Сердце степи - Ася Иолич

- Хасум Йерин тоже танцевала, говорят. Только, конечно, не так. Так у нас вряд ли кто-то умеет, - вздохнула Далэй. - Я даже тебе завидовать не могу… Слишком красиво.

- Твои вышивки - просто чудо. - Камайя сняла платье и села на кровать, заплетая маленькие косички на висках. - Я не умею так. Каждому своё.

- Каждому своё, - вздохнула Заар, возвращаясь на свою кровать.

55. Кам.Гроза над озером

Камайя сидела над тетрадью, записывая мелкой вязью события прошедшего дня. Событий было немного, как и в предыдущие дни, но буква к букве - будет слово. Буквы и слова складывались так, что становилось понятно: Ул-хас всё ещё жив только потому, что его жизнь выгодна многим. и потому, что тут не принято поднимать руку на хаса. Но никто не запрещает держать его в невменяемом состоянии, потому что ведь в его, в общем-то, воле, к примеру, отказаться от подносимого быуза или этой странной травяной смеси для трубки, которую использовали некоторые особо усердные эным, твёрдо решившие-таки пообщаться с духами. Среди полунамёков обрывающих друг друга на полуслове девушек изредка присутствовал и этот довольно безвредный для здоровья, но слегка дурманящий дым. Всё ясно. На резной подставке сидел мешок для быуза и баранины, а руками его шевелил бодрый и целеустремлённый малограмотный Аслэг, решивший «вписать своё имя в историю». Прекрасные истории про то, что Аслэг присутствует представителем отца на разбирательствах и спорах, уходит и растолковывает тому предмет спора, а потом возвращается и озвучивает решения Ул-хаса, звучали просто смехотворно. Как в это можно поверить? И откуда у Ул-хаса такой авторитет? Воля Тан Дан, чёрт бы её побрал. Скажет хас - прыгай в колодец, - так прыгнут же! Каждый раз она вспоминала нежную, покорную Алай, безропотную и наивную, не смевшую поднять глаза на отца, и её передёргивало.

- Пойдём. - Улсум Туруд с двумя девушками по бокам заглянула в шатёр. - Готова?

- Сейчас.

Камайя быстро развязала нижнее платье и бросила его на кровать, накидывая на голое тело струящееся платье из седы, потом схватила плащ и закуталась в него. Серебряные кружочки, вплетённые в косички на висках, позвякивали.

- Всё?

Она кивнула. Туруд вывела её во двор и провела по открытым переходам, коридорам и лестнице.

- Стой тут. Жди своей очереди.

Туруд приникла ухом к двери. Музыка, звучащая оттуда, стихла, послышалось несколько недовольных возгласов. Дверь открылась. Ряженый вышел из зала, неся под мышкой деревянные кегли для жонглирования, и раскрашенное лицо было угрюмым.

Камайя понимающе кивнула ему. Обидно слышать недовольство выступлением. Как-то раз, когда ей было двенадцать, она вышла танцевать перед гостями Руана, обиженная на весь мир, сердитая, раздражённая, и наделала столько ошибок, что даже неискушённые такими танцами гости из Падена хлопали вяло и мало. Зато дверь в её комнату хлопнула за всех них разом, откалывая кусок штукатурки с откоса. Могли бы и сделать вид…

Тут никто не будет делать вид. Кроме неё самой.

- «Гроза над озером»… Знаешь? - тихо спросила она у девушки с ягетом, придерживая плащ на плечах.

Девушка кивнула и тихо прошептала что-то остальным. Смычки взлетели над умтанами, а флейтистки облизнули губы.

Камайя легко прошла к середине зала, расстёгивая плащ. Он скользнул по гладкой ткани зелёно-голубого платья, и музыка, смешанная с дымом благовоний, вдруг захватила её.

Первые капли дождя падали в дорожную пыль, и этот запах, неповторимый, незабываемый, щекотал нос, шевелил с порывами ветра резные листья летунков и розовые соцветия нокты, обвившей мокрую, пахнущую мелом штукатурку домов на берегу. Пёстрая брусчатка дороги под ногами покрывалась тёмными пятнами, и Камайя дрожала, уворачиваясь от струй, а потом внезапно сама стала водой, стала грозой, и летела над миром, оглаживая его пеленой дождя, свисающего бусинами с распростёртых рук, и волосы дымной тучей летели за ней, сверкая серебряными подвесками, будто крошечными вспышками молний за горизонтом.

Мелодия ускорялась. Одна из флейтисток отложила свирель и взяла бубен, и вот молния расколола небо пополам, лихая, хлёсткая, блестящая. Вихрь дождя и ветра вился, бился вокруг очага, сверкая серебром, струясь потоками гладкой ткани, обнажая ноги до бёдер и тут же скрывая их.

Гроза уходила, дождь замедлялся. Последние крупные капли упали в лужи, создавая пузыри. Камайя замерла, склонив голову, дождалась, пока погаснет биение струны на ягете, и подобрала плащ.

Туруд показала ей глазами на ковёр, где сидели музыканты. Камайя покорно скользнула туда под восторженные возгласы.

- Хорошо танцевала, - еле слышно шепнула ей флейтистка, сидящая рядом.

- Это не просто хорошо… Это настоящая ворожба, - восхищённо откликнулась другая. - Иначе тебя бы не оставили смотреть.

Так это привилегия! Отлично. Камайя вежливо кивнула девушке, предложившей ей тарелочку со сладостями. На стряпне Алай можно сытно существовать, но не более того, и вряд ли кто-то будет травить полный зал гостей ради неё одной.

Она сложила несколько засахаренных фруктов в небольшую тарелочку и тихонько сидела, исподлобья рассматривая приближённых Ул-хаса. Харана сегодня не было, и кто-то опять прожигал её взглядом. Она пригляделась. Бутрым пялился на неё, не отрываясь. Гамте… Вот это вляпалась… А что если он опять потребует его радовать? Интересно, он помылся хоть раз за эти несколько дней? Халат вроде чистый.

56. Кам.Бумажные лепестки