Заре навстречу - Вадим Кожевников

Капптолнна молча завернула стамески в бумагу и, протягивая их Коноплеву, произнесла сурово:

— Мне только одна душа на всю жизнь светит — Мартынова! — и, рассердившись, воскликнула: — Да как ты мог против него даже свою тень кинуть!

Коноплев смутился, потупился и сказал то, чего говорить не хотел:

— Не уважал он вас. Грубость только одна, а вы вон какая… — и смолк, сам придя в смятение от своих слов.

— А за что он меня уважать мог? — спокойно спросила Капитолина. — Нешто дур чтут? А дурее меня во всем дворе ни одной бабы не было. Только знала, что с его хлебов пухла, — и деловито добавила: — С того, что он мне самый дорогой на свете, иной я стала, а не почемунибудь. На хлеб я бы и на постирушках заработала.

Коноплев ушел, понурившись, словно пришибленный.

Потом с отчаянной решимостью сказал своему приемышу:

— Ну, Кешка, вовек у тебя мачехи не будет, вот моо слово.

Кешка, будучи не по летам смышленым, заявил рассудительно:

— Все ж за солдатками ходить — это дело неправильное. А вот Фенька это ничего.

В первый раз за всю их совместную жизнь Коноплев оттрепал Кешку, приговаривая:

— Ежели еще раз подобное скажешь, голову оторву и в помойку брошу.

И хотя Кешка больше никогда не говорил с Коноплевым на эту беспокоящую его темуг Тиме он жаловался:

— Мой Коноплев пугает: мол, мачеха — плохо. Он мне тоже не родной, а гляди, какой ласковый. А если их двое будет, мне же лучше. Вот и женился бы на ком. — Потом спросил деловито: — Ты как думаешь, Фенька по слесарной части пошла бы? Я так думаю, мой Коноплев бабу ищет, которая мастерство знает. — И добавлял насмешливо: — Редышн с войны вернется — Капптолина ему сюрприз устроит. Станет к станку да как начнет стружку гнать, вот ему смазь против шерстки. Ведь он гордый! «Корова»! Покажет она ему теперь корову. Будет за ней метелкой стружку выметать. Посмеемся.

Но когда Капитолина привезла Редькина нз госпиталя на детских санках, завернутого в одеяла, держа под мышкой казенные костыли, и сказала соседям радостно: "Живой, слава тебе, господи", — даже Кешка и тот предложил почтительно:

— Может, тегя Капитолина, надо в аптеку сбегать?

Так я в один момент.

Могучая душа оказалась у Капитолины Редькиной.

Она покорно снесла все бешеное отчаяние мужа, когда, поднявшись на ноги, понял он, что невозвратимо здоровье, а с ним утрачена навсегда сладость мастерского труда и властная мужская гордость быть кормильцем семьи. И чтобы успокоить, утешить мужа признанием его власти над собой, Капитолина робко, с грубоватой, простецкой улыбкой спрашивала:

— Мартын Егорович, что-то у меня стружка тугая идет, ай что не ладно? Может, глянешь?

— Дура! — радостно кричал с лежанки Редькин. — По слуху слышу, стамеску низко держишь, вот и дерет.

— А я все думаю, с чего так? — восклицала испуганно Капитолина. — Я ведь все по памяти примечала, как вы, но все разве упомнишь?

— Давай оборот шибче, а стружку снимай не толще бумажки, тогда борозды не будет. Если стружка кудрей идет, — значит, мастер, а если крошкой сыплется, — значит, тычет стамеской, и более ничего. Самое главное, пскосок выбрать правильный, и чувствуй, если стамеска, как струна, поет, значит, искосок правильный, а если бубнпт, — значит, лишнее забрала, тогда ослобони, ставь косее, легче. Шаблон не в руках, а в башке держать надо.

Гляди на чурку, ровно в ней готовое исделие лежит и его из чурки только вынуть надо. Шаблон на последних проходах прислоняй. Когда чистовой прогон гна: ь будешь, тут, Капка, ты такой манер делай… Ну, ото тебе со слов не понять. Это я тебе после покажу, лично.

Во всех этих наставлениях Капитолина не нуждалась.

Но для Мартына они были источником бодрящего сознания, что не такой уж он никудышный и без пего Капитолина только запарывала бы настоящую работу.

Капитолина пришла в Совет и сказала Рыжпкопу:

— Что ж у вас на вывеске только Совет рабочих и солдатских депутатов? А мой кто? По всем статьям подходит к вывеске, а вы от инвалида нос воротите.

— Вы напрасно на меня, гражданочка, кричите, — сказал Рыжиков. Помощь, какую можем, мы инвалидам войны оказываем.

— Дрова дали и муки мешок. За это мы всей семьей вам кланяемся. Но ведь он мужик башковитый, только что на митингах не орет, и от этого вы его не знаете, а ведь он мог бы к какому делу присупуться.

