Исход - Виктория Гетто

Его супруга подходит к мужу ближе, берёт за руку, прижимается лицом к плечу. Какие люди… Отдаю ему честь и иду к гребню холма, потому что ощущение, будто уже слышу далёкий-далёкий шум. Идут… Влезаю за руль. Почти все ушли, кроме нас. Женщины сидят с белыми от страха лицами, только Юница улыбается.

– Прошу прощения, дамы. Последний сюрприз для незваных гостей.

Поворот ключа, джип с натугой трогается, тащит фургон. Чёрт, забыл на пониженную переключить. Торможу. Передвигаю рычаг трансмиссии. «Воин» трогается на этот раз легко и спокойно, и я наращиваю скорость. Вскоре вижу хвост нашей колонны. Арьергард из взвода солдат, шагающих за фургоном, провожает нас, когда мы обходим их. Все в колонне знают мою машину, так что никому не придёт в голову стрелять по нас. Впереди – ряд холмов, где я хочу установить ещё одну мину. На первую океанцы не отреагируют, посчитают всё произошедшее выходкой смертника. А эта их напугает. И сильно! Даст нам пару-тройку часов выигрыша, а может, и больше.

Кажется, время. Начинаю поглядывать в зеркала заднего вида, но всё равно зеваю, и, когда очередное движение зрачков цепляет картинку позади, на половину голубых небес расплылось чёрное облако дыма. Огромное, мрачное.

Спасибо тебе, простой человек. Твой выбор – твоё право. Я не мог отговаривать тебя от него. Хорошая тризна твоей семье! Вскидываю руку, отрывая её от руля, произношу положенные слова. Не на русийском. На русском: «Пусть в Ирин тебе земля будет пухом!» Обе женщины косятся на меня, но я показываю пальцем назад. Они лезут в люк, потому что Юница опять уснула. Слышу сквозь шум ветра, бьющего в отверстие, изумлённые возгласы. Долго они там торчат. Я беру рацию:

– Пётр, видел?

– Видел, Михх. Слава ему вечная в нашей памяти.

– И памяти моих товарищей…

– Что дальше?

– Дальше? Идём до упора. Скоро холмы, вы уходите вперёд, а я ещё сюрприз им подготовлю. Послабее этого, но тоже неприятный. Обещаю.

– Понял.

– Мы сейчас вперёд, и будем вас там ждать.

– А далеко?

– Всё время прямо. Километров… тьфу, арганов восемь. Дотянут твои?

Рарог уверенно отвечает, даже с усмешкой:

– Дотянут. Думаю, сегодня и полета арганов рванут. Кони отдохнули, народ уже по телегам да фургонам разобрался, девушки, которых нашли, тоже на глазах жизнью наливаются. Ты что им за снадобье волшебное дал, Михх?

Смеюсь:

– Было бы больше, они завтра быстрее лошадей неслись бы, Петя. Есть у нас там одно средство. Ещё попробуешь. Конец связи.

Отключаюсь, прибавляю скорость. Машину начинает раскачивать, женщины пищат, и я сбавляю ход – у меня же больные в прицепе… Кто-то, не могу разобрать сразу, лезет ко мне. Аора. Что ей опять надо? Встревоженный голос:

– Эрц, Юница постоянно спит! Это из-за вашего лекарства?!

– Вы тоже себя чувствуете, как дочь?

– Н-нет… Наоборот…

– Девочка вчера перенесла тяжелейший шок! Просто чудо, что обошлось без последствий. А моё лекарство… Это просто сок. Из ягод, которые у нас повсюду растут. И мы научились сок консервировать. Вот и всё.

Женщина облегчённо вздыхает.

– Я думала, это какое-то шарлатанское средство… Мне столько раз пытались подобное всучить…

Хьяма просовывает голову между нами и бесцеремонно перебивает:

– Что это было, господин эрц?

– Что?

Она повторяет:

– Что это было, господин эрц? Сзади нас?

– Как положено к родителю будущего мужа обращаться?!

Она исчезает. Ну да. Правильная реакция. Это я гоню коней. Но очень хочется, чтобы у них с сыном сладилось… Аора молчит. Потом всё же задаёт вопрос:

– Сколько нам ещё ехать?

– Будь мы одни, без обоза… – взмахиваю рукой, показывая пальцем на тянущиеся далеко позади телеги и возы, – доехали бы за два дня. А так, думаю, недели три. Если нас не задержат. Но уже завтра будет легче – я смогу вести переговоры с Метрополией по радио. Может, там что-нибудь придумают…

Снова тишина, и я спокойно кручу баранку. Холмы уже хорошо видно, до них километра три…

Торможу, мы на месте. Вот здесь подходящая точка. Женщины удивлённо смотрят на меня, потому что я стал на косогоре, освободив саму дорогу. Вылезаю, потягиваюсь. Просто чудное место.

– Чего смотрите? Можно немного размяться. Пока наши не пройдут.

Открываю дверь фургона, и ко мне удивлённо поворачиваются восемь обтянутых восковой кожей лиц. Ну, вчера-то почти все без сознания были. Потом мельтешение тех, кто их обхаживал. Дальше солдаты на носилках их тащили и в фургоне за установленные брезентовые ремни подвешивали.

