Шри Ауробиндо. О себе - Шри Ауробиндо

Вопрос: Х. говорит, что Казенс, отзываясь о ваших стихах, проигнорировал «Риши». Наверное, это еще хуже?

Ответ: Не хуже и не лучше. Разве для меня плохое мнение Казенса о «Риши» что-нибудь значит? Мне известны слабые стороны своих стихов, а также достоинства. А также известны и достоинства Казенса-критика и его слабые стороны. Если бы Мильтон писал во времена Казенса и не было бы его веками устоявшегося авторитета, то Казенс и о «Потерянном рае», а тем более о «Возвращенном рае», сказал бы: «Это не поэзия, а теология». Заметьте, я не имею в виду, будто «Риши» в какой-то степени стоят рядом с «Потерянным раем», однако и мой стих – это и поэзия, и духовная философия.

Нельзя доходить до крайностей и чрезмерных обобщений в истолковании того, что я пишу, иначе можно неверно понять истинный смысл моих слов. Я сказал, что нет оснований утверждать, что поэзия духовного характера (не Верлена или Суинберна или Бодлера) не могла бы вести к реализации. Это ни в коей мере не означает, что поэзия – это основное средство реализации Божественного. Я не сказал, что она приведет к Божественному или что кто-то уже достиг Божественного через поэзию, а также, что поэзия сама по себе способна привести нас прямиком к спасению. Разумеется, если трактовать мои слова в таком преувеличенном смысле, они потеряют всякий смысл.

Мое рассуждение совершенно ясно и не противоречит разуму или здравому смыслу. Слово обладает силой – даже самое обыкновенное написанное слово обладает силой. Если слово наделено вдохновением, в нем больше силы. Какова эта сила или для чего она, зависит от природы вдохновения, от содержания и от области ее приложения. Если это само Слово – как в священных Писаниях, Ведах, Упанишадах, Гите, то оно наряду с прочим обладает силой, пробуждающей духовные и возвышенные движения, даже определенного вида реализацию. В таком виде мое высказывание не противоречит духовному опыту.

Ведические поэты относились к своим стихам как к мантрам, их стихи были инструментом их личной реализации и могли становиться инструментом личной реализации и для других. Естественно, это могли быть главным образом озарения, а не устойчивая и непрерывная реализация, какая является целью йоги – тем не менее, это могли быть ступеньки или, по крайней мере, маяки на пути. У меня в начале пути было много озарений, и даже, когда я медитировал на стихах из Упанишад или Гиты, я получал начальные реализации. Всё, что несет в себе Слово и его Свет, будь это сказано или написано, способно зажечь внутри этот огонь, раскрыть небеса, открыть настоящее видение того, что скрыто в форме Слова. Вы сами знаете, что некоторые ваши стихи глубоко трогали людей, у кого есть склонность к духовному. Многие увидели путь к реализации, читая «Арью», где нет стихов и нет силы духовной поэзии, но это тем более показывает, что слово не бессильно даже для творений духа. Во все времена люди, вставшие на путь духовных поисков, выражали свои устремления или свой опыт либо в стихах, либо возвышенным языком, и это помогало и им, и другим. Потому нет ничего абсурдного в том, что я признаю ценность такой поэзии для духа и для души и ее влияние на развитие психического существа и духа.

Очевидно, что поэзия не может заменить собой садхану; она может быть лишь сопровождением к ней. Если чувство есть (чувство преданности, смирения и т. д.), то поэзия может выразить его и закрепить; если есть ощущение, она может выразить его и усилить. Как и чтение книг, таких как Упанишады или Гита, или пение духовных песен, в особенности на какой-то определенной стадии, поэзия также способна помочь. Она также открывает проход между внешним сознанием и внутренним умом или витальным. Но если этим ограничиться, толку будет немного. Главным должна быть садхана, а садхана означает очищение природы, посвящение всего своего существа Божественному, раскрытие психического существа, внутреннего ума и внутреннего витала, контакт и ощущение присутствия Божественного, реализацию Божественного во всех вещах, смирение, преданность, расширение сознания до масштабов космического Сознания, осознание единого «Я» во всем, психическую и духовную трансформацию природы. Если этим пренебречь, если всё время отдавать только стихам, умственному совершенствованию и контакту с социумом, тогда это не cадхана. Кроме того, стихи нужно писать в должном состоянии духа, не ради славы или самоудовлетворения, они должны быть средством контакта с Божественным через вдохновение или же через выражение своего внутреннего существа, как их писали те, кто оставил после себя такое богатство религиозной и духовной поэзии Индии; если писать только в духе западных поэтов, то ничего не получится. Никакая работа или медитация не приносят успеха, если они не делаются в истинном духе самопосвящения, духовного устремления, который собирает воедино всё существо и преобладает над остальным. Именно недостаток такой собранности в единое целое всей жизни и природы и обращения их к одной цели – который является главным недостатком здесь у многих – снижает атмосферу и стоит на пути той работы, которая осуществляется мной и Матерью.

