Труды по истории Москвы - Михаил Тихомиров

В 1330 году великий князь Иван Калита заложил каменную церковь Спаса Преображения «близ сущу своего двора» и устроил в нем монастырь, переведя в него архимандрию из запустевшего Данилова монастыря. Новый монастырь, возникший в Москве, был целиком княжеским строением. Во главе нового монастыря князь поставил архимандрита Ивана, «разумна же и словесна, и сказателя книгам».[509] Монастырь в Кремле вскоре сделался типичным придворным монастырем. Еще во второй половине XIV века должность Спасского архимандрита заполнялась по желанию самого великого князя.[510] Позже монастырь был переведен на новое место, получив название Новоспасского (строения его XVI–XVII веков сохранились до нашего времени). Впрочем, история кремлевского Спасского монастыря остается не вполне ясной и, может быть, не была столь бесцветной, как это представляется при первом взгляде. В летописных известиях XIV – начала XV века проскальзывает особое внимание к этому монастырю. Возможно, Спасский монастырь играл в первый век своего существования особую роль в истории русского летописания и был даже основан как один из центров московского просвещения. Поэтому первым его архимандритом и был Иван «сказатель книгам».

Выдающимся строителем московских монастырей был митрополит Алексей. Он построил в Кремле особый митрополичий монастырь во имя чуда Архангела Михаила в Хонех, обычно просто называемый Чудовым монастырем. По старому преданию, монастырь был основан в память исцеления татарской царицы Тайдулы, совершенного митрополитом Алексеем в Орде. При этом прибавлялось, что Чудов монастырь был сооружен на месте двора татарских баскаков и т. д. По древним сказаниям, Чудов монастырь возник в 1365 году.[511]

Митрополит Алексей снабдил монастырь церковными сосудами и книгами. По счастливой случайности библиотека Чудова монастыря сохранилась до нашего времени и дает некоторое представление о библиотеках московских монастырей XIV–XV веков.

Митрополит Алексей завещал Чудову монастырю значительное количество сел «с половники и с третники и с животиной».[512] Чудов монастырь часто упоминается в известиях XIV–XV веков как один из крупнейших московских монастырей.

Митрополит Алексей основал и другой большой московский монастырь – Андроников. Старинное предание, восходящее по крайней мере к XV веку, говорит, что этот монастырь был устроен по обету. Случилося некогда, – так рассказывал будто бы сам Алексей, – когда мы плыли от Царьграда, ветреное возмущение и корабль сокрушало сильными волнами, и все мы отчаялись сохранить жизнь, и каждый молился о себе, и я дал свой обет Богу: в какой день достигнем пристани, поставить церковь в честь того святого, который в этот день будет праздноваться. И с того часа ветры и море от волнения успокоились, и была великая тишина.[513] Этот рассказ не носит ничего чудесного, так как подобные обеты, выполненные впоследствии и невыполненные, были в средневековье обычными и очень распространенными. Ручей под Андроньевым монастырем еще в начале нашего века назывался Золотым Рожком, будто бы в память о константинопольском Золотом Роге. Строителем монастыря был монах Андроник, присланный Сергием Радонежским. По имени этого первого игумена монастырь и зовется Андрониковым, или в просторечии Андроньевым. Митрополит Алексей воздвиг в монастыре церковь Нерукотворенного Спаса, праздновавшегося 16 августа, в день, когда буря превратилась в тишину. Возможно, это и есть та белокаменная церковь, которая стоит в каменном футляре в Музее Андрея Рублева – древнейшая каменная московская церковь, сохранившаяся до нашего времени. Впрочем, в житии Алексея церковь не названа каменной; поэтому современный каменный собор нельзя считать построенным в это время, то есть в 1367 году. Другое известие об Андроньеве монастыре, помещенное в житии Сергия Радонежского, дает уже прямую дату построения каменного собора. Митрополит Алексей взял у Сергия его ученика Андроника, «и бысть монастырь велий, и церковь камена красна и подписана чюдно велми».[514]

Сохранившиеся до нашего времени рукописи, написанные в Андроньеве монастыре в конце XIV – начале XV века, обнаруживают существование в нем кадров опытных переписчиков. Монастырь был одним из центров московской образованности, в мировом искусстве он прославлен Андреем Рублевым и его учениками.

