Княгиня Ольга - Александр Антонов

— Сколько же тебе потребуется воинов? — спросила Ольга.

— Не ведаю. Да придут мои послы следом за тобою, так скажут.

Заверив императора еще раз в том, что военная помощь ему будет оказана, Ольга, полная отчаянной решимости, открыла Константину сокровенное.

— Ты, государь, сделал для меня многое. В твоей державе, полной торжества христианской веры, я увидела истинного Бога — Иисуса Христа и Его мать Пресвятую Богородицу. Теперь же мне пришло время порадеть за своих детей. И я хочу добиться согласия восточных патриархов на крещение Руси. Потому слово твое патриархам может положить конец моим сомнениям: достойна ли Русь крещения? Ты ее знаешь лучше, чем многие.

Император Константин долго молчал. Он и порадовался порыву великой княгини, и опечалился. Он готов был призвать восточных патриархов к подвигу во имя Христовой веры, побудить их на крещение великого народа россов. Но испугался, что молодой народ россы, объединившись под знаменами христианской веры, достигнет в скором времени небывалого могущества и, как это бывало в истории, подомнет под себя породившую его Византию. Он знал, что сие может произойти не вдруг, пройдут, может быть, многие годы, когда Византия вовсе одряхлеет. И тогда великая северная держава, сильная единой религией, продиктует Византийской империи свои условия.

Странным образом, но Константин Багрянородный увидал нечто сходное в том, чего добивалась княгиня Ольга и чего добился в далекие времена император Константин Великий. Он был язычником, когда сблизился с христианами, служившими при его дворе. Он воочию убедился в превосходстве христианства над язычеством. И в противоположность своим императорам — предшественникам видел в замене язычества христианством не падение империи, а обновление ее жизни новыми началами. Он знал, каким сильным братством соединены между собой христиане, какими верными подданными они могут быть и какую прочную опору они составляют для государства. Так оно и было в пору правления империей Константина Великого. Именно этого и испугался Багрянородный, представив себе расцвет христианства на Руси. Не желал он видеть Русь могущественной державой ни ныне, ни в грядущие века. Сам того не ведая, он вбивал клин в наметившиеся дружеские отношения с великим северным соседом.

Чуткая и легкоранимая Ольга поняла еще до того, как Константин ответил на ее душевное откровение, что император ничего не пожелает делать для того, чтобы при нем на Руси родилось христианское государство. И улетучи лось из россиянки благочестие, будто сдуло его холодным ветром. И чтобы не испытать еще большую горечь, можно было уже не слушать императора о том, что он скажет, а просто встать и уйти. Но, приученная отцом Григорием к терпению, она дождалась, когда Константин выплыл из своих мрачных раздумий и выразил свое закутанное в лесть мнение. И вещая Ольга ни в чем не ошиблась, разве что сказанное состояло из таких слов, какие она не ожидала услышать.

— Ты, дщерь моя ласковая, великая княгиня Киевская и всея Руси, мать великого народа, прости меня, грешного, я не властен побуждать слуг Вседержителя, патриархов и митрополитов, к действам, кои им не по духу. Только Господь Бог может их надоумить. Потому наберись терпения и жди со смирением того часа. Да не печалуйся, народ твой молод и у него много времени впереди обрести Христову веру. — Сказав горькое медовым голосом, Константин потянулся сухонькой рукой к руке Ольги, которая лежала на подлокотнике кресла, но не успел до нее дотянуться и погладить, как желал.

В сей миг Ольга встала, сдерживая негодование, тихо сказала:

— Да хранит тебя Всевышний, император Багрянородный, — поклонилась слегка и направилась к двери.

Константин попытался остановить ее, вскинул было вслед руку, но нужного слова не нашел, и рука упала на колени. Он так и остался сидеть молча и неподвижно.

Вернувшись в посольский особняк, Ольга собрала в трапезной свиту и сказала:

— Досталь нам пребывать здесь. На сборы вам даю три дня.

Вельможи и послы давно ждали слова княгини, и все-таки оно прозвучало для них неожиданно. Знали же послы, что по обычаям императорского дома Византии должен состояться прощальный обед и о нем извещают заранее. Пока приглашения не было. И доки — послы пришли к мысли, что между императором и великой княгиней пробежала черная кошка. Да и вид княгини говорил о том. Глаза ее горели недобрым огнем, лицо было бледнее обычного, движения резкие. Да и сказала она об отъезде слишком резко. Но никому и в голову не пришло спросить у княгини, какая беда приключилась во время тайных переговоров.

