Северный пламень - Михаил Голденков

— Гэта ўжо Масква высякае места!

Православный священник в черной рясе, воздев руки к небу, кричал:

— Горы-горы, прытуліце нас, бо хто ж сьцерпіць дзень гневу Божага!

Полыхали крамы, хаты, полыхали церкви. Один деревянный православный храм, быстро, как порох, выгорев, рухнул,

подняв облако огненных искр пепла… Упал и покатился церковный колокол, жалобно глухо позвякивая языком… Церковные купола, недавно отремонтированные, горели, трещали, ломаясь, падали обугленными кусками на землю, окутанную черным дымом…

Горел город, рушились от огня его церкви, в смятении носились меж полыхающего пламени и черного дыма люди с ведрами, тщетно пытаясь потушить разбушевавшегося «красного петуха»… Горел крупнейший торговый центр Восточной Европы, конкурент Гданьска, Риги и Вильны…

Петр генералу Боуру: «Господин генерал-порутчик. Письмо Ваше без числа писанное я получил, на которое ответствую. Первое, чтобы все, как уже и прежде указ дан вам, пред неприятелем жечь, не щедя отнюдь ничево, а именно знатных мест и Витебский уезд, сим куды обращение ваще будет разорять без остатку, хотя Польское или свое. Piter».

Генерал Боур Петру: «В Могилев сего числа отправил в партию майора Видмана, с ним драгун 300, казаков 500 и по указу вашего величества приказал управить повеленное, а со оными майором поехал вашего царского величества господин атьютант Бартенев».

Генерал Боур Петру: «Отьютант Бартенев вчерашнего 9 дня сентября из Могилева приехал в добром здоровье и по указу вашему исполнено».

Бартенев Петру: «А местечка Могилев в замке и предместье все выпалили. А от Могилева по дороге деревни и местечки Дрыбин и Горы все попалили».

Могилев был во власти пожара. Горела цитадель православия во славу православного царя.

Глава 27

Обоз Левенгаупта

В то время как главная армия короля собиралась сворачивать в Русь, вспомогательный курляндский корпус под предводительством генерала Адама Людвика Левенгаупта с обозом для армии шведского короля медленно вползал на территорию Литвы, чтобы доставить в район Полтавы провиант для королевского войска… К самому корпусу, стоявшему в сотне верст к северу от Вильны, Адам Левенгаупт прибыл только 28-го июля. Через сутки там же к курляндскому войску присоединился и оршанский князь Микола Кмитич с отрядом Могилевских волонтеров… Микола, конечно же, не мог отказать ни Карлу, ни своему старому боевому товарищу по венскому походу и выступил в качестве навигатора на дорогах, которые отлично знал.

Уже выехав из Могилева и пройдя с отрядом с десять верст, Микола вспомнил о просьбе Авроры, чуть было не проломил себе лоб, с досады ударив ладонью, и уже собирался было повернуть коня обратно, но потом сказал сам себе: «Письмо я передам, когда вернусь с обозом. Возвращаться и поздно, и плохая примета…»

К тому же Кмитич ужасно спешил к Левенгаупту. Хороший экономист, он прекрасно знал, что уставная суточная норма питания шведского солдата была обильной. Она включала 850 грамм хлеба, 850 грамм мяса, 2,5 литра пива, 200 грамм масла или сала, 1,5 литра гороха или другой крупы, также соль, водку и табак. Только мяса и хлеба тридцатитысячная главная и одиннадцатитысячная курляндская армии ежедневно должны были съедать по 32,3 тонны. Все это ложилось на плечи местного населения в виде традиционного для Европы контрибуционного сбора. «Мое присутствие сведет вероятность разорения наших земель солдатами Левенгаупта до минимума, — думал Микола, — и я не позволю солдатам грабить моих людей».

В самом генерале Кмитич не сомневался: Адам Левенгаупт был честным и храбрым воякой. Они подружились еще более двадцати лет назад, когда под Веной молодыми и горячими юношами громили турок, а потом вместе пили вино за великую победу над османским нашествием. Адам Людвик, этот бравый не то датчанин, не то немец, родился где-то под Копенгагеном, но двойное образование получил в Швеции и там же пошел на государственную военную службу. Но сейчас Левенгаупт возглавлял курляндский корпус, числом в 11 450 солдат и офицеров, набранных со всей Прибалтики: в Эстляндии, Лифляндии, Курляндии и Финляндии. И Микола знал, что это не те дисциплинированные каролинги самого Карла и что люд там соберется разный, много будет таких, для которых война — это лишний повод пограбить.

