Сиятельный - Павел Корнев

Честность в таких делах — лучшая линия защиты.

Ну или почти…

Я достал зажигалку и подпалил уголок полицейской карточки. Понаблюдал за разгорающимся огоньком и предупредил приятеля:

— Портье сам вызвался показать нам номер подозреваемого. Мы зашли, а там такой беспорядок…

И тут в дверь беспорядочно заколотили.

— Откройте, полиция! — заголосили на улице.

— Еще есть время сбежать через черный ход, — пошутил я, потом вздохнул и махнул рукой. — Ладно, отпирай…

3

Отпустили нас уже утром.

Сначала меня, через полчаса Рамона. Я дождался приятеля на скамье во внутреннем дворике Ньютон—Маркта и вместе с ним вышел на улицу. Там мы переглянулись и, не сговариваясь, заковыляли в «Винт Архимеда». Шли молча; сил на разговоры уже не осталось.

Разговорами нас занимали всю ночь.

Сначала опрашивали первыми прибывшие на место преступления сыщики, потом допрос продолжили два въедливых детектива–сержанта, а закончилось все крайне неприятной беседой с главой сыскной полиции Морисом Ле Бреном.

Наличие патента частного сыщика и поручение от Банкирского дома Витштейна изрядно выводило из себя бывших коллег, но уверен — без предъявления обвинений обошлось лишь потому, что никому не хотелось раздувать очередной скандал. Слишком уж резонансным оказалось убийство Исаака Левинсона и всей его семьи.

Вот и отпустили, взяв очередную расписку о неразглашении.

Плевать! Делиться подробностями с газетчиками я в любом случае не собирался. Не тот случай…

«Винт Архимеда» в силу раннего времени оказался полупустым, но мы все равно уселись в самый дальний угол.

— Наломали дров, да? — вздохнул Рамон, когда хозяин принес бокал белого вина и содовую ему и кувшин лимонада мне, получил несколько мелких монет и оставил нас в покое.

— Не без этого.

— Меня бы точно уволили, — с усмешкой протянул бывший констебль, — если бы не успели уволить до того.

— Видишь, как удачно получилось, — улыбнулся я, наполняя бокал лимонадом.

Рамон кисло глянул в ответ.

— Знаешь, сколько платят ночному сторожу на угольном складе? — спросил он.

— Кстати, раз уж речь зашла о деньгах! — Я достал из правого сапога пачку колониальных долларов и принялся, загибая уголки банкнот, их пересчитывать.

— Что это?! — всполошился Рамон.

Я погрозил ему пальцем, дошел до конца и разделил пачку на две равные части. Одну протянул приятелю.

— Что это? — повторил он вопрос, не притрагиваясь к деньгам.

— Это аванс. Восемьдесят долларов, — ответил я, убирая изрядно похудевшую пачку во внутренний карман пиджака.

— По нынешнему курсу это франков четыреста, так? — уставился на меня Рамон, который еще не отвык быть полицейским. — Лео, ты что — утаил восемьсот франков?

— Не утаил, — возразил я, поправляя очки, — а изъял в целях осуществления следственных мероприятий.

— Обоснуй.

— Оборотень знает о деньгах? Знает. Если через сообщника в Ньютон—Маркте он получит опись изъятых из номера вещей и не увидит в списке сто шестьдесят долларов, то наверняка захочет их вернуть. Сам придет!

— А мне тогда зачем половину отдал?

— Если я с ним не справлюсь, то за остатком отправлю к тебе. Я верю в тебя, Рамон.

Крепыш уставился на макет винта Архимеда, что висел прямо над столом, и какое–то время раздумывал над моими словами, потом убрал деньги в карман и потребовал:

— А теперь обоснуй, почему мы имеем право потратить эти деньги на собственные нужды.

— Все просто, — рассмеялся я. — Ты же не хочешь снабдить преступника деньгами, пусть даже и невольно? Чем больше ты успеешь потратить, тем меньше денег вернется оборотню! Или ты рассчитываешь справиться с ним один на один?

Рамон в существование гипотетического сообщника убийцы нисколько не верил, но все же досадливо поморщился:

— Типун тебе на язык! — Затем откинулся на спинку стула и сообщил: — Пока в Ньютон—Маркте мурыжили, успел перекинуться парой слов со знакомым констеблем; всем причастным строго–настрого приказали держать язык за зубами. Предупредили, что, если история просочится в газеты, поиском виновного займется лично главный инспектор.

Меня передернуло. Не хотел бы я привлечь внимание этого жуткого старика.

Но сказал не об этом. Вылил в стакан остатки лимонада и с досадой произнес:

— Надо было сразу оглушить его электричеством!