– Здравствуйте, девушки!

– Здравствуйте и вам, господин… – нестройно бормочут они. Правда, тихо. Сил-το почти нет. Но выглядят они получше, чем вчера.

– Как себя чувствуете?

– Спасибо, господин, полегчало.

Из темноты салона появляется средних лет женщина, подозрительно смотрит на меня:

– Господин?

– Везу я вас. Извозчик.

Её широкое лицо словно расправляется.

– А, понятно. Чего стали-то, господин возчик?

– Отдохнуть надо да обоз подождать.

Она высовывается в распахнутую настежь дверь, оглядывает залитые солнцем холмы, уходящие кверху.

– А долго стоять будем?

– Не знаю. Может, час, может, два. Как там успеют.

Опять хмурится:

– Был бы кто, помог бы девиц с лежанок да носилок снять. На солнышко вынести. Им бы сейчас так полегчало.

Улыбаюсь:

– Можно проще сделать. Крышу поднять.

Она недоверчиво смотрит на меня:

– Энто как?

– Просто. Сейчас сделаем.

Лезу наверх, отщёлкиваю зажимы. Всё-таки китайцы – мастера неплохие. Толкаю плоскую крышу вверх, и пневматические амортизаторы легко откидывают пластмассу на манер капота старого автомобиля. Яркий свет заливает внутренности. Девушки радуются, на их лицах появляются улыбки. Ко мне подходит Хьяма, заглядывает через плечо в салон и ахает, прикрывая рот ладонью. Молчит, потом тянет меня за рукав:

– Эрц… Папа… Это кто их так?! Звери…

– Мы их в лагере нашли. Из ямы вытащили. Это сегодня они ещё ожили. Видела бы ты их вчера… – Плотно сжимаю губы, превращая их в тонкие ниточки, вспоминая худые тела, блестящие желтизной в прорехах одежды, страшную вонь от свиного дерьма, которое просачивалось в яму, безвольно обвисшие руки, когда солдаты, с трудом сдерживая рвоту, передавали безжизненные тела наверх.

– Я понимаю – убить… Но вот так…

Слегка привлекаю её к себе, глажу ласково по голове:

– Не плачь, дочка. В Нуварре такого точно нет.

Внезапно раздаётся сердитый голос женщины, ухаживающей за спасёнными:

– Постыдился бы, господин! Свою коровищу ласкает у всех на глазах, да ещё дочкой кличет, разврат прикрывает! Какая она тебе дочка?! Полюбовница небось!

– Сноха она мне. Сноха. Потому и дочь.

– Какая сноха?! Тебе небось три десятка едва минуло!

Ухмыляюсь, потому что девчонки, лежащие в фургоне, явно заинтересовались назревающим скандалом, и я вижу их злые лица. Хьяма, заливаясь слезами, освобождается и уходит к машине.

– А полета с пятёриком не хочешь, тётенька? Я из Нуварры. И у нас там по двести лет живут. А то больше!

– Ну… Ну… Нуварра?!

– Да. Я не из Русии. Из Нуварры.

– Господин эрц? – вклинивается в нашу беседу голос одной из девчушек. Она с трудом приподнимается на локте. Но уже самостоятельно.

– Да?

– Я – Мирия Сароха, ваша светлость. Дочь Калеба Сароха…

Калеб Сарох… Это же тот химик, которого я безуспешно пытался сагитировать уехать к нам, когда всё ещё только готовилось заговорщиками. Человек, создавший местную периодическую систему. Гений химии, великий теоретик и практик одновременно. И я вспоминаю юную стройную девушку, которую учёный, толстенький кругленький весёлый человек, ласково называл своим светилом.

– Вы?!

– Я вас вспомнила… Вы приходили к нам перед самым… концом… Я ещё приносила вам накву…

– Я тебя тоже вспомнил, девочка. Только не узнал… А где твой папа?

Внезапно она падает на подушку, её плечи вздрагивают. Потом задушенно вскрикивает:

– Его убили эти твари!

Женщина торопливо наливает воду из жестяного кувшина в стакан, приподнимает голову Мирии, подносит стакан к дрожащим губам. Слышу, как в полной тишине стучат зубы по стеклу. Что я могу сделать в такой ситуации? Ничего.

– Па… папа потом жалел, что не согласился… А после… нас арестовали… И увезли сюда…

– Я всё знаю, девочка. Всё. Не рви себе душу. Постарайся забыть. Приедем на место, вас отправят в Нуварру. Там тебя вылечат. Очень быстро. Захочешь, станешь учиться, будешь врачом или учёным. У нас это можно. Нет разницы, мужчина ты или женщина. Аристократ или простой человек. А пожелаешь, пойдёшь в армию. Станешь воином и отомстишь. За всё. Обещаю. А слово эрца Нуварры – крепче камня. Ты это знаешь.

Она слабо улыбается, уже немного успокоившись. Резко разворачиваюсь, услышав топот копыт. Наши. Передовой дозор. От него отделяется солдат. Нет, унтер-офицер.

– Что-то сломалось, ваша светлость? – Его голос озабочен.