Фаранг (Дилогия) - Андрей Валерьев

Самолёт.

Родной самолёт из родного мира. Весь такой обшарпанный, ободранный, железный, душный и вонючий. Громадная махина, которая должна исчезнуть, навсегда порвав ещё одну ниточку, соединявшую их с прошлым.

Аннушку было жалко до слёз. Пока железодобытчки не добрались до, собственно, самолёта, ограничившись лишь тем, что лежало на поверхности. Но потом…

Витька шмыгнул носом. В ответ с железной лавки, где спал майор донёсся тяжкий вздох.

— Спишь?

— Тааааа… какое там…

Лётчик угрюмо ругнулся.

— Я ж на нём двадцать два года… понимаешь? Завтра весь салон вычистим — это ладно, но потом…

— Петя, — в кромешной тьме Витя не видел лица лётчика, но был уверен, что тот плачет, — а помнишь, ты как-то говорил, что самолёт в порядке и топливо тоже есть?

Шевченко с грохотом упал с лавки.

— И що?

— Петя, а хочешь… пока не разобрали, а? Уважим старого ветерана. — Витя постучал нпо железному полу. — Один круг над озером дадим…

Егорову вдруг до крика захотелось в последний раз в жизни покататься на самолёте.

— Витя, — майор действительно, не скрывая слёз, плакал, — спасибо тебе.

Идея "прокатиться", так удачно родившаяся у Витьки, к утру сама собой трансформировалась в гораздо более масштабный план. Выглянув утром из самолёта наружу и поглядев, как над соляной пустыней с первыми лучами солнца начинает подниматься марево, Егоров подумал о том, что разбирать на пустой желудок самолёт ЗДЕСЬ — не очень хорошая мысль. Точнее — совсем не хорошая. Воды у них было вдоволь, а вот с едой… да и жара здесь была конкретная.

— Петя, — Витька припомнил посёлок на Новой земле, Мельникова, других рукастых и головастых ребят, — а горючки насколько хватит?

Аккумуляторы у двадцать шестого, конечно, сели. Намертво. Впрочем, неунывающий Петро Олександрович, который горячо поддержал безумную идею Егорова, только беззаботно отмахивался и все вопросы встревоженного Витьки игнорировал. Вновь усевшись на своё законное место, командир АНа приободрился и стал выглядеть значительно лучше. Во всяком случае его уже не шатало и не тянуло куда-нибудь прилечь — последствия теплового удара всё ещё давали о себе знать.

— Майор, ты в порядке? Да? Хорошо, — Витя дышал, натянув промокшую от пота майку прямо на нос. Температура внутри самолёта была эдак градусов шестьдесят, — как аккумуляторы заряжать будем?

Вопрос был на миллион. Самолёт, по утверждению лётчика, был в полном порядке. Горючее тоже имелось. Сколько именно — Шевченко сказать не мог. "Взлётная полоса" здесь была в любую сторону — лети не хочу. А вот как эту штуку завести?

Егорову было ОЧЕНЬ интересно, каким-таким образом лётчик собирается оживить свою машину.

Ну как машину… Витька смотрел на "убранство" салона и кабины экипажа и искренне удивлялся тому, что это чудо Советского авиапрома до сих пор летает. Честно говоря, более удручающего зрелища Вите было трудно себе представить — штурвал, обмотанный изолентой, проводки, торчащие там и сям, приборная доска, зияющая чёрными провалами дыр.

И кассетный магнитофон, запитанный от проводка, исчезающего "черной дыре".

Бр-р-р-р!

— Как заряжать будем?

— Та зарядиииим. — Украинец посмотрел в открытый люк — там, снаружи, выстроившись в ряд в ожидании разрешения на вход, стояли моряки. — Вот всё лишнее обдерём, и зарядиииим.

Дальше было шоу. Шоу русско-украинской смекалки, народного юмора и беззлобных матерков. Оказалось, что на этом самолёте не два двигателя, а три. Причём третий — реактивный, спрятан в правой гондоле обычного движка.

— Нафига?

— А шоб… тьфу! — Шевченко поправился, — Чтобы аккумуляторы и подзаряжать.

Егоров восхитился. Советские инженеры заранее подумали о том, что эксплуатировать их детище будут в таком …овнищще, что…

— Ну? А реактивный как запустить?

Реактивный двигатель запускался (Витя выпал в осадок) вручную.

— Берёшься за вон тот рычаг, — майор показал в форточку, — и качаешь его, но это ерунда! Пошли.

В последнем уцелевшем шкафу, ранее служившем для установки вычислительной техники, нашёлся маленький японский ярко-жёлтый бензиновый генератор. Шевченко открутил крышку пятилитрового бачка, качнул его, прислушался, принюхался и окончательно повеселел.

— Витя, ломайте всё! Чтоб здесь пусто было. А я за кабелем пошёл!

Железная птица по имени Са Мо Лот пахла совсем не так, как представлял себе Лактаматиммурам. Она не пахла райскими цветами неба. И не пахла свежим холодным ветром северных гор. И дождём и туманом она тоже не пахла.

Только смерть, страх и немыслимый, безумно отвратительный удушающий запах какого-то странного масла. Этим маслом здесь было пропитано всё. Даже железо. Матросы ещё вчера перестали петь радостные песни и работали, стараясь дышать через раз. Только немыслимо богатая добыча удерживала их от бегства. Этот запах был даже хуже чем запах смазки "Урагана". Это был запах железа и смерти.

— Лак, ты взвесил железо?

— Да, капитан, — монах поклонился, — вчера мы погрузили на "Птицу"…

Лак отвлёкся от размышлений про запах, и вернулся на землю. Язык присох к нёбу и отказывался произносить эти слова.

— … десять пикулей. И сегодня, — взгляд старпома зацепился за кучу железа, лежащую на земле, — загрузим столько же.

Кхап охнул и сложил знак отрицания.

— Тёмный, не искушай меня!

За один день они добыли железа больше, чем вся страна за целый год.

Ещё ночью, когда они решили улететь к Новой земле на самолёте, Витя Егоров представлял себе, что это будет некий ПРОЦЕСС, сродни китайским чайным церемониям, который займёт энное количество времени. Ну там — осмотреться, всё проверить, подумать-поговорить-произнести пламенную речь перед моряками. На деле всё вышло совсем иначе — быстро, молча и совсем не… вдумчиво. За три утренних часа майор, взяв в помощники Витю и всех тайцев, свинтил и выбросил наружу всё, что по его мнению было ненужным. В кучу металлолома полетели все лавки, откидные кресла и прочий мусор. Затем, повозившись с генератором минуты три, майор завёл японскую тарахтелку, капитально напугав моряков и, в момент размотав катушку с проводами, подцепил генератор к аккумуляторам.

Майор преобразился. Вместо рыхлого дядечки "слегка за пятьдесят", перед Витей оказался крепкий и властный красномордый мужик в растянутой тельняшке и с командным рыком. Сразу было видно — вояка. Эдакий украинский вариант капитана Кхапа.

Шевченко ещё раз живо оббежал свой самолёт по кругу, попинал колёса и жестом велел Вите идти работать рычагом, торчащим из гондолы двигателя.