— Надо было, кто спорит? Теперь ты к нему с электрощупом и близко не подойдешь. Такой трюк мог сработать только раз, — резонно отметил Рамон, поднимаясь из–за стола. — Забудь об оборотне, пусть его выслеживает Третий департамент.

— Куда собрался?

— Спать! В ночь выхожу на новую работу. — Крепыш склонился ко мне и посоветовал: — Лео, займись ограблением банка. Нужна будет помощь — обращайся. Но насчет оборотня больше даже не заикайся. Я не самоубийца.

И он зашагал на выход.

Я пожал плечами и вышел следом.

Погода портилась. Затянувшая небо серая пелена превратилась в кудлатые облака, темные и недобрые, появился ветер. Резкие порывы раскачивали деревья и завывали в печных трубах, рвали клубы дыма и в мгновение ока развеивали, уносили прочь.

Я немного постоял, собираясь с мыслями, затем поймал извозчика и велел ехать на Леонардо да Винчи–плац. Оттуда зашагал к лавке «Механизмы и раритеты», заранее готовясь к неприятному разговору с изобретателем, но Александр Дьяк, к моему немалому удивлению, из–за поломки трости возмущаться не стал. Только рукой махнул:

— А на что я еще мог рассчитывать? Будто сам не был молодым! Сломать или потерять в вашем возрасте, Леопольд Борисович, — обычное дело. Ничего страшного.

Мне стало самую малость совестно, и я достал деньги.

— Не стоит! — отмахнулся владелец лавки и огладил редкую бородку. — Я не понес особых убытков. Когда все делаешь сам, не приходится платить подрядчикам.

Я усмехнулся и продолжил отсчитывать банкноты.

— Трость–то мне в любом случае нужна.

— Купите обычную! — возмутился Александр Дьяк. — Меня интересуют не деньги, а научные изыскания!

— Не сомневайтесь, прикладных изысканий мной было проведено с избытком, — спокойно заметил я и выложил на прилавок двадцать долларов. — И могу со всей уверенностью заявить, что разряда вашей электрической банки не хватит, чтобы полностью парализовать оборотня, но будет достаточно для его дезориентации в пространстве и судорожного сокращения конечностей. Слабым местом конструкции является крепление амортизирующей пружины, но проблемы возникают только при неправильной эксплуатации. До момента… э–э–э… поломки я успел пройти километров двадцать, и все работало, как часы.

Изобретатель покачал головой, но деньги все же принял. Сунув их в карман халата, он вышел из–за прилавка и запер входную дверь.

— Леопольд Борисович, прошу за мной, — позвал, направляясь в заднюю комнату.

Я двинулся следом и восхищенно присвистнул, разглядывая оснащенную по последнему слову техники мастерскую. У одной стены стояли слесарные станки и верстак, другую занимали чертежный пульман и огромная доска, на которой виднелись белесые разводы мела. Всюду громоздились ящики, в углу нашлось место динамо–машине, туда же задвинули шкаф с химической посудой, а на письменном столе помимо микроскопа и набора реактивов громоздилось сразу две газовых горелки.

Александр Дьяк указал на деревянный табурет, макнул железное перо в чернильницу и склонился над толстенной амбарной книгой.

— Начинайте с самого начала, — потребовал он. — Особое внимание уделите симптомам поражения током и времени, в течение которого они наблюдались.

Я принялся расстегивать куртку и спросил:

— Вас интересует воздействие электричества на потусторонних существ?

Изобретатель строго глянул на меня, но смягчился и снизошел до объяснений:

— В числе многих моих интересов значится и этот. Впрочем, не уверен, что оборотней правомерно относить к потусторонним существам.

— Жертвы наследственного заболевания? — усмехнулся я, с облегчением усаживаясь на табурет.

— Это подтвержденный наукой факт, — важно кивнул владелец лавки. — А теперь, Леопольд Борисович, умоляю — соберитесь. Важна каждая деталь.

Я подавил обреченный вздох — опять допрос! — и принялся описывать, как отреагировал оборотень на удар электрического тока, его конвульсии, потерю ориентации, замедленную реакцию.

Александр Дьяк благосклонно внимал мне, время от времени требуя уточнить, сколько времени длилось то или иное состояние, и всякий раз с этим возникали определенные сложности — схватка отложилась в памяти рваными обрывками, да и заняла она от начала и до конца не дольше пары минут.

— Итак, вам нужна еще одна трость? — спросил изобретатель, когда выжал меня досуха, отодвинул книгу и захлопнул медную крышку чернильницы.