Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феодосия на секунду притворилась, что не понимает, о чем речь, но тут же рассмеялась, а Федор как ни в чем не бывало продолжил: «Часа два, и то и поболе их не будет».
— Это ты сегодня с утра так кровь на коне разогнал?
— Мне для этого коня не надобно, стоит на тебя только посмотреть, кровь сама быстрее бежит. — Он стал бережно распускать ее льняные, едва посеребренные годами косы.
Стрела, трепеща, вонзилась ровно в центр мишени. Марфа передала лук Пете и отступила на несколько шагов. Воронцов натянул тетиву и уложил стрелу совсем рядом.
— Глаз у меня меткий, так что не хвались, Марфуша.
— Это ты по случайности! — Она поторопилась и вторая стрела ударилась в край мишени.
Девушка притопнула с досадой.
Третья стрела, Петина, легла ровно рядом со второй.
— Я стрельбе в Англии учился, А там знаешь, какие лучники — самые лучшие в мире!
— Еще скажи, что на мечах умеешь драться! — задиристо бросила Марфа, садясь на траву.
Петя сел рядом.
— Шпагой владею, меня Степа учит, когда на берег сходит, только редко это бывает, так что, по правде, не очень я в ней силен. Вот Степа — тот мастер, он испанского губернатора на дуэли прикончил.
— Как прикончил? — ахнула Марфа, прикрыв рот ладошкой.
— Шпагой, ясное дело. Они на палубе дрались. Да еще и в шторм.
— А за что он его?
— За жену. Белла со Степой влюбились друг в друга, а Карвальо этот хотел ее увезти и в монастырь упечь. Вот Степа губернаторский корабль на абордаж и взял.
Марфа моргнула.
— Так Степа на гишпанке женился?
— Померла его гишпанка, — помрачнел Петя. — Как Степин корабль обстреливать из пушек стали, она его собой от ядра испанского закрыла. Ранило ее, она от горячки и преставилась.
Марфа смахнула с ресниц слезинки.
— Я бы за тебя, Петька, не приведи Господь, случись что, тоже бы жизни не пожалела! — убежденно сказала она. — Ты ведь мой лучший друг!
— Друг, да. — Петя вздохнул.
Марфа перебирала в пальцах ромашку, отрывая по одному лепестки.
— Петь, а ты королеву английскую видел?
— Даже говорил с ней, — кивнул он без тени бахвальства.
— Красивая она, наверное, не то что я…
— От дурная ты какая, зачем на себя наговариваешь, ты ж красавица каких поискать!
— Я ростом не вышла, — пожаловалась Марфа. — Родители вон какие, любо-дорого, а я как Матвей, от горшка два вершка.
— Сказал, красавица, и не спорь со старшими, — одновременно утешил и поддразнил ее Петя. — А что Матвей-то, бывает у вас?
— Если только с государем наведывается, а так нет, он все больше в Александровой слободе, что ему тут делать? Пошли, — вдруг вскочила она. — Покажу тебе кое-что. Бегом до усадьбы давай? Посмотрим, какой ты быстрый.
— Ну давай бегом.
Феодосия потянулась, выгнув спину и закинула руки за голову. Федор подсунул под колено еще одну подушку, — рана, полученная при осаде Полоцка, давала о себе знать, хоть и прошло уже два года — и, взяв Феодосию за плечи, потянул на себя.
— Дай дух перевести, — в шутку взмолилась она.
— Не дождешься, боярыня, — рассмеялся Вельяминов. — Иди-ка сюда, поближе, вот так.
Она склонилась над мужем и шатер светлых ее волос накрыл их обоих.
— Федь, ты Пете о Прасковье говорил? Не знают они со Степаном ничего.
— Думаешь, надо? Петька не мстить сюда приехал, пущай повенчается с Марфой тихо и забирает ее в свой Лондон. Мы с тобой тогда хоть жизнь спокойно доживем.
— Дак мать же…
— Твоя правда, придется сказать. Он не дурак, понимать должен, что не сможет поквитаться ни с царю, ни даже с сыном моим, будь он неладен. А про то, что с матерью их сотворили, они со Степой знать должны.
Он дернул головой, будто отгоняя страшные воспоминания.
— Ну что, голубушка, перевела дух?
— Сиди тут, — велела Марфа и скрылась в боковой светелке. Из-за двери донеслось шуршание и сопение, а потом наступила тишина. Петя поднял голову и обомлел.
Она стояла в дверном проеме, будто портрет работы мастера Хольбейна, висели такие в лондонских купеческих домах. Волосы распущены по плечам, воланы темно-зеленого шелкового платья отделаны итальянскими кружевами из золоченых нитей, корсет расшит изумрудами, и такое же изумрудное ожерелье лежало на груди, едва прикрытой волной фландрских кружев.
