Гуннора. Возлюбленная викинга - Юлия Крён

Раньше она скучала по одиночеству в лесу, теперь же ей не хватало былой бурной деятельности. А главное, не хватало общения. Дювелина и Вивея всегда были рядом, но она не могла довериться младшим сестрам, не могла рассказать им, что до сих пор чувствует себя опороченной Агнарром, до сих пор страдает оттого, что все эти годы заблуждалась. Ей хотелось поиграть в шахматы, обсудить политические интриги, даже переспать с Ричардом.

Она никогда не отдавалась герцогу в полной мере — ее тело жаждало его ласк, но не ее душа. Однако в мире, где так часто царил холод, даже объятий Ричарда было достаточно, чтобы почувствовать себя в безопасности. Теперь же собственное тело казалось чужим, а взгляды окружающих больно ранили. Кому-то было любопытно, кто-то презирал ее, но самым невыносимым казались Гунноре встречи с Альруной, дочерью Матильды.

Та никогда не относилась к датчанке тепло, но хотя бы ее глаза блестели. А сейчас Альруна точно впала в оцепенение, окаменела. «Если бы мне удалось преодолеть безграничную пропасть между нами, пробиться к Альруне, она бы поняла, насколько мы похожи», — иногда думала Гуннора. Но ее охватывала усталость, и пропадало всякое желание думать об окружающих.

Гуннора не вырезала руны, которые могли бы стать благословением ребенку, не рассказывала сестрам истории о богах Севера, она много спала и мало ела.

Слишком мало, как считала Матильда.

Долгое время она избегала Гуннору, но однажды мать Альруны вошла в небольшую комнату, которую датчанка делила со своими сестрами, и выпроводила Вивею и Дювелину играть.

— Ешь! — сказала Матильда, ставя перед беременной поднос с колбасой, двумя яблоками и кружкой скира — густой простокваши.

Гуннора посмотрела на еду. У нее болезненно сжалось горло.

— Почему ты так заботишься обо мне? Я думала, ты меня ненавидишь.

Матильда помолчала.

— Ненависть — слишком сильное чувство, — заявила она. — Оно разъедает душу, но не вредит твоему врагу. Ты разочаровала меня, вот и все.

Эти слова не утешили Гуннору. Ненавидела ее Матильда или нет, но Гунноре до боли не хватало ее улыбки.

— Тогда, в лесу, — прошептала она, — я переспала с Ричардом, потому что он возжелал мою сестру. А сестра была замужем и не хотела опозорить своего мужа. Ричард даже не заметил, какую беду навлек на нее своими ухаживаниями… и на меня.

Матильда задумчиво кивнула.

— Конечно, поступок Ричарда непростителен, но иногда наш герцог бывает слеп. Ему приходится оставаться таким, чтобы справляться со своей жизнью. Он сошел бы с ума, если бы видел все… особенно сейчас.

Гуннора принялась есть. Колбаса оказалась удивительно вкусной и нежной, да и голод давал о себе знать. Она жадно набросилась на пищу. Приятно было наконец ощутить сытость. А главное, поговорить с кем-то.

— Что… что происходит в Нормандии? Стране угрожают язычники из Дании?

Матильда помедлила, но потом все-таки присела рядом с Гуннорой.

— Опасность очень велика, — печально сказала она. — Нашу страну вечно раздирали на части те, кто принял культуру франков, и те, кто соблюдает древние обычаи. Этот раскол всегда угрожал правлению Ричарда. Одним он казался слишком уж верующим, другим — недостаточно. В самом начале своего правления, когда Ричард был еще юн, в страну вторглись Турмод и Сигтрюгг. Они привели сюда войска, уговаривали народ не принимать крещение и обрели значительную поддержку в Котантене. Оба уже мертвы, но многие из их сторонников еще живут в Котантене и временами сходятся на тинг, то есть совет. Они считают, что приезд датчан, которые вообще-то прибыли в страну защищать Ричарда, можно использовать в своих интересах. В первую очередь так думает… — Матильда осеклась.

— Агнарр.

Гуннора вновь принялась за еду, чтобы переварить это имя.

— Мой муж не знает, насколько силен Агнарр, но если его войска нападут на Ричарда… Возможно, власть они у него и не отнимут, зато причинят значительный ущерб. А враги в соседних странах только и ждут от Ричарда хоть малейшего проявления слабости.

— Я этого не хотела, — пробормотала Гуннора. — Я хотела отомстить за моих родителей, пусть и не знала как. Но Ричарду я навредить не желала.

Матильда вздохнула.

— Вот уже несколько месяцев датчане совершают набеги на земли франков — то ли от скуки, то ли от жажды славы и богатств. Они разграбили поселения на берегах Сены, и говорят, что в покинутых ими деревнях не было слышно ни звука, даже лая собак.

Гуннора едва подавила дрожь.

— Но не все датчане воины и завоеватели. Мои родители были мирными людьми, которые надеялись обрести тут новую жизнь. Наверняка среди прибывших много таких.

— Что ж, об этом мне ничего не известно. Но я думаю, что их король Харальд Синезубый не захотел бы, чтобы его подданные зашли так далеко. Ты знала, что он крещен?

Гуннора покачала головой.

— Один миссионер, некий Поппо, уговорил Харальда принять христианство. По слухам, он поспорил с Харальдом, что сумеет дотронуться до раскаленного железа и не обожжется, потому что Господь защитит его. Поппо коснулся железа, но его кожа осталась мягкой и нежной, как у младенца. Так он выиграл спор.

Гуннора нахмурилась.

— Ты думаешь, такое возможно? Или Поппо пошел на хитрость?

— Я думаю, что крещение было выгодно Харальду. Как христианин, он теперь не обязан платить дань Священной Римской империи. Я не знаю, что происходит в его сердце, но король Харальд принял перемены. — Она посмотрела на Гуннору. — И ты должна.

Гуннора как раз поднесла кружку скира к губам, но не отпила ни глотка.

— Как все это связано со мной? — удивленно спросила она.

Матильда придвинулась к ней ближе, ее глаза загорелись.

— Подумай, Ричард должен объединить всех датчан, заставить их подчиняться. Он должен доказать им, что не враг язычникам, что рад приветствовать их в своей стране. И это удалось бы ему намного лучше, если бы рядом с ним была датчанка.

Гуннора не сразу поняла, о чем говорит Матильда, но затем ее осенило.

— Как глупо думать, что такой женщиной могу стать я! — Она энергично покачала головой. — Ричард больше не хочет видеть меня. И он никогда меня не простит.

— Не простит, если ты ничего не сделаешь.

— Но что же мне делать? Я совершила слишком много ошибок, приняла слишком много неправильных решений. И Ричард прав. Оглядываясь на прошлое, я сожалею о том, что тогда многого не понимала.

— Прошлое не вернешь. И не нужно. — Матильда вздохнула. — Иногда даже лучший певец может сфальшивить, но если его песня завершится блистательной нотой, то фальшь не испортит пение.