Серебряная куница с крыльями филина - Ан Ци

тактичное сочетание традиции и новых ландшафтных идей сразу понравилось Синице и его спутнице. Особняк был выкрашен в бежевые тона. Его обведенные белым окна сверкали под лучами заходящего солнца, а медные начищенные ручки дверей блестели. Ничто здесь не напоминало о заброшенности. Над трубой вился дымок, и пахло слегка костром и лесом.

– Господин Жерар покажет нам сейчас владение барона. Он тут привратник и садовник. У него все ключи. Это прекрасный дом. Он внесен во все путеводители города Кольмара и окрестностей. И муниципалитет выговорил право один раз в месяц устраивать здесь экскурсии для посетителей. Господин Жерар тогда показывает апартаменты туристам. О, он очень внимательно следит, чтобы ничего не пропало! Да, один раз в месяц. Но, видите ли, это вовсе не сегодня. Ему за каждую экскурсию полагается небольшое вознаграждение, и поэтому…

«Архивный юноша» красноречиво взглянул на Аниту, и она тут же понимающе закивала.

– Сад содержится в таком изумительном порядке! Господин Жерар очень любезен, что согласился и нам тоже показать особняк барона. Каждый труд должен оплачиваться, а внеурочный – вдвойне!

Приземистый, быстроглазый седоватый Жерар в клетчатой красной теплой куртке и резиновых сапогах довольно улыбнулся, услышав эти слова.

– Я весь к услугам мадам. Приятно иметь дело с людьми, которые ценят хорошую работу. А если это еще и очаровательная женщина. Он с одобрением покосился на Аниту.– Я сейчас отопру дверь, сегодня мы – я и моя жена – не заходили внутрь. Мы были только в подвальном этаже. Я тут топил и проверил все, что положено. Там же и кухня для прислуги. Я после работы в саду часто в ней обедаю. У меня к Вам только одна просьба, господа. В доме всюду паркетные полы и ковры. Я отвечаю за их сохранность. У нас есть войлочные чехлы для обуви и… Впрочем, для мадам я могу принести сандалеты. У жены есть.

– О, не беспокойтесь! Мы не доставим Вам никаких хлопот.

Заверил садовника Ренье. Он не стал посвящать его в суть дела. А если возникала необходимость коснуться щекотливых вопросов, неизменно переходил с клиентами на английский.

Они вошли. Садовник повел их сначала по широкой мраморной лестнице на второй этаж, заметив, что внизу не так интересно, а в самые красивые парадные комнаты он их сейчас проведет.

Особняк был выстроен анфиладой. Посетители со своим проводником переходили из одной гостиной в другую. Они любовались то на семейные портреты, то на зеркала в изящных позолоченных рамах, украшающие танцевальный зал с узорным паркетом, то на белый с голубым будуар с гравюрами галантного содержания на стенах, то на гобелены и мебель с фарфоровыми медальонами и гнутыми ножками.

– Это действительно парадные залы. А где жил последний хозяин? Где он спал и работал? – осведомился Ренье.

– Это на третьем этаже. Там спальня и кабинет. А также и малая гостиная, где он принимал ближайших друзей. Но знаете, я никогда туда не вожу посторонних. Там ничего примечательного. То есть там все удобно и добротно, но никаких излишеств!

– Мсье Жерар! Господа интересуются историей авиации. Их ближайшие родственники имели к этому прямое отношение. Вы знаете, что барон был блестящим летчиком. Им было бы очень интересно. Э, да Вы же и сами служили на воздушной базе Фаянс в Марокко. Вы мне рассказывали. Вы, конечно, прекрасно понимаете их чувства!

Сопротивление садовника было сломлено, и вся компания последовала наверх. Они осмотрели малую гостиную. Жерар немного поколебался, но затем провел их в кабинет и зажег свет.

Это была квадратная комната с письменным столом, бюро, этажерками и книжными шкафами, небольшая и удобная, отделанная мореным дубом. Окно располагалось по правую руку от письменного стола. А на стене перед ним весел большой портрет молодой женщины, писанный темперой. Его окружали несколько фотографий. Садовник указал на одну из них. На ней был изображен стройный высокий военный в мундире рядом с дамой в светлом платье.

– Посмотрите, это барон. И вот тут он же. И там на другой фотографии, -промолвил он.

Петр с интересом стал всматриваться, на некоторое время отвлекшись от своей спутницы. И напрасно! Анита остановилась как вкопанная и уставилась на портрет. Потом с совершенно ошеломленным видом принялась переводить взгляд с одной фотографии на другую.

– Боже ты мой! – выговорила она, наконец свистящим шепотом по-русски.

Но занятый беседой с Ренье Синица ее не услышал. Он старался не упустить ни слова из объяснений Жерара, которые тот переводил.

– Петр, черт тебя побери! – повторила Таубе уже громче. Ее голос зазвенел от волнения.

Мужчины разом замолчали. Синица обернулся и, мгновенно оценив обстановку, собрался, как перед прыжком.

– Спокойно! Я тебя слушаю. Что случилось?

– Ты видишь этот портрет?

– Эти фотографии? На них всюду одна и та же женщина? Ну да, я как раз хотел спросить, кто.

– Можешь не спрашивать, я тебе скажу. Это Кира! Очень молодая, только она почти не менялась. Старела – да. Но, понимаешь, есть люди -ты их не узнаешь с годами. Они не обязательно становятся хуже. Могут даже очень похорошеть! А она. Ох, я что-то.

Анита разволновалась так, что ей потребовалось несколько секунд передышки.

– Петька, ты понимаешь, это Ки-ра!!! Я только теперь до конца поверила всей нашей истории! – выдохнула она наконец.

Глаза Синицы засияли. Он подошел к Ренье и объяснил ему все в двух словах, а потом добавил.

– Мы непременно должны увидеть спальню. Кто знает, что нас там ожидает.

Но на этот раз Жерар упирался довольно долго. Он ссылался на то, что обещал своим нанимателям этого не делать, что это неделикатно, что он может потерять место. Уговаривал, что там не на что смотреть.

Тогда вмешался уже Ренье. Он был очень убедителен и речист. В довершение же своих аргументов он всучил садовнику крупную банкноту, и Жерар сдался.

В спальне оказалось совсем темно. Там и в самом деле, кроме шкафов и кровати глазу не за что было зацепиться. Зато против изголовья, так, что взгляд сразу падал на нее, висела снова большая фотография в окружении нескольких других. Снова та же самая женщина, но постарше и скромно одетая. В платье, в зимнем пальто, в строгом костюме, и всюду с маленьким ребенком. Сначала девочка у нее на руках. Потом сидит рядом. Затем на большом центральном фото – девчушке уже лет пять, она с бантиками в матросском платьице. На грустном худеньком личике – большие печальные глаза. Она совсем не похожа на свою красавицу маму.

– Ну что же, – на этот раз почти спокойно заявила