Она же откровенничать не думала и, выразив волю о сборах в путь, ушла в свой покой. Спустя некоторое время княгиня позвала отца Григория. Он ждал ее приглашения, явился тотчас. Еще в трапезной он заметил неуравновешенное состояние Ольги и теперь, едва вошел в покой, заговорил, не позволяя раздражению Ольги разрастаться и выплескиваться.

— Матушка княгиня, помнишь ли ты наши вольные беседы в Берестове?

Ольга была озадачена неожиданным вопросом, и, пока недоумевала, отец Григорий подсказал ей в чем дело:

— Мы тогда говорили о храме, коему стоять, где ноне лежит камень.

— Да, помню сие. Но… — хотела возразить Ольга, все еще пребывая под впечатлением беседы с императором.

— Я хотел сказать вот о чем, матушка княгиня. Нам бы следовало сей же час написать список всего, что можно купить для храма здесь, в Царьграде.

— Господи, а я‑то думала — уж не с пустяками ли ты спешишь, — вздохнула с облегчением Ольга и даже заметила, как в груди у нее погас огонь раздражения. Она забыла о Константине, и у нее появилось желание вновь окунуться в светлые берестовские дни, проведенные в тишине леса вдвоем с Григорием.

— Давай присядем, отец Григорий, и ты запишешь то, что следует купить.

— Так и будет. Да вот я о чем прежде хотел просить, матушка княгиня. Дозволь мне найти хорошего мастера каменных дел, способного храм поставить. И возьмешь ли ты его с собой, как найду? Положишь ли плату ему достойную?

— Ищи отменного мастера, отец Григорий, а в прочем не сомневайся, обиды ему не будет.

— Вот и славно. Верю, что быть храму в Берестове. Теперь же еще одним озадачу тебя. Мнение мое таково, матушка княгиня, что при закладке первого камня храма должен быть священник, коему служить в том храме. В согласии ли ты со мной?

— В согласии. И что же?

— А то, что, когда я служил в храме Святой Мамы, был там послушником отрок семи лет. Ноне это зрелый муж, священник. Да бедствует, потому как безместный. А уж славный‑то какой божий человек, умом светел, голосом речист, книжен, именем Михаил.

— Да ты бы и сказал сразу, что тебе нужно, — улыбнулась Ольга. — Коль говоришь, что человек хорош, верю тебе.

— Так я и говорю, что взять его нужно с собой. Ноне же попрошу наших купцов влить его в свою свиту.

— Вот и славно. Ишь, как скоро мы во всем пришли к согласию. — И тут Ольга горестно вздохнула и призналась: — А вот я нынче с василевсом поссорилась. Норов мой взял верх над разумом. Молитву в тот миг забыла сотворить. — Говорила Ольга уже без раздражения и, похоже, готова была просить у Константина прощения за вспышку характера, но отмахнулась от своего желания, лишь заметив легко и беззлобно: — Да и он хорош, старый лис.

Беседа с отцом Григорием пошла ей на пользу. Потом она все‑таки принесла извинения Багрянородному. Но размолвка так и осталась между ними и еще принесет свои горькие плоды.

А в посольстве все завертелось, закружилось да приняло неожиданный оборот. Бывалые люди из купцов сказали, что в конце листопада на Черном море слишком опасно плавать из‑за частых бурь. Потому настоятельно просили княгиню идти на Киев по суше через Болгарию, Угорскую землю и русские степи.

Ольга, прежде чем решить, как быть, посоветовалась с воеводой Претичем и отцом Григорием. Они согласились с купцами.

— Русское море осенью просто свирепое, — сказал Претич, помня поход князя Игоря к Царьграду двенадцать лет назад.

— И мне оно памятно таким, — добавил отец Григорий.

— Сушей я не хаживал, но у нас есть проводники: Иван из Болгарии и Ганна из Моравии. Друзья Добрыни, — пояснил Претич.

— Тому быть, идем сушей, — утвердила княгиня Ольга.

И все‑таки от прощального обеда Ольге не удалось избавиться. Его назначили на воскресенье. По замыслу Константина он должен был пройти весело. На самом деле оказался грустным. Княгиня Ольга так и не смогла одолеть овладевшего ею отчуждения к императору. Извинилась она перед ним только из приличия. Он же пытался задобрить архонтису россов богатыми дарами. Вновь раздавались золотые милиаризии. И Ольга приняла сей дар. Да в тот же день купцы Ольги оставили их на рынках Царьграда, накупив всякой церковной утвари.