Луч солнца ударил прямо в алмаз на кресте, и Петя увидел тень в ложбинке маленькой, приподнятой корсетом груди. У него перехватило дыхание.
Она чуть приподняла подол платья и выставила ножку в изящной туфельке с круглым мыском. Бронзовый шелк оттенял тонкую девичью щиколотку.
— Это батюшка привез, когда еще до войны с поляками в Краков ездил Катерину Ягеллонку сватать за царя. Только мне его надеть некуда совсем. А Катерина за него не вышла, брат ее, князь Сигизмунд потребовал за нее Смоленск, Псков и Новгород. Царь тогда Марию Темрюковну в жены взял, из черкасских князей.
— У твоей матушки женское седло есть еще?
— Есть, как не быть.
— Пошли, — он протянул ей руку.
Федор поудобнее взбил подушки.
— Со мной полежишь иль тебе по хозяйству надо?
Феодосия закрутила на затылке косы и выглянула в окно.
— К закату уже клонится, пойду посмотрю, что с ужином. Разбудить тебя или сам встанешь?
— Да сам, наверное, — Федор легонько шлепнул ее. — Давай, голышом тут не разгуливай, а то на поварне заждутся тебя.
Вельяминова оделась и поцеловала мужа в висок.
— Отдыхай.
Выйдя за порог, она нащупала в рукаве опашеня письмо, что передал Петя. Бумага жгла пальцы, словно огонь.
— А что королева Елизавета замуж не выходит?
Они ехали медленным шагом, и Петя залюбовался ею — волосы Марфа подняла наверх и заколола, но несколько прядей выбились на смуглую шею.
— На то она и королева. Редко кто ей под стать придется, а если за короля иноземного выходить, тогда придется от престола английского отказываться.
— Хорошо бы вовсе не ходить замуж!
— Это почему это?
— Да за кого на Москве выходить? Тут и грамоте-то мало кто обучен, о чем я с ними разговаривать буду? Батюшка мой, тот другая статья, но где найти такого, чтобы на него похож был? А в Европу мне тоже не попасть, раньше хоть с поляками не воевали, а теперь со всем миром перессорились.
— А сватаются к тебе?
— Мне ж пятнадцать вот только исполнилось, сейчас от женихов отбоя не будет, как Покров придет, венец наденут и все, вот ведь судьба неминучая. Ой, а что это у тебя с лицом, а?
Петя молча переломил хлыст.
— Поехали покажу тебе место одно заповедное, мне про него матушка сказывала.
Ему снился Полоцк.
Обозы с ранеными стояли на самом берегу Двины, напротив разрушенной огнем русских орудий крепости. Февраль был сиротским, хлюпал под колесами возов талый, смешанный с грязью снег, и лед на Двине был уже хилым, ноздреватым.
Федор проснулся от боли в ноге, и, с трудом перевернувшись, улегся на бок, так меньше ныло раздробленное пулей колено. Он откинул холщовый полог повозки. Пахло весной, ветром с Ливонского моря, победой.
Город лежал на противоположной стороне реки, и казалось, что золоченые купола церквей подсвечивают серое, низкое небо. Беспрестанно звонили колокола.
Странно, подумал Федор, нету вроде праздника никакого, что они заливаются?
Пан Зигмунт, польский лекарь, хмуро поздоровался, влезая в повозку, и занялся осмотром раны.
— Хорошо, — удовлетворенно сказал он по-русски, на границе все знали оба языка. — Заживает хорошо, правильно, что почистили.
О том, как чистили рану — с помощью водки и раскаленных на огне щипцов — Федор предпочитал не вспоминать.
— Ходить буду?
— Не враз, но будете, — обнадежил лекарь. — Хромать тоже, но лучше так, чем без ноги.
— Пан Зигмунт, — Вельяминов попробовал пошевелить ногой и тут же скривился от боли. — Пошто колокола звонят?
— Евреев крестят, — искоса взглянул на боярина поляк. — Кто согласился, конечно.
— А кто не согласился?
Поляк кивком головы указал на мост над Двиной. Темная шевелящаяся людская масса была окружена цепью вооруженных стрельцов. Лиц разглядеть было нельзя, сюда доносился только детский плач детей и свист ветра. Вдруг началось невообразимое.
Людей стали сбрасывать с моста. Серый лед медленно краснел от крови. Тех, кто пытался выбраться, добивали на месте. Царь сидел, будто каменный истукан, на холме напротив, и не мигая смотрел на происходящую бойню.
Федор очнулся и несколько мгновений лежал с закрытыми глазами, ощущая влагу на ресницах. Потом сел, морщась, растер колено и стал одеваться.
Солнце клонилось к западу, стрекотали кузнечики, над Москвой-рекой кружили, клекотали чайки. Феодосия вышла на луг и опустилась в высокую траву. Пальцы чуть подрагивали, строчки плясали перед глазами.