— Ладно, подумаем.

Через несколько дней к Редькиным пришли из Совета.

Редькин взволновался, приказал Капптолине выйти на улицу, чтобы не мешать серьезному разговору.

А спустя неделю Редькин с красным бантом на шипели ковылял на костылях в кобринскую столярную мастерскую, где он был избран старшиной рабочего Совета.

И теперь он вновь с полным сознанием обретенной власти, упоенный ею, орал на жену:

— Ты, корова, брось меня перед людьми срамить. Выходит, у Кобриных мы мастерскую для народа забрали, а здесь я буду свое дело содержать? Свезу станок и сдам.

Только мне с тобой и делов, что на себе срам носить.

Но Капитолина отказала наотрез:

— Ты меня своей властью не стращай. Я не пугливая.

Никуда станок не дам. Работаю и буду на нем работать.

А если с руками полезешь, то сдачи дам. Хватит мне перед тобой дуру разыгрывать.

ГЛАЗА ПЯТНАДЦАТАЯ Хотя Костя Полосухин, Гриша Редькин и копоплевский Кеша уважали Тиму за то, что он не струсил, когда жил в приюте, а даже бунтовал там, все-таки иногда Тима испытывал к своим приятелям почтительную зависть.

Пусть даже Гришка врет из самолюбия, что не мать, а отец научил его токарничать, все равно он не просто парнишка с Банного переулка, а токарь.

Когда ребята ходили на реку смотреть, как дружинники разбирали вмерзшие в лед плоты, Гришка подошел к козлам, на которых распиливали бревна, потрогал у пилы зубья и сказал насмешливо:

— На сырое дерево шибче разводы надо делать. Эй вы, лопоухие…

А Кешка молча взял пилу у дружинников, уселся на бревна и стал трехгранным напильником оттачивать зубья. Вернув пилу, сказал небрежно:

— Вот теперь пойдет.

В сомовскую баню они ходили с Костей бесплатно.

И Сомов каждый раз благодушно говорил:

— Поддевку ты мне слпцевал положительно, лучше, чем новая. Ничего, мойтесь.

Зато от отца, от матери, от их друзей и из книг Тима знал многое такое, чего не знали его приятели.

Глядя задумчиво в чистое, бездонное, холодное небо, Костя говорил обиженно и мечтательно:

— Вот ворона летает почем зря, а человек нет. Значит, он хуже вороны?

— Человек может летать, — заявил Тима. — Для этого нужен воздушный шар из резиновой материи и пудов десять газа под названием гелий.

— На шаре — это что, а вот так бы, с крыльями, как У птицы.

— Если не высоко, то можно. Был такой человек в древние времена. Надергал у птиц перьев, слепил из них крылья воском, надел на руки и полетел. Но не рассчитал, слишком близко к солнцу поднялся, воск от тепла растаял, он вниз и грохнулся.

— А если варом скрепить?

— Вар тоже тает.

— Тогда столярным клеем.

— Клей неподходящий: он засохпет, ломаться будет.

А крыло, чай, гнуться должно, — авторитетно замечал Кешка.

— Тогда садись на аэроплан и лети. Есть такой здоровый, несколько человек берет, "Илья Муромец", — пояспял Тима.

— Из сказки, что лп?

— Пет, такое название дали за величину. У французов есть тоже аэроплан, фирма "Фарман и Латтам", самый у них замечательный пилот Блерио.

— А у французов есть революция?

— У них даже две были, но их революционеров всех у стены буржуазия расстреляла.

— Что же они не дрались как следует?

— Дрались, по ошибку сделали: крестьян на помощь не позвали. А настоящая революция рабоче-крестьянская.

— Это как у нас. Значит, Маркс, выходит, француз?

— Немец.

— А что же они с нами воевали, когда у них такой человек есть?

— Он умер.

— Ну, тогда другое дело. А Ленин, говорят, от нас родом, сибирский.

— Он в Симбирске родился.

— Вот я и говорю, что наш.

— Симбирск на Волге стоит, а Волга в России. Но он в Сибирь сосланный был, значит, наш.

— А где же он теперь: в Томске, что ли?

— В Москве.

— Что ж Коноплев все: "Ленин сказал, Ленин велит…" Я думал, он не дальше, как из губернии, а он вон где. Твои-то Ленина не видели?

— Нет.

— Зря. Говорят, все знает. И чего делать наперед, тоже все знает. Рыжиков наш ему не родня, случайно?

— Нет.

— А похож. Тоже с бородкой и умный.

— А ты откуда знаешь?

— Рыжикова-то? А кто его не знает! На митинге он один самыми простыми словами говорит. Все от него понятно. И про то, что сейчас жрать людям нечего и что буржуи обратно власть хотят взять ц от этого нельзя быть лопоухим.