Верность - Адриан Романовский

Спокойно выслушав рапорт Мак-Дональда в не высказав никаких признаков удивления, начальник коротко приказал:

— Паровой катер! Вызовите этого русского волонтера Хрептовича!

После того как мотоцикл умчался за Хрептовичем, Меллаус прибавил:

— Вы тоже поедете, Мак-Дональд, и ещё один полисмен. Кто сегодня на реке в наряде? Донканен? Очень хорошо.

Через пятнадцать минут в управление вошел Хрептович. В руках у него была десятизарядная винтовка, на груди аккуратные карманчики кожаного патронташа, на широком поясе штык в ножнах и фляга. Ему очень шла форма английского tommy,[48] только возраст и округлое брюшко несколько портили впечатление.

— Хелло! Ну как ваши дела? Так поедем усмирять ваших соотечественников? Посмотрим, что это за бунт.

— Надо торопиться, сэр, — отвечал Хрептович, пожимая протянутую руку. — Там готовится самосуд над судовым врачом. Его заперли в каюте. Матросы вооружены, среди них есть опасные большевики. Вы бы взяли револьвер, сэр.

— Слишком много честя для ваших матросов. Перед начальником полиции никто не посмеет пикнуть. В Шанхае закон обязателен и для большевиков. Едем! Посмотрим, что там такое.

Сверкая огнями, полицейский катер шел вверх по реке. Под форштевнем катера ровно шипел бурун, в его чреве глухо стучала машина. В рубке китаец рулевой молча и сосредоточенно вертел штурвал. На палубе, впереди рубки, на тиковом диване сидели рядом Меллаус и Хрептович. Держа винтовку между колен, волонтер готовил начальника полиции к решительным действиям в затеянной им авантюре.

— Там у них давно заключен в каюте судовой врач, очень порядочный человек и способный медик. Боюсь, что большевики с ним расправятся. Его обязательно нужно освободить и увезти.

— Так это военный корабль или нет?

— Военный, сэр, но большевистский.

— Как же его пустили в Шанхай? Тут что-то не так. И при чем здесь врач? В чем его обвиняют?

— Так ведь там бунт. Нужно вмешательство полиции, сэр.

— Раз бунт, тогда другое дело, — ответил Меллаус и задумался.

Оба полисмена стояли у входа в рубку. Они переглянулись, Мак-Дональд пожал плечами. Откуда у этого волонтера такая информация? Уж не дурачит ли он полицию?

Катер дошел до границы вод Международного сеттльмента. Навстречу плыли по течению баржи, доверху нагруженные деревенскими продуктами. Дальше река круто поворачивала вправо.

— Так где же ваша русская яхта? Ах, у Кианг-Нанского арсенала? Так это в китайских водах!

Первой мыслью Меллауса было приказать повернуть обратно. Дальше вверх по реке действует китайская полиция. Но он колебался: поворот — удар по его авторитету. Приказав вернуться, он признает свое бессилие. А с китайскими властями он считаться не привык… Нет, надо побывать на этой странной яхте, где много золота и драгоценных камней.

Напечатанная в «Шанхайском новом времени» заметка о захвате японцами Командорских островов на «Адмирале Завойко» заинтересовала всех. День догорал. Команда уже поужинала, свободные от службы собрались на баке. В этом шумном клубе курящих и некурящих испокон веков было принято обсуждать все новости. Говорили о Командорах. Если японцы заняли острова, как же алеуты? Стреляли? Никто ничего толком не знал.

Ходулин вообще сомневался:

— Этого не может быть! Мало ли что пишут в эмигрантских газетах. Командоры открыты русскими мореплавателями, и японцам там делать нечего.

Однако такая аргументация мало кого убедила, и спор продолжался. Матросы-алеуты были в центре внимания.

— Ну как же ты теперь, Паньков? Что будешь делать? — с добродушной усмешкой на рябом лице спросил боцман.

Паньков лихо заломил фуражку:

— А мне што? Был бы шпирт да шало, а оштрова отобьем!

Взрыв веселого хохота был ему ответом. Иначе реагировал усатый гигант Попов. В его глазах блестели слезы:

— Штрельба будет, а дошку жалко. Кто его жнает, как она там?

Хохот замолк. Все сочувствовали Попову. Дочка была невестой удачливого охотника Сушкова, сопровождавшего на «Адмирале Завойко» командорскую пушнину в Петропавловск и успевшего всем понравиться.

Деловой и выдержанный Кичин подошел к вопросу совсем с другой стороны:

— Ешли оштрова штали японшкими, нужно требовать ш микадо дешать мильенов.

