Северный шторм - Роман Глушков

Мы прибыли в логово самых свирепых в мире хищников на шестой день осады ими Божественной Цитадели. Как только я увидел, что представляет собой эта осада, то сразу вспомнил натаскивание охотничьих собак на дикого медведя, на котором мне однажды довелось присутствовать.

Произошло это уже в России, в княжеском загородном имении. Огромный свирепый медведь, которого изловили живьем и держали в вольере специально для подобных целей, вертелся на месте и ревел, отбиваясь передними лапами от назойливых кусачих лаек. Казалось бы, что стоило генералу Топтыгину разорвать на клочки нападавшую на него свору? Однако хитрющие псы умело уворачивались от когтей неповоротливого зверя, донимая его молниеносными укусами. Травля больше напоминала игру, чем охоту, и, надо признаться, поначалу я даже усомнился, какой может быть прок от столь пугливых охотничьих собак. Но в действительности все было не так просто…

Естественно, тот тренировочный медведь остался жив и ничья кровь тогда не пролилась. Но в реальной травле лайки непременно измотали бы Потапыча возней и обескровили многочисленными укусами, после чего самая отважная из собак добила бы зверя, разодрав тому клыками брюхо или горло.

Возле осажденного Ватикана происходило практически то же самое. «Башмачники» учинили городу натуральную травлю, сутки напролет «кусая» его оборону и выжидая момент для решающего смертельного броска. Нам уже было известно от встреченных беженцев, что первая попытка штурма провалилась, после чего Грингсон сменил тактику, решив взять столицу измором. Пассивный вариант такой осады – блокада – был для Торвальда неприемлем, поскольку для окружения огромного города ему элементарно не хватало людей. Поэтому Вороний Коготь и использовал в своих целях один из способов псовой охоты на крупных хищников. Норманны уже «перегрызли» Ватикану морское сообщение и электричество, попробовали, пусть и безуспешно, дотянуться до горла, а теперь делали все, чтобы побыстрее обескровить жертву.

Зона боевых действий начиналась километров в тридцати от столицы. Сожженные дотла пригородные поселения начали попадаться нам незадолго до того, как на горизонте появились знакомые очертания ватиканских стен и Стального Креста. Встречавшиеся повсюду пожарища удручали – «башмачники» жгли все, что попадалось им на пути. Варварство норманнов, которое уже ощутили на себе строптивые жители Бонна, говорило, что Грингсон вновь впал в лютую ярость.

Я заранее готовился к тому, что непременно увижу что-нибудь подобное. И все равно увиденное сильно отличалось от ожидаемого. В центре некогда самой оживленной епархии Святой Европы ныне царили разруха и запустение. И если в районе Мангейма и Базеля это еще не вызывало особого потрясения, то возле столицы разоренные городки и поселки действительно повергали в уныние. Пустоши, которые мы пересекали по пути сюда, и те выглядели куда жизнерадостнее – для них безлюдье было вполне естественно. Здесь же оно изменяло окружающий мир до неузнаваемости.

Наше счастье, что у коменданта Базеля оказалась радиостанция и он предупредил конунга о появлении послов из России. Иначе нас с высокой вероятностью разнесли бы на клочки еще на подъезде к Вечному Городу. И российский флаг уже не помог бы – здесь с подозрительным автотранспортом норманны долго не церемонились. На это указывали многочисленные автомобильные остовы, торчащие прямо посреди пустынных дорог. В некоторых сожженных машинах виднелись обгорелые скелеты водителей и пассажиров – трудно было сегодня замешкавшимся беженцам миновать норманнские патрули. Может быть, раньше норманны и не стреляли бы напропалую по всему, что движется, но после провального штурма их ярость стала слепой.

Спасибо Вороньему Когтю – хоть он и был по горло в заботах, однако не забыл сообщить дружинникам о нашем приближении. Нас встретили и с эскортом проводили до самого норманнского штаба. Там нам, правда, пришлось промаяться в безделье несколько часов, ожидая, пока конунг завершит военный совет. Хольд, что доставил нас по назначению, порекомендовал во избежание неприятностей не отходить от автомобиля, который «башмачники» любезно разрешили загнать в укрытие. Предупреждению вняли только Фокси и Конрад Фридрихович. После того как байкер оказался в зоне боевых действий и насмотрелся на ужасы войны, он чувствовал себя угнетенным и мечтал лишь об одном – побыстрее бы мы решили все дела, сели в наш джип и приказали Фокси рвать отсюда когти. У фон Циммера тоже усугубилась нервозность, которая совершенно не располагала к прогулкам по прифронтовой территории. И только мы с Михаилом не пожелали торчать в убежище и, проигнорировав рекомендацию хольда, решили немного осмотреться.

Норманны обосновались в отвоеванных у врага укреплениях – деревянных сооружениях, врытых в землю и соединенных между собой узкими траншеями. Недавно здесь пролегала первая оборонительная линия Защитников, обязанная перекрывать северные подступы к порту и электростанции. Защитники смогли удерживать ее всего пару часов, после чего отступили на запасные позиции, расположенные южнее.

Штаб Торвальда размещался в палатке у склона невысокой скальной гряды, надежно защищающей конунга и его свиту от снарядов, выпущенных с ватиканских стен. Отсюда до города было не более пяти километров, а до запасной линии обороны Защитников – около двух. Что творилось у подножия Божественной Цитадели, мы с Михаилом не видели – обзор закрывала рощица, – но сами стены за минувшие семь лет почти не изменились. Разве что заметные даже издали выбоины от пуль и снарядов напоминали об идущей осаде. Крест же возвышался над столицей, как и прежде, выставив в стороны свои стальные руки-перекладины и цепляясь верхушкой за облака.

– Приятно вернуться домой, не правда ли? – мрачно пошутил Михаил, кивнув в сторону Креста, и, увидев мою вмиг скисшую физиономию, тоже нахмурился, после чего добавил: – Побыстрее бы все утрясти да домой. Интересно, где сейчас наш драгоценный сопляк? Хоть бы башку свою не подставлял под пули в ближайшие сутки, а то нам тогда не хлороформ потребуется, а цинковый ящик.

– Брось каркать, и без тебя тошно, – огрызнулся я, переживая за Ярослава не меньше Михаила. – Лучше пораскинь мозгами, как нам незаметно вывезти отсюда нашего драгоценного пацана. Джип-то не резиновый.

– Предлагаю оставить в лагере нашего главного дипломата, – недолго думая, ответил контрразведчик. – Уверен, старик Фридрихович нас поймет и простит. К тому же он ничем не рискует – вряд ли «башмачники» станут обижать юродивого…

Звуки выстрелов слышались отовсюду, а однажды пулеметный грохот раздался совсем неподалеку – видимо, где-то в районе Солнечных ворот имела место очередная норманнская провокация. Гнетущая атмосфера близости смерти, которая могла настигнуть нас в любой момент, здесь, конечно, ощущалась не так остро, как двумя-тремя километрами южнее, но нам от этого легче не становилось. Мы были чужими на этой войне, и, говоря начистоту, меня совершенно не волновало, чьей победой она завершится. Мы преследовали собственные цели, используя дипломатический статус лишь в качестве прикрытия. Начатая еще на границе шпионская игра вступала в решающую фазу…