Пояс Богородицы.На службе государевой – 4. - Роберт Святополк-Мирский

Поскольку в решении Рады стояли слова: «Да будет все, что постановлено выше, исполнено немедлен­но», — вышеупомянутая сестра восьмой заповеди в тот же день сообщила всем исполнителям по отдельности их задачи, и уже вечером того же дня исполнение пер­вого пункта решения Рады началось.

Выглядело все так.

В некоем кабачке, пользующемся дурной славой и расположенном невдалеке от дома, где жил один из тайных агентов гетмана Ходкевича, произошли сле­дующие события.

Молодой человек приятной наружности (брат пер­вой заповеди), как бы чем-то удрученный, вошел ве­чером и, потребовав вина, задумчиво начал его пить, небрежно бросив рядом на скамью свою седельную сумку.

Толстая и вороватая кабатчица (просто кабатчица, не имеющая отношения к тайному Братству), подавая молодому человеку вино, немедленно обнаружила, что в полуоткрытой сумке видны золотые монеты и какая-то свернутая в трубку грамота.

Кабатчица тотчас шепнула об этом вору (настояще­му, не имеющему отношения к Братству), который частенько здесь обитал (и это было одной из причин, почему сестра восьмой заповеди выбрала именно этот кабачок).

Вор, опытный профессионал, вытащил из сумки зо­лотые монеты и грамоту, после чего молодой человек, по-прежнему как бы чем-то очень озабоченный, схва­тил свою сумку, вышел, вскочил на коня и ускакал, вы­полнив, таким образом, первую часть своего задания и не имея понятия, что произойдет дальше.

В углу кабачка двое подвыпивших дворян (брат второй и брат третьей заповедей, каждый из которых не знал о принадлежности другого к Братству и лишь точно выполнял порученные ему действия) шумно иг­рали в кости.

Не очень грамотный вор (жмудин1 ) вместе с кабат­чицей (полькой), призвав на помощь кабатчика (руси­на), пытались разобрать, что написано в украденной бумаге, чтобы как-то определить ее возможную стои­мость.

1 Жмудь — русское и польское названия племени жямайтов.

В это время один из дворян-игроков подошел к стойке заказать вина и, увидев грамоту, предложил за нее вору один золотой. Вор начал торговаться, со­шлись на двух, и дворянин вернулся к своему партне­ру, предложив в качестве ставки размером в пять золо­тых только что купленную грамоту.

Дворяне еще некоторое время играли, потом между ними вспыхнула ссора, они схватили друг друга за грудки, все присутствующие бросились их разнимать, пьяные дворяне стали вызывать друг друга на поеди­нок и выбежали во двор, где только что выпал первый снег. Все обитатели кабачка последовали за ними, что­бы посмотреть, кто кого победит, но холод, по-види­мому, остудил пыл дворян, один из них извинился, другой извинения принял, они сели на своих коней и разъехались в разные стороны, к огромному разоча­рованию публики.

Когда все вернулись в кабачок, обнаружилось, что в суете драки один из игроков обронил украденную во­ром грамоту, и она снова вернулась в руки кабатчицы, нашедшей ее под столом. Но на этот раз и вор, и ка­батчица, и ее муж осознавали, что этот трудночитае­мый для них документ стоит не меньше пяти золотых, а может, и больше.

Вор предложил продать его какому-нибудь гра­мотею, а деньги поделить поровну, но никто не знал кому.

И тут, потребовав себе долю, в разговор вмешалась девица легкого поведения (сестра первой заповеди), которая сообщила, что один из ее клиентов, живущий поблизости, служит самому гетману Ходкевичу, очень богат, и она гарантирует, что тот даст за эту парши­вую бумажку пять золотых, из которых два пойдут ей и по одному — остальным заинтересованным ли­цам — вору, кабатчице и кабатчику.

Те поворчали, но согласились, и девица отправи­лась.

Тут прискакал озабоченный молодой человек и стал спрашивать, не оставил ли он здесь где-нибудь важную бумагу.

Разумеется, никто никакой бумаги не видел.

Молодой человек заявил, что из-за потери этой бу­маги он наверняка лишится головы и теперь ему оста­ется только бежать куда-нибудь на край света. С этими словами он выбежал и снова умчался верхом, выпол­нив, таким образом, вторую часть своей миссии.

Еще через четверть часа вернулась сияющая деви­ца, раздала всем по золотому и отправилась домой.

В полночь в кабачок пришел человек гетмана Ход-кевича и подробнейшим образом расспросил все, что было кому известно об этой бумаге.

Показания ему давали все присутствующие, и в этот момент в кабачке не было ни одного члена тайного Братства.

Человек Ходкевича счел все полученные им сведе­ния абсолютно правдоподобными и уже в два часа но­чи доложил обо всем лично гетману.

В пять часов утра в кабачок явилась целая группа знатных особ, которых никто здесь никогда не видывал.

Гетман Ходкевич лично допросил вора, кабатчика, кабатчицу и нескольких едва протрезвевших пьяниц, которые были свидетелями происшедших вечером со­бытий.

К этому времени гетман велел провести сравнение почерков в бумаге с почерками документов, храня­щихся в канцелярии, и уже получил точный и недву­смысленный ответ — бумага из кабачка написана ру­кой князя Михаила Олельковича.

Ему уже было известно также, что князья Вельский, Ольшанский и Олелькович все вместе находятся в Кобрине и готовятся к свадьбе, на которую приглашен король.

Ему стало известно, что в Копыле, Ольшанах и в замке Горваль сосредоточены большие военные силы.

Ходкевич, конечно же, не забыл прошлогодних со­бытий, когда родной брат Федора князь Семен Бельский доносил о заговоре с целью убийства короля на охоте и передачи короны Олельковичу.

В десять часов утра, на следующий день после вы­несения Радой тайного Братства своего решения, мар-шалок дворный гетман Ходкевич уже находился в Троцком замке и просил срочной аудиенции короля по делу чрезвычайной державной важности.

У него не было ни малейших сомнений в том, что заговор князей вступил в последнюю стадию, жизни короля угрожает смертельная опасность, а Великое Литовское княжество стоит на краю гибели…

Король принял его немедленно.

…— Ваше величество, — тихо сказал королю первый канцлер, воевода виленский, пан Олехно Судимонто-вич, — позвольте напомнить, что сегодня истекает по­следний срок, данный вами посланцу хана Ахмата. Он ждет и очень нервничает.

— Я непременно приму его сегодня, но позже.

Король подумал немного и спросил:

— Пан маршалок, пан староста, каково ваше мне­

ние по поводу вчерашнего посольства от господаря

молдавского короля Стефана?

Воевода Троцкий, маршалок земский пан Богдан Андреевич и староста земли жмудской пан Ян Кезгай-лович переглянулись.