Труды по истории Москвы - Михаил Тихомиров

Так окончилась почти двухсотлетняя система владения Москвой по жребиям. Василий III Иванович (1505–1533 гг.) и Иван Васильевич Грозный владели всей Москвой и не делились властью с представителями младших княжеских линий. «Даю ему (то есть сыну Ивану) город Москву с волостями и станы и с путми и с селы и з дворы с гостиными и посадскими, и с тамгою, и с мытом, и с торги, и с лавками, и с дворы гостиными, и со всеми пошлинами», – пишет в своем завещании Иван Грозный.[536]

ИНОСТРАНЦЫ В МОСКВЕ

ГРЕКИ

Москва XIV–XV веков была городом международным, связующим центром для Западной Европы и Азии. Поэтому и в составе ее населения, кроме русских, следует предполагать некоторое наличие иностранцев из тех стран, с которыми Москва поддерживала политические и торговые связи. Теоретически можно предполагать, что в Москве жили татары и другие народы Востока, греки, болгары и сербы, итальянцы, в первую очередь генуэзцы, из черноморских колоний, армяне, литовцы и поляки, немцы. Однако доказать действительное пребывание в Москве представителей этих народов – дело трудное и подчас невозможное, так отрывочны и разрозненны наши источники.

Наиболее точно устанавливается существование постоянной греческой колонии, место которой надо искать на б. Никольской улице, получившей свое прозвище от греческого монастыря с церковью св. Николая. Этот монастырь находился на самом конце улицы (если считать от Кремля) у позднейших Владимирских ворот. Уже в конце XIV века монастырь прозывался «Николою Старым», раньше чем приобрести другое название – «Большая Глава». Событие, в связи с которым упоминается монастырь Николы Старого, весьма показательно для характеристики его значения. В 1390 году митрополит Киприан вернулся из Константинополя в Москву и был торжественно встречен великим князем. Вместе с ним прибыли два греческих митрополита и русские епископы. Перед вступлением в Кремль митрополиты облачились у Николы Старого в архиерейские одежды и пошли крестным ходом в Успенский собор в Кремле. Таким образом, Никола Старый, позднейший греческий монастырь, в известии конца XIV века явно связывается с прибытием греческих иерархов.

Митрополит Киприан, видимо, любил греческий монастырь Николы, может быть, даже в ущерб русским обителям в Москве. Тот же монастырь при Киприане служил местом заключения для русских епископов; в нем три с половиной года сидел в заточении новгородский архиепископ Иван.[537]

В 1556 году Никольский монастырь был отведен для приезда и временного пребывания в Москве афонских монахов. Видимо, это не было новизной, а только подтверждением афонских привилегий более раннего времени.[538] Ведь греки были нередкими гостями в Москве и в более раннее время.

Еще в 1627 году монастырь назывался Николой Старым («у Николы у чудотворца у Старого»), – в 1658 году в нем жили греческий архимандрит и келарь. Патриарх Никон, как любитель всего греческого, угощался у них греческими кушаньями; монахи—греки «строили кушанье государю патриарху по—гречески». Никольский монастырь иногда назывался и другими прозвищами: «Большая Глава» или «что за Иконным рядом».[539] Самое прозвище «Большая Глава», возможно, указывает на какую—либо архитектурную особенность, например на византийский купол. Действительно, на чертеже Москвы в альбоме Мейерберга в этом месте показана довольно изящная церковь с одной главой, впрочем, ничем особенно не выдающаяся по сравнению со многими другими церквами, изображенными на чертеже.

В XVII веке греческая слобода помещалась уже за городом в приходе церкви Николы на Ямах[540] за Яузою, но в более древнее время эта местность находилась еще далеко за чертой города. Значит, появление греков за Яузою относится к сравнительно позднему времени. В более раннее время главным местом их поселения надо считать район Никольской и Ильинской улиц, где до последнего времени нередко селились греческие семьи. От церкви Николы Старого получила свое название и Никольская улица, сделавшаяся главной магистралью Китай—города относительно поздно. В XVII веке на Ильинской улице стоял греческий двор, «двор греческий, а на дворе дворник».[541]

Связи Москвы с Константинополем в XIV–XV веках, несомненно, были более оживленными, чем в позднейшее время. Греческое влияние и греческий язык приносили с собой прежде всего митрополиты и епископы греческого происхождения. Митрополиты Феогност и Фотий не могли обходиться без соответствующего штата из приближенных греков. Феогносту приписываются даже отрывки записной книжки с греческими записями о различных случаях митрополичьего обихода, опубликованные Бенешевичем и Приселковым. Прекрасно знал греческий язык и византийскую письменность митрополит Киприан, тесно связанный с образованными кругами Болгарии и Сербии. Епископы—греки нередко управляли русскими епархиями, к именам таких епископов обычно прибавлялось в пояснение слово «гречин».

