Рулетка для двоих. Часть 1: Онлайн - Павел Сугарин

Да епрст!

Я нажал «Стоп».

«Ты не знаешь, йодом можно смазывать, если кровь все еще немного сильно идет?»

В любом случае я знал: открытая рана и йод — несовместимые понятия. Поэтому ответил:

«Так немного или сильно? Нет, нельзя, ожог тканей будет!»

«А жгут надо накладывать перед или после пореза?» — прочел я следующее сообщение.

Глаз дернулся от такой грамматики. С падежами у молодежи нынче совсем плохо. Смутное беспокойство засвербело внутри, подсказывая, что ситуацию нельзя оставлять просто так.

Я нажал кнопку видеозвонка.

— Юля, привет. — В кадре появилось знакомое белокурое недоразумение, точнее, ее очень, очень бледная версия. Судя по звуку льющейся воды, находилась Юля в ванной.

— Добрый вечер, Егор! — пискнула она. — Ты насчет отгула? Я потом отработаю, честно!

— Я насчет пальца.

Интересно, ее в детстве часто роняли головой вниз? Хотя, нет. Вру. Не интересно.

— А, это… Да я просто бутерброды резала, и вдруг нож соскользнул. Неприятно вышло.

— Покажи, — потребовал я.

— Ой, да там смотреть-то не на что! Я сейчас кровь только смою и пластырем залеплю. И все нормально будет!

— Покажи! — повторил я, добавив громкости в голос.

Юля перевела камеру, демонстрируя кран с льющейся водой и засунутый под него палец.

Хорошая новость была — порез шел не по суставу. Связки, возможно, не пострадали. Плохая — скорее всего, только связки и не пострадали. Потому что палец висел. То есть буквально: половина торчала горизонтально, а вторая половина висела вниз на чем-то очень тоненьком. И кровь лилась ручьем, смываемая в раковину.

— И что это ты делаешь? — спросил я как можно более спокойно.

— Держу под ледяной водой! Я читала, что так сосуды сужаются, и кровь меньше течет.

— Да. Сужаются, — подтвердил я в камеру. — Если они целые! А у тебя они разрезаны, дура! Еще и заразу занести хочешь?

— А что делать? — Ее голос дрожал, но слез не было. От шока, скорее всего.

— Палец из воды вытащить! — снова рявкнул я.

Ну не получается спокойно, как ни старайся! Но стараться надо.

— Есть кто-нибудь в доме?

— Нет, я одна…

Жаль, что жила Юля в другом районе. Так бы и сам мог домчаться к ней, но не через всю Москву по вечерним пробкам. Слишком долго, а действовать нужно максимально быстро.

— «Хлоргексидин» в аптечке есть? Или «Мирамистин»? Однофигственно сейчас!

— Есть, «Мирамистин»! Я им горло сбрызгивала при ангине весной!

— Вот берешь его и щедро дезинфицируешь порез. Потом накладываешь стерильную повязку из бинта или марли, сжав края раны. Туго накладываешь, желательно, много слоев. И еще туже перевязываешь. Фотографируешь время перевязки. Поняла?

— Да!

— А потом пулей летишь в ближайший травмпункт! — завершил я выписывание рецепта. — Или в больницу! И чтобы без справки я тебя на работе не видел! А то кольцо потом не на что надевать будет!

— Поняла! Уже бегу!

— Позвони мне после, что да как.

— Хорошо! Спасибо, Егор.

Я завершил звонок.

Как? Как это поколение собирается дальше существовать? Они же элементарных вещей не знают! Их вырастили, как клубнику в теплице: домашние, ламповые условия и тщательная защита от любых непредвиденных ситуаций. Они просто не готовы к суровым взрослым реалиям. Их гулять отпускают только под присмотром мамы или няни, и так лет до десяти. И в школу возят на машине, хотя пешком идти до нее минут десять. А после поступления в универ живут на снятой родителями квартире, потому что общага — это страшное место.

Я понимал, что такие родители старались дать своим детям только лучшее. То, чего сами были лишены. Но шло ли это на пользу или во вред — у меня не было ответа.

Невольно вспомнил свое детство, которое лет с пяти проходило во дворе, лет с семи — на заброшенной стройке неподалеку, а лет с двенадцати — вообще по всей Москве. Вот это были действительно страшные места. В девяностые, когда не было ни камер на каждом углу, ни полиции на входах в метро, ни усиленных мер безопасности.

Чего только не случалось в те годы. Я падал с сосны, с высоты седьмого этажа, когда подо мной сломалась ненадежная ветка. Повезло, что внизу рос огромный куст сирени, который принял меня в свои объятия, словно перина. Я тонул в озере, когда из рук выскользнуло бревнышко, используемое вместо надувного круга, а плавать тогда еще не умел. Повезло, что меня с берега увидел незнакомый мужик и рыбкой бросился на выручку. Втыкал себе в ногу топор, промахнувшись мимо полена. Повезло, что кость не задел. Дважды оказывался рядом с терактами, которые происходили в те времена по несколько раз в год. Повезло — не зацепило. Однажды встретился с престарелым педофилом, который долго рассказывал, что у него нет друзей, но дома есть классная приставка и куча картриджей к ней с новыми играми. А потом лез целоваться в темной подворотне. Мне было противно и страшно до дрожи в коленях, потому что рядом не проходил ни один другой человек. Счастье, что хватило мозгов скормить ему ложный телефон и наплести еще какой-то чепухи, лишь бы сбежать. Больше я его не видел.

И все это в детстве. Про подростковый период лучше даже не вспоминать. Машинально посмотрел на правую ладонь: только на ней одной белели три старых шрама. А по всему телу…

Я легко мог рассказать десятки случаев, когда безопасность, здоровье или жизнь оказывались под угрозой. К ним невозможно подготовиться заранее, сколько бы ни вещала нам престарелая учительница на уроках ОБЖ. Можно было только встретиться с ними и постараться выжить. Где-то самому. Где-то на чистом везении. А где-то с помощью окружающих. Да, люди тогда еще не боялись помочь друг другу. Это сейчас, если в самолете спросят, есть ли на борту врач, скорее всего никто не откликнется. Не потому, что врачей не будет, а потому что никто не захочет брать ответственность за жизнь другого человека, тем более незнакомого. Своя рубашка ближе к телу.

Вздохнув, я нажал «Следующий».

Опять попался знакомый гитарист. Он сыграл мне «Группу крови» и «Бриллиантовые дороги», я ему на электрогитаре — «One» "Металлики".

Я нажал «Следующий».

Мужик из Красноярска так шикарно крыл матом США с их внешней политикой, что я даже заслушался на пару минут. Это тоже мастерство, в своем роде — такие обороты накручивать! Жаль, что после просьбы не выражаться на людях, он назвал меня «душнилой» и прервал беседу.

Я нажал «Следующий».

Рулетка сделала очередной оборот.