Фаранг (Дилогия) - Андрей Валерьев

— Батя…

— Сынок, — Шевченко мутно смотрел вдаль, — и мне налей.

Володька их не подвёл. Почувствовавший запах денег двадцатидвухлетний нелегальный иммигрант из Киргизии вцепился в Витьку мёртвой хваткой. Горбатиться (опять же — незаконно) на "доброго" тайского дядюшку ему порядком надоело. Дела ушлый парняга, вместе со своей, такой же нелегальной подругой — уроженкой соседнего Лаоса, обстряпывал мгновенно. Он договорился и с боссом и с водителем и, развезя пьяных туристов по отелям, отвёз пару подсевших по пути мужчин в глухие переулки южного Джомтьена. Витьке здесь бывать не приходилось, но от своего агента по недвижимости он слышал, что жильё тут недорогое и, в принципе, качественное.

Невероятно довольный хозяин пустовавшего таунхауса получил оплату на неделю вперёд, вручил Виктору ключи и, не спросив у них документов, присвистывая, удалился. Егоров пожал Вовке руку, сунул ему ещё полтинник и велел катиться отсюда, но потом подумал, вернул парня на крыльцо дома и вручил ему ещё три сотни замусоленных баксов — всё, что имелось у него в кошельке на момент вылета в Турцию.

— Дуй в магазин, купи сотку, симку и жратвы побольше. Ну там… мыла, зубных щёток и всего по мелочи. Давай, одна нога здесь… а… стой! Ноутбук свой оставь!

Лицо парня обиженно вытянулось.

— Да верю я тебе. Купи что там надо… для интернета. Всё. Бегом.

Сивухи тёплого бурбона безо льда Егоров уже не чувствовал. Он прихлёбывал виски, как чай, искоса поглядывая на экранчик Вовкиного ноутбука. Там, застывшим стоп-кадром, маячила довольная, сытая и красноносая рожа Петра Олександровича. Украинец сидел за богато накрытым столом, рядом с неимоверно пышной женщиной и очень красивой и стройной девушкой.

У этого Петра была белоснежная расстёгнутая на груди рубашка, счастливый вид и аккуратная стрижка. Ещё у него была рюмка в руке, полное, лоснящееся лицо и маслянистый взгляд, которым он сверлил пышную соседку.

— Жинка моя. И доченька.

Позади сидящего за столом Шевченко был виден шкаф, комод и часть пианино.

— Дом мой. Мой…

Витька покачиваясь встал, излишне аккуратно поставил стакан с выпивкой на стол и, держась рукой за стену, пошёл поблевать в туалет.

Рейс "Пегагус" Алма-Ата — Анталья благополучно долетел до места назначения и произвёл посадку точно по расписанию.

Майор Шевченко успешно довёл свой старый самолёт до военного аэродрома близ Херсона.

Спешная проверка интернета показала, что и чартер Air Berlin и "Гольфстрим" из Гатвика нормально добрались до своих аэропортов. И что вообще — первого июня на планете Земля не пропал ни один самолёт.

Единственная хорошая новость, за исключением того, что все пассажиры того рейса были живы и здоровы и жили СВОЕЙ обычной жизнью было то, что дата возвращения совпала с календарём на Витькином Zenith'е. За окном таун-хауса стояло первое сентября.

"Как я провёл лето… тля!"

Егоров обнял унитаз и, на последних искрах сознания положив щеку на стульчак, рухнул в спасительное забытьё.

Когда на следующее утро довольный барышами Вовка постучал в дверь дома, который арендовала эта странная парочка, ему открыли далеко не сразу. Новый хозяин дома был хмур, не брит, лохмат и распространял вокруг себя таааааакой аромат перегара, что хотелось сразу упасть и умереть.

— За ноутом?

Глаза у Виктора Сергеевича были красные, а голос скрипуч, как несмазанная дверь.

— Погоди. — В ладони Егорова возникла ещё одна бумажка. — Вискаря принеси. Потом поговорим. Нам там…

Мужчина помрачнел так, что Вовка поперхнулся и своё возмущение по поводу прихватизированного ноута проглотил.

… хороших людей помянуть надо. Ступай.

— А может…?

У Шевченко был красный распухший нос и огромные мешки под совершенно красными глазами. Было видно, что старый закалённый службой вояка беспробудно пил всю ночь. В мутных глазах майора плескалось виски и слабая надежда. Витя набулькал себе на два пальца и помотал головой.

Всё было понятно. Всё было сказано.

Над столом в гостиной повисла гробовая тишина. Витька сидел, слушал, как шумит за окном дождь и чувствовал, как прочищаются мозги, как проходит отчаяние, боль потери любимой и приходит злоба. Лютая звенящая злоба на такую несправедливую долю. На медальон. На дикарей и на шамана. На весь мир.

— Нет, батя. Они настоящие.

Петро Олександрович закряхтел и схватился за сердце.

— А мы тогда — кто? Ксерокопии? Био… мать их… роботы что ли?!

Егоров снова шарахнул кулаком по столу.

— Нет. Я. Ты. Мы. Люди.

— Чужаки мы здесь… Фаранги…

— Нет. Мы просто другие. Не "чужаки". Может быть, эта штука, — Егоров сжал в ладони медальон, — и копировальная машина, может быть — мы и копии. Но мы — люди.

Виктор отодвинул недопитый стакан и твёрдо посмотрел в лицо майору.

— Я — человек.

Конец первой книги.

Часть вторая

Сезон дождей

Пролог

— Подъём! Подъём! Вставайте!

Сержант походя пнул лежащих на травяной подстилке мужчин и пошёл дальше.

Раджив захныкал, как маленький ребёнок, — Зак, ведь барабанов ещё не было. Чего ему от нас надо?

— Вставай, Радж, — бывший пилот зябко ёжился и хмуро смотрел, как за окном барака идёт осточертевший ливень, — дел много. Сержант правильно сделал, что поднял нас раньше…

Индиец прекратил хныкать и тоже продрал глаза — вокруг было темно, серо, пасмурно и очень-очень неуютно. Над океаном висели тяжёлые чёрные тучи, из которых лил непрекращающийся холодный дождь. Зак подтянул остатки брюк — единственную оставшуюся у него одежду — и пошёл вслед за сержантом.

Утро было необычным — на базе никто не спал. Десятки солдат, моряков и морпехов Империи копошились впотьмах, разгружая пару странного вида кораблей, появившихся в бухте. Личная гвардия господина суперинтенданта стояла с факелами в полном боевом облачении, прикрывая вход в его покои, а на берегу, возле укрытых шкурами грузов, сидели десятки вооружённых до зубов дикарей.

У Раджива подкосились ноги, а Зак лишь судорожно сглотнул и постарался стать незаметным.

— Чего встали? За мной!

Десятник конвойной службы, не оглядываясь на пленных, спокойно шёл к дикарям. Лётчик отчаянно посмотрел на квадратную спину сержанта и, едва передвигая ватные ноги, двинул к берегу. Следом за ним, стуча зубами от холодного дождя и от животного ужаса, по грязным лужам полз индиец.