Кроме того, «гости» из числа греческого духовенства нередко посещали русские города для сбора милостыни. При митрополите Киприане в Москве был трапезундский митрополит Феогност, а на следующий год два греческих митрополита, Матфей Адрианопольский и Никандр Ганский.[542] Приезды трапезундского и адрианопольского митрополитов в 1389–1390 гг. преследовали некоторые политические цели и стояли в явной связи с турецким наступлением на Трапезунд и Константинополь.

Быстрый рост Московского княжества привел к усилению его значения. Византийская империя, нуждаясь в материальной поддержке, обращала свои взоры на Московскую Русь. Византийские императоры готовы были рассматривать русские земли как своего рода провинции Византийской империи. Один из поздних византийских басилевсов Иоанн Кантакузин именовал себя «непоколебимым столпом всех крещеных, защитником догматов Христовых, мечом Македонов, царем эллинов, царем Болгар, Асаниев, Влахов, Русских и Аланов».[543] Однако действительность была очень далека от этого пышного титула, и русские отнюдь не считали себя подданными византийского императора. Поэтому в официальных документах тот же Иоанн Кантакузин называл Симеона Гордого великим князем Руси, любезным сродником царского величества.[544]

Позже византийские императоры завязывали с московскими князьями родственные отношения. Великий князь Василий Дмитриевич «отда дщерь свою Анну за Ивана за Мануиловича во Царьград». Это был момент большого политического напряжения Византийской империи, которой угрожал султан Муса. Брак был заключен, по византийским известиям, в 1414 году, по русским – в 1411 году. Анна прожила недолго и умерла от морового поветрия. Ее супруг позже сделался императором под именем Иоанна VIII Палеолога.[545]

Нет ничего удивительного в том, что греческое культурное влияние сказывалось в Москве XIV–XV веке очень сильно. Обычно его связывают с митрополитом Киприаном, но это неправильно. Вместе с Киприаном в Москву пришла не столько греческая, сколько южнославянская струя, принесенная из Болгарии и Сербии, тогда как греческий язык получил распространение среди образованных русских людей задолго до Киприана. Рассадником византийского просвещения был Богоявленский монастырь в Москве. По очень достоверным показаниям, это значение монастырь получил еще при митрополите Феогносте в первой половине XIV века. Монахи Богоявленского монастыря поддерживали тесные связи с митрополитом Феогностом, греком по происхождению, прекрасно понимавшим первенствующее положение московских князей. «Любил же их, – пишет о богоявленских монахах современник, – и Феогност митрополит всея Русии и часто к себе призывал и упокаивал и угощал, и почитал их добре».[546]

Среди русских монахов Богоявленского монастыря особенно выделялись Алексей и Стефан. Алексей, впоследствии сделавшийся московским митрополитом, был образованным человеком. Ему приписывают перевод Нового Завета с греческого языка на русский. Стефан, из рода радонежских бояр, брат Сергия Радонежского, был игуменом Богоявленского монастыря и духовником московской знати и самого великого князя Симеона Гордого.

Знание греческого языка было довольно распространенным явлением в среде московского духовенства уже с половины XIV века. Митрополит Алексей собственноручно подписался по—гречески на грамоте о границах Сарайской епархии: «Алексей Божиею милостию митрополит всея Росии, и пречестен». Издатели указывают, что титул «и пречестен» принадлежал в Византийской империи только знатнейшим митрополитам, ранее им пользовался предшественник Алексея на митрополичьем столе, митрополит Феогност.[547] Алексея и надо считать истинным насадителем греческого просвещения в Москве. Вслед за Богоявленским монастырем, из стен которого вышел сам Алексей, под его непосредственным наблюдением и попечением возникли другие московские монастыри, рассадники византийской образованности: Симонов, Андроников и Чудов.