Честь - Трити Умригар

Губы Мины шевелились, но она не издавала ни звука. Смита наклонилась.

— Абру, — выдохнула Мина. — Она с амми. Прячется.

— Уходите, сахиб, — закричал Говинд. — У нас к вам нет претензий. Но мы не хотим, чтобы вы вмешивались в наши семейные дела.

Смита знала, как рисковал Мохан. Его защищал лишь статус: он был богатым человеком из города. Но это долго не продлится; толпа вкусила крови и скоро могла броситься и на них с Моханом. Об этом она думать не хотела.

Она нагнулась к Мине. Единственный здоровый глаз женщины закрылся, потом открылся снова, но в нем почти не теплилась жизнь.

— Диди, — прошептала она. Смита опустилась ухом к самым ее губам, чтобы услышать ее поверх рева толпы. Язык Мины безжизненно повис во рту, отчего разобрать ее слова было сложно. — В поле… прячется. — Правая рука зашевелилась в грязи, и Смита поняла, что Мина хочет, чтобы она взяла ее за руку. — Возьми. Ее. В Америку. Обещай. Мою Абру.

— Обещаю, — прошептала Смита, и чьи-то руки схватили ее под мышками и подняли вверх. В ту же секунду чья-то нога ударила Мину в челюсть. Голова женщины дернулась так резко, что из ее ноздрей брызнула кровь. Смита закричала и попыталась вырваться из тисков, но безжизненное лицо Мины и ее закатившиеся глаза сказали ей, что удар был смертельным. Они ее убили. Они ее убили.

— Звери! — кричал Мохан. Она увидела, что они схватили и его, поняла, что уже Мине уже нельзя помочь, и ощутила страх.

— Мохан! — выкрикнула она; он повернул голову и взглянул на нее, и выражение его лица понять было невозможно.

Она поняла, что ее тащат к хижине амми, и стала вырываться сильнее. Они, видимо, хотели отвести их с Моханом туда и сжечь. Из хижины вышел человек и сказал:

— Мисс, лучше не сопротивляйтесь. Мы не желаем вам зла. — Она узнала голос. Это был Рупал.

Державшие ее руки ослабили хватку. Смита вырвалась и повернулась к Рупалу лицом.

— И вы себя называете служителем Бога? — прокричала она. — Вы позволили убить невинную женщину! Хладнокровно!

Рупал прижал палец к губам и велел ей молчать. Он приказал головорезу, схватившему Смиту, отвести ее в хижину. Комнату освещала одна-единственная лампа. Смита огляделась и ахнула. Или амми оказала бандитам жестокое сопротивление, или они нарочно устроили разгром в лачуге. Пропали мешки с провизией, которые привез Мохан, и тогда Смита поняла, что они забрали все, что имело хоть какую-то ценность.

Рупал проследил за ее взглядом.

— Мы взяли кое-что, — вежливо проговорил он, — старуха, видимо, сбежала и прихватила с собой свою ублюдочную внучку.

Смита поморщилась, услышав оскорбление в адрес ребенка.

— Девочка ни в чем не виновата, — сказала она, — как и ее мать.

Глаза Рупала ожесточились и слегка блеснули, когда в хижину втолкнули Мохана.

— Этот ребенок — живое свидетельство нашего бесчестья, мисс, — сказал Рупал. — По правде говоря, нам важнее было отыскать ее, чем убить ее мать. И мы отыщем. Далеко ли может убежать старуха с маленьким ребенком?

Сердце Смиты заполонил страх. Они убьют Абру — безмолвного травмированного ребенка с милым личиком; Абру, кроткую, как птичка. Эти чудовища убьют ребенка. Она вспомнила последние слова Мины. Абру где-то пряталась; где-то недалеко от хижины. Много ли времени пройдет, прежде чем эти выродки ее найдут?

Она заставила себя рассмеяться, надеясь, что Рупал не уловит в ее смехе фальшь.

— Удачи в поисках, — сказала она, глядя на Рупала, но говоря громко, чтобы Мохан услышал. — Анджали знала, что вам, головорезам, нельзя доверять. Она настояла, чтобы бабушка с ребенком остались в городе. Вы больше никогда их не увидите.

Рупал резко вдохнул; разочарование отобразилось на его лице. Но его хитрость нельзя было недооценивать.

— Тогда почему шлюха вернулась? — спросил он.

Смита растерялась, не зная, что ответить.

— Мы ее предупреждали, — раздался в тишине голос Мохана. — И умоляли, чтобы она осталась у адвоката. Мы даже позвали ее с нами в Мумбаи. Но Мина как с цепи сорвалась. Твердила, что должна вернуться туда, где умер ее муж.

Рупал переводил взгляд со Смиты на Мохана.

— Ждите здесь, — сказал он и вышел из хижины.

Смита тут же повернулась к Мохану.

— Звони в полицию, — прошипела она, — сейчас же.

— Опасно, — ответил он, — они стоят снаружи. Услышат.

Она закусила губу. Она могла думать лишь об одном — как селяне сейчас рыщут в поле в поисках Абру. Давно ли они с амми прячутся? Долго ли еще смогут сидеть там?

— Звони, — сказала она.

Он кивнул и достал телефон из кармана. Набрал номер полицейского участка, закрыв рукой микрофон. Но услышал только длинные гудки.

— Где они? — в отчаянии спросил он. — Почему не отвечают?

Смита вдруг поняла.

— Хватит, — сказала она, — отключайся.

— Что такое? — Он сбросил звонок.

— Им заплатили. Никто не ответит. Иначе, думаешь, деревенские им бы не позвонили? Они бы уже давно приехали.

Мохан тихо выругался. Смита подошла к нему.

— Девочка жива. Они с бабушкой прячутся в поле за домом.

— Откуда ты…

— Мина мне сказала. Перед смертью. Надо помешать им искать в поле. Не знаю как, но надо это сделать.

Мохан долго смотрел на нее. В свете лампы она видела его изможденное от усталости и тревоги лицо. Он вышел на порог.

— Рупал! — прокричал он. — Говинд! Идите сюда, быстро.

— В чем дело? — К хижине подошел мужчина, которого они никогда раньше не видели. — Они заняты.

— Заняты? — проревел Мохан. — Арре, саала, они будут очень заняты в тюрьме в ближайшие пятьдесят лет, если немедленно не явятся сюда! Передай, что полиция уже едет.

Бандит рассмеялся и сплюнул на землю.

— Полиция знает, что сюда не надо соваться.

— Не полиция из вашего маленького болота, нет. Большое начальство. Приедут меньше чем через полчаса, чутийя.

Бандит развернулся и ушел.

— Что ты делаешь? — прошипела Смита. — Нас убьют.

— Верь мне, — ответил Мохан.

Она хотела было отчитать его, но тут в хижину вошел Говинд. Его туника была забрызгана кровью. Смита уставилась на пятна, еле сдерживая тошноту.

— Вам еще повезло, что вы остались живы, — нагло произнес Говинд. — Мои люди могли бы…

— Твои люди ничего не могут, — высокомерно ответил Мохан. — У вас мало времени. Я только что позвонил главному инспектору-сахибу домой. Он друг моего отца, но все равно не рад, что его потревожили дома в такой поздний час. И знаешь, что он сказал, ублюдок? Сказал, что сам лично хочет приехать и посмотреть на выродка, убившего собственную сестру. Они скоро будут здесь. И я, пожалуй, присяду и посмотрю на этот спектакль.

— Зря