Литература и искусство представляют собой или могут представлять первый подступ к внутреннему существу – к внутреннему уму, к внутреннему виталу, – поскольку из него они и происходят. И если кто-то пишет стихи о бхакти, стихи о духовных исканиях и т. д., или музыку такого же рода, это означает, что внутри у него есть бхакта или что он ищет духовность, помогая себе самовыражением. Существует также точка зрения, прозвучавшая в словах Леле, когда он мне ответил на то, что я хотел бы заниматься йогой только для дела, для действия, а не ради саньясы или Нирваны – но после нескольких лет духовной работы я не сумел найти своего пути и именно потому и попросил его о встрече. Первое, что он сказал мне: «Тебе это будет легко, потому что ты поэт». Но его точка зрения отличалась от точки зрения Х., которую он сформулировал в своем вопросе ко мне, и от моей, которую я сформулировал в своем ответе. Он, похоже, приписывал литературе свойства, формирующие личность.

Я не видел, что пишет Х., но если это про то, о чем вы говорите, что у вас сузился диапазон или вы исписались, так как больше вы не сочиняете эротических песен. Я не понимаю, как это может быть. Нет речи о сужении диапазона, если кто-то теряет вкус к джазу и с удовольствием может слушать музыку только великих мастеров или им подобную; и это не означает, что человек исписался, если он поднимается вверх, к высшим планам мышления, чувства и художественного самовыражения. Когда-то я писал стихи о витальной любви, но не могу их писать теперь (потому что если бы я написал о любви, это была бы любовь души и духа) не потому, что у меня сузился диапазон или снизились поэтические способности, а потому, что я сосредоточен в высших планах сознания и не могу выражать теперь нечто чисто витальное. То же самое происходит, наверное, со всеми, у кого меняется уровень сознания. Можно ли назвать человека, который вырос из состояния детства и не играет больше в игрушки, что у него сузился диапазон и он деградировал, поскольку так изменился?

То, что вы пишете, абсолютно верно – что всё величие человека, и его слава, и достижения ничто по сравнению с величием Бесконечного и Вечного. Из этого могут проистекать два вывода: первый состоит в том, что нужно отречься от всех человеческих дел и уйти в пещеру; второй – нужно перерасти свое эго, с тем чтобы когда-нибудь деятельность природы стала частью сознательного действия Бесконечного и Вечного. Лично я не отказывался ни от поэзии, ни от какой-то другой человеческой творческой деятельности по причине тапасьи; они сами отошли у меня на второй план, потому что постепенно внутренняя жизнь во мне становилась сильней и сильней; и не то чтобы я в самом деле бросил эти занятия, но только на меня возложено столько работы, что не оставалось времени. Но годы и годы ушли на то, чтобы убрать из них эго и погруженность в витальное, но никогда я не слышал, чтобы кто-то сказал, да и мне это не приходило в голову, будто бы это могло служить подтверждением тому, что я не рожден для йоги.

Трудности, которые чувствуете вы и которые чувствует каждый садхак, исполняя садхану, на самом деле состоят не в выборе между медитацией, бхакти и работой, а в выработке правильного отношения к ней или подхода, или называйте это как угодно. Вы кажетесь человеком, чья основная черта, с одной стороны, состоит в невероятной устремленности ума, а с другой – в мрачной вере в то, что говорит вам витал, который, кажется, следит за вами и бормочет шепотом, а то и вслух: «Хорошо, хорошо, приятель, иди вперед, но…», – а под конец медитации: «Что я тебе говорил?» Витал всегда настолько готов впадать в отчаяние, что даже после всплеска самой «славной» поэзии он пользуется любым предлогом, чтобы прочесть проповедь отчаяния! Я прошел через многие трудности садхака, но не могу вспомнить, чтобы я стал смотреть на радости поэтического творчества или на погруженность в него как на нечто лишенное божественности и причину для отчаяния. Это кажется мне излишним.