деле племянник задумал нечто совсем иное. Надеясь, что Ламорак уехал на запад и присоединился к брату под знаменами Друстана, король удовольствовался тем, что послал в Думнонию гонца с предостережением.

Ясным, ветреным июньским днем король с сотней приближенных выехал в путь. Дорога уводила за высокие известковые холмы. Крохотные синие мотыльки и пятнистые фритиллярии стайками порхали над цветочным лугом. Пели жаворонки. Солнце проложило широкие золотые просеки через поля созревающих колосьев, а поселяне, белые от повисшей в воздухе меловой пыли, отрывались от работы и встречали проезжающих улыбками. Всадники ехали не спеша, переговариваясь и смеясь, настроение в отряде царило приподнятое. За исключением, пожалуй, Агравейна. Он пристроился рядом с Мордредом: тот скакал чуть поодаль от других, позади короля, увлеченного беседой с Кеем и Ворсом.