Опять грянул хохот: слушатели были в восторге от его наивной уверенности, что японцы заплатят. Подошел стоявший на вахте Глинков.

— Чего смеетесь? Если острова забрали, придется силой их отбивать, а это не шутки!

Подошедший комиссар успокоил:

— Все это слухи. Толком и белоэмигранты ничего не знают. Пока не будет подтверждения, нечего об этом и говорить. Наше правительство заявит протест. Вот тогда всё будет ясно.

— Стать к борту! — раздалась команда. Над притихшей рекой полились протяжные звуки русской зори. Им вторили трубы китайских горнистов со стоявших рядом крейсеров. Это был привычный ритуал спуска военного флага, но сегодня в этих рыдающих звуках была неприкрытая печаль. «Неужели Командоры для нас потеряны? — думал каждый, снимая фуражку по команде «Флаг спустить». — Японец сейчас силен».

Было уже темно, когда к кораблю с берега направилась шампунька. Штурман вернулся с берега с объемистым свертком в руках.

— Что это вы купили, Михаил Иванович? Кажется, книги?

— Ничего не покупал, Николай Петрович. Эти книги мне подарили.

— Все она?

— Все она.

— Наверно, захватывающий французский роман?

— Совсем не роман. Только что вышедшее в свет «Admiralty Manuel of Navigation».[49] —Штурман развернул сверток. — Вот, пожалуйста, посмотрите.

Нифонтов перелистал книги:

— Прекрасно издано. Какие четкие чертежи! Отличные фотографии, особенно облака… Теперь вы всех английских штурманов заткнете за пояс.

Штурман сделал вид, что не замечает иронии, и взял тон опытного педагога.

— Навигацию, Николай Петрович, по книге изучить нельзя. Хотя хорошая книга, конечно, большое подспорье. И не только английская или французская. Я предпочел бы русских авторов, Шейковского или Матусевича, например. Но в Шанхае их не купишь.

— Да и не только в Шанхае. В России сейчас вся бумага идет на политическую литературу.

— Не думаю, что вся, — улыбнулся штурман.

— Но почему на заглавных листах нет дарственной надписи?

— Она в моём сердце.

— Вот видите! А вы недавно объявили, что у вас нет сердца.

Все рассмеялись, штурман встал:

— Разрешите идти переодеться, Николай Петрович?

Нифонтов разрешил. Когда штурман снова появился в кают-компании, чтобы принять участие в чаепитии, старший офицер спросил:

— О Командорах ничего не слыхали, Михаил Иванович? Что их японцы заняли?

— Не слыхал. В сегодняшней «Шанхай Дэйли ньюс» ничего об этом нет. Наоборот, сообщается о заявлении японского дипломата в Вашингтоне, что Япония в этом году выведет свои войска с нашей территории. Оставит их лишь на Сахалине, до «урегулирования николаевского инцидента». О Командорах, наверно, утка. Уж кто-кто, а американцы бы об этом первые узнали…

— У Григорьева заболела жена, и я отпустил его на берег до завтра. Вам придется отстоять за него «собаку», а я хорошенько высплюсь.

— Побойтесь бога, Николай Петрович! — вмешался старший механик. — Ведь так можно и царствие небесное проспать. От обеда до ужина вы все время спали.

Нифонтов сложил губы трубочкой:

— Вы ошибаетесь, я не спал, а читал.

— И при этом храпели так, что в коридоре было слышно.

— Это у меня такая привычка, Петр Лукич: когда я читаю, обязательно храплю.

Штурман и механик засмеялись.

В полночь, сменив Глинкова, Беловеский вступил на вахту. На темном небе застыли свинцовые тучи. В просветах ярко сияли звезды. Дул слабый теплый ветерок. Вдали за Шанхаем полыхали зарницы. На мгновение небо освещалось дрожащими голубоватыми вспышками, резко обрисовывался зазубренный контур горизонта, черепичные крыши строений, мачты и трубы крейсеров, цилиндрические резервуары «Стандарт ойл» у поворота реки.

Гроза бушевала где-то далеко над просторами Янцзы, и грома слышно не было.

Коротая вахту, штурман прохаживался со шканцев на бак и обратно, разглядывал силуэты барж и сампанов, проносившихся по темному коридору никогда не засыпавшей реки.

Вот пробили склянки.

— Фу!.. Фу!.. Фу!.. — раздалось на стоявших рядом крейсерах, как только замер звон рынд. Это по порядку номеров перекликались китайские часовые и вахтенные, давая знать, что они не спят и бдительно несут службу. «Неплохой обычай», — подумал штурман, вспоминая, что в старину в русской армии часовые тоже перекликались по ночам возгласами «слушай!».