Во второй половине XIV века возник третий большой монастырь – Симонов. Основателем его был Феодор, сын названного выше Стефана и племянник Сергия Радонежского, а название свое монастырь получил от Симонова «места», на котором был основан. Позже от Симонова монастыря отличали находившийся поблизости старый Симонов монастырь, где были похоронены Пересвет и Ослябя, герои Куликовской битвы. Феодор добился для своего монастыря особого положения; монастырь был взят под непосредственное покровительство патриарха, сделался его «ставропигией». В этом монастыре была построена каменная церковь (в 1405 году), заложенная еще Феодором. Симонов монастырь сделался одним из богатейших, обладателем большого количества сел и деревень, но ничем не прославился ни в искусстве, ни в письменности, хотя и пользовался большим почетом.

Названные 3 монастыря так и остались до конца XV века крупнейшими московскими обителями, но были другие монастыри меньшего значения: Рождественский, Вознесенский, Иоанна Предтечи под Бором в Замоскворечье, Сретенский, Николы Старого, Петровский и др.

В нашей литературе расположение монастырей вокруг города иногда ставится в зависимость от обороны города. Симонов, Донской, Новодевичий монастыри будто бы были укрепленными фортами на окраинах города. Такое наблюдение находит оправдание в действительности XVI–XVII веков, когда эти монастыри были окружены мощными крепостными оградами, но его нельзя переносить в глубь веков. Наоборот, можно думать, что в XIV–XV столетиях монастыри возникали в более безопасных местах. Татарские набеги делались обычно с юга, литовские – с запада, и на этих окраинах как раз и не возникло ни одного монастыря, а старый Данилов монастырь даже запустел. Наоборот, поразительно, что к югу от Москвы до построения Донского не было ни одного значительного монастыря. Донской и Новодевичий монастыри были построены в XVI столетии, а до этого московские монастыри возникали на северной и восточной окраинах, в наиболее безопасных местах.

Большое количество монастырей придавало Москве своеобразный вид, так как каждый монастырь представлял собой настоящий феодальный замок с оградой и нередко с каменной церковью внутри ее. Монахи и послушники жили в самом монастыре, а за его оградой располагалась монастырская слободка, населенная ремесленниками. Зависимые монастырские люди, «челядь», третники и половники, отдававшие в монастырь половину и треть своего урожая, были заметной прослойкой в городском населении, и их никак нельзя скидывать со счета, говоря о средневековом городе.

Создание монастырей нередко было делом аристократов, стремившихся создать свои вотчинные монастыри. Митрополит Алексей, как мы знаем, был из рода бояр Бяконтовых, Сергий Радонежский, и его брат Стефан происходили из рода ростовских бояр, правда, оскудевших, но раньше «славных и нарочитых бояр, богатьством многим изобилуя». Основателем Симонова монастыря сделался Феодор, сын Стефана. Подобные люди смотрели на созданные ими монастыри как на свои вотчины. Поэтому так часты названия монастырей, данные по их основателям: Сергиев монастырь, Спас в Чигасах (по имени игумена Чигаса), Давыдова пустынь и т. д.

ПРИХОДСКИЕ ЦЕРКВИ И ПРИХОДСКОЕ ДУХОВЕНСТВО

Кроме монастырей, в Москве, как и во всяком средневековом городе, существовало множество церквей. В подавляющем большинстве это были деревянные церкви с различными прозвищами, порой смешными: «на курьих ножках», «против кружала» (трактира), «под вязом», «под сосенками» и т. д. Центром этих церквей был Успенский собор в Кремле, но существовали и другие почитаемые церкви, иногда имевшие особое назначение. Такова была церковь Троицы у Старых Полей, еще в начале нашего века стоявшая поблизости от памятника первопечатнику Ивану Федорову. Свое название она получила от существовавшего здесь «поля» – места для судебного поединка, широко применявшегося в московской судебной практике.[515]

При церквах помещались церковные дворы или целые слободки с домами причта, а также кладбища. Церковные дворы были «обеленными», освобожденными от несения тягла вместе с черными людьми. Трудно даже приблизительно сказать о количестве белого духовенства и церковных причетников, живших в Москве XIV–XV веков, но среди городских жителей, они, несомненно, составляли значительную прослойку. Тем более неправильно скидывать со счетов это складывающееся духовное сословие, как это делается почти сплошь в нашей исторической литературе, начиная с В. О. Ключевского.[516] Историки говорят почему—то только о церковном обществе Киевской Руси и забывают о нем в дальнейшем.