Михаил Ромм. Способ жизни - Александр Николаевич Хорт

Перерыв продолжался больше часа. В конце концов с грехом пополам пришли к общему знаменателю, а именно: дело не раздувать, не осуждать ни Ромма, ни Трояновского. Как говорят в Одессе, замнем для ясности.

Все же сведения о случившемся вырвались за пределы зала. Руководителям СРК пришлось писать в ЦК объяснительную записку. В ней «доводилось до сведения», что Ромм выступил непродуманно, погорячился, плохо сформулировал свои мысли.

В свою очередь, Михаилу Ильичу тоже пришлось выяснять отношения с товарищами по оружию. Возможно, действительно погорячился, не вовремя вылез. Делаем же общее дело. Неизвестно, какие это вызовет последствия. ЦК и так-то не горит большим желанием создавать новую структуру. Если же сочтут, что от Союза кинематографистов им будет лишняя головная боль…

Шарж на Михаила Ромма. Данная работа больше похожа на портрет

1960

Художники Кукрыниксы [РГАЛИ. Ф. 844. Оп. 4. Д. 351. Л. 1]

Михаил Ильич решил извиниться перед соратниками и через несколько дней послал покаянное письмецо: пускай прочитают на заседании президиума СРК. Неохота было писать, да нужно для пользы дела. Заявил, что доклад Пырьева дезавуировать не хотел, с его основными положениями согласен. Возражал лишь против частных творческих установок. Что касается картин на тему современности, то возглавляемое им Третье творческое объединение «Мосфильма» считает это направление для себя генеральным. Последние два года здесь в основном ставятся современные фильмы.

В этот период, полемизируя с оппонентами, Ромм все чаще стал ощущать шаткость своей позиции, что-то мешало ему спорить в полную силу. Анализируя причины подобной робости, он понял, из-за чего после «Убийства на улице Данте» недоволен собой. Он почувствовал, что топчется на одном месте, повторяет давно наработанные приемы. Короче, роста нет. Постепенно из художника перемещается в стан ремесленников. Уже никто на его фильмах не ахнет от восторга. Ощущение не из приятных, нужно что-то менять.

Анализируя свои прежние картины, он был более или менее доволен профессиональными навыками, а вот мировоззрение, способ разговора со зрителями казались если и не совсем устаревшими, то, во всяком случае, устаревающими, причем быстрыми темпами.

В таком состоянии перманентного недовольства собой Михаил Ильич находился длительное время, оно измерялось годами. К работе над очередным фильмом Ромм приступил, страшно сказать, через пять лет, в 1961 году. До этого времени ограничил себя преподавательской деятельностью.

В ипостаси номинального учителя он тоже зарекомендовал себя с лучшей стороны.

Следующую картину ему хотелось делать с таким воодушевлением, будто впервые вышел на съемочную площадку. Посмотреть на все события, про которые намеревался рассказать зрителям, свежим, незамутненным взглядом, которому не мешает вереница хорошо отработанных приемов.

Подобные недочеты Михаил Ильич стал замечать и у других братьев-кинематографистов: у операторов и актеров, порой пытающихся добиться успеха, используя давно апробированные приемы. Это его раздражало уже тогда, когда был молодым режиссером.

Молодость припомнилась еще и потому, что в конце года дошла весть о кончине Дукельского, кратковременного главы советского кинопроизводства перед войной. Человека из породы тех, которым чем бы ни руководить, лишь бы руководить.

Эх, Семен Семенович, Семен Семенович! Продукт советской эпохи. Изрядно наломал ты дров на новом месте, оказавшись среди нас. Только и думал о том, как бы что-нибудь запретить. Как бы кто-нибудь не нарушил старательно написанную тобой очередную инструкцию, не сделал шаг влево, шаг вправо. Громовержец, вершитель судеб. Тебя побаивались, слушались, но за спиной посмеивались над твоими причудами. Когда же ты ушел, со злостью посмотрели вслед и думать о тебе забыли.

А Дукельского после кино перебросили руководить Наркоматом морского флота СССР, в годы войны он стал уполномоченным Государственного комитета обороны по производству боеприпасов и минометного вооружения, затем заместителем министра юстиции РСФСР. Здесь он в безумном количестве принялся строчить доносы на ни в чем неповинных людей. Благо, всерьез их быстро перестали воспринимать, поняли — пишет человек неадекватный. Он в конце сороковых надолго загремел в психушку с диагнозом «паранойя». В его случае это нечто родственное мании преследования. В больнице Дукельский писал много доносов на врачей, которые по заданию американской разведки стремятся его убить…

Поскольку Ромм вознамерился освоить новую методику, конец 1960-х выдался для режиссера трудным. Помимо всего прочего, сложность состояла еще и в том, что своим желанием новизны ему следовало заразить людей, которые работали вместе с ним и далеко не всегда принимали его непривычные указания с распростертыми объятиями. В их взглядах можно было прочитать невысказанный упрек: мол, что же ты, Михаил Ильич, усложняешь дело, ведь все можно сделать проще и дешевле.

Шарж на Михаила Ромма

Художники Кукрыниксы [Из открытых источников]

Однако Ромм снова почувствовал себя на коне. Для того, чтобы не давил груз прошлого, режиссер решил освоить новую для себя тему. Это всегда интересно. Он вспомнил, сколь неохотно взялся за костюмного «Адмирала Ушакова» и как по мере освоения новой темы его постепенно охватывал азарт первооткрывателя. На сей раз был задуман фильм из жизни научных сотрудников, физиков-экспериментаторов, работающих в сравнительно недавно появившейся атомной отрасли.

Глава двадцать первая. Два прототипа одного героя

В 60-е годы прошлого века стихотворение Бориса Слуцкого «Физики и лирики» цитировалось неимоверно часто. Поэт уловил в нем нерв эпохи:

Что-то физики в почете,

Что-то лирики в загоне.

Дело не в сухом расчете,

Дело в мировом законе…

Да, хрущевская оттепель вынесла на передовые позиции физиков. Под ними поэт подразумевал людей раскованных, незашоренных, докапывающихся до сути вещей. Они брались решать самые сложные научные проблемы, ставили перед собой серьезные цели. В первую очередь это относится к молодежи.

Нет, речь не о сухарях или фанатиках, рвущихся к своей цели и ничего не замечающих вокруг. Как раз они были весьма жизнелюбивы. Туристы и альпинисты, песни под гитару. Картины Пикассо. У парней — борода, свитер крупной вязки, как на известной фотографии Хемингуэя (для них он просто Хэм). Неизменное сухое вино, предпочтительно «Алиготе» или «Фетяска», задушевные разговоры о любимом деле, заканчивающиеся словами: «Старик! Ты гений! — Нет, это ты гений, старина!» Юмористические сборники непрофессиональных сатириков «Физики шутят» и «Физики продолжают шутить» стали поистине бестселлерами.

В стране происходила переоценка ценностей. Это касалось людей всех профессий.

Имея богатый жизненный опыт, Ромм даже в солидном — эпитет «пожилом» с ним совершенно не вяжется — возрасте задумывался: хватит ли такого капитала на следующие работы?