Микола Кмитич уже привык, что в армии шведского короля в форме рядовых солдат самих шведов увидеть можно не часто: лишь офицеры — шведы. Но в курляндском корпусе Левенгаупта даже офицеры были в основном из остзейских немцев либо из летгаллов, а из шведов Кмитич пока что встретил только генерал-майора Стакельберга, постоянно спорившего с Левенгауптом. Состав низших чинов представлял из себя более пеструю смесь из остзейских немцев, латышей, куршей, эстонцев, финнов и даже ливонских литвинов. В отличие от обмундирования шведских полков армии самого Карла форма этих солдат состояла из серых сермяжных кафтанов со светло-голубыми воротниками и подкладкой, а также простых войлочных треуголок, далеко не всегда имевших привычную белую обшивку по краю поля. И лишь галстуки были такими же черными, как у основных каролинцев. Офицеры же носили в основном привычную шведам синюю форму.

С апреля и до июня 1708 года курляндское войско основательно загружало свои полковые повозки и 1300 фургонов для королевской армии порохом, военными и санитарными припасами, сухарями и прочим продовольствием, достаточным для ее шестинедельного содержания. Уже в конце июня почти весь прибалтийский корпус без самого генерала Левенгаупта отправился на восток через земли Лифляндии и Жмайтии, имея восемь тысяч пехоты и две тысячи кавалерии с почти тремя тысячами драгун и с шестнадцатью чугунными пушками. Для разведки и как переводчиков прихватили до полусотни литвинских офицеров, в том числе и Миколу Кмитича… Ну а 1-го августа обоз отправился в свой дальний путь по земле литвинского Княжества, чтобы стать здесь частью истории сразу трех государств…

Большие фургоны с цилиндрическими кузовами, крытыми парусиной или холстом, тянули парами по две или же по четыре лошади, на одной из которых непременно сидел возница. Все, что было необходимо для ремонта: запасные колеса, подковы, упряжь, молотки, клещи, кадки с дегтем — все это в добровольном либо принудительном порядке забиралось у местного населения, что вызвало первое недовольство Миколы.

— Адам, неужели всем этим нельзя было обзавестись заранее, а не собирать по нашим вескам и хуторам? — с неудовольствием спрашивал Кмитич Левенгаупта.

— Микола, прости, — отвечал, виновато улыбаясь, генерал, — всего и не предусмотришь. А я солдат, а не камердинер. Невозможно вообразить, как тяжело мне пришлось в июне при подготовке похода от назойливости офицеров, которые хотели под разными предлогами уйти в отпуск и остаться. Дело дошло до того, что мне стали предлагать взятки, чтобы не идти с обозом! Увы, эта война в самой Курляндии, как и везде в Прибалтике, не имеет столь уже большой популярности, как шесть лет назад, когда оттуда выбивали московитов и саксонцев.

— Я их понимаю, — Микола тяжело вздохнул, — война чертовски затянулась. А этот обоз… Значит, близкого конца не жди?

— Вот-вот! Так что проблемы у меня были и без колес и инвентаря, и в большей степени с офицерским составом, даже не с рядовым…

В принципе, даже сам Левенгаупт не стремился в этот поход. Как профессиональный военный он не мог не понимать, что марш короля по русским дорогам Литвы и Руси все больше развязывает руки Петра I в Прибалтике. Генерал продолжал сообщать королю, что над Эстляндией и Лифляндией все еще висит кровавой секирой угроза окончательного разорения края московским войском. До последнего момента генерал надеялся на отмену приказа своего командира. Тщетно… Левенгаупт даже не успел набрать возниц, которых пришлось заменить обычными солдатами — общим числом до полутора тысяч. Вот почему повозки оказались не готовыми, а те колеса телег, что конфисковывали у жмайтских и литвинских крестьян, не были схвачены железными шинами и часто ломались. Трескались и оси повозок, не выдерживая больших нагрузок…

Предполагалось, что такая «подвижная база снабжения» поможет королю долгое время барражировать без всяких забот по русским землям гетмана Ивана Мазепы… Предполагалось… Вопреки советам Левенгаупта, шведский король разрешил каждому полку обеспечить самим себя на двенадцать недель похода. В среднем на пехотный полк допускалось иметь по две сотни фур, офицерам — не более четырех, но на марше почти весь командный состав оброс дополнительными повозками с награбленным в Жмайтии и Литве добром. По дороге к корпусу постепенно присоединялись десятки, а возможно, и сотни телег маркитантов и евреев, надеявшихся погреть руки на продаже солдатам вина, водки, пива и табака. Их количество никто не учитывал. И таким образом обоз вырос до чудовищного размера — семи или восьми тысяч повозок. Все это обернулось головной болью Левенгаупта и ограничило его действия как полководца… Рядовые и младшие офицеры, набранные в значительной мере из остзейских немцев, представляли из себя не только людей сугубо военных, хорошо знакомых с армией и дисциплиной, но и, порой, личностей явно с большой дороги, записавшихся в корпус Левенгаупта за явно крупной наживой…