Северный пламень - Михаил Голденков

В Дрездене плакала Аврора Кенигсмарк, а ненавистница Карла Констанция Козел лишь нахмурилась, услышав весть про поражение и бегство шведского короля в пределы Турецкой империи. Констанция более не чувствовала удовлетворения… Даже Фридрих Август задумчиво чесал толстый подбородок: «Хорошо ли это для меня и Лифляндии? Уйдет ли теперь из этой страны Петр? Ой, сомневаюсь!..»

Британский писатель Даниель Дефо, работая в Англии над своим «Робинзоном Крузо», узнав сию новость, с грустью объявил:

— Истерзанная армия ветеранов побита многочисленной чернью, толпой, просто ополчением… Армия наихрабрейших бойцов на свете побита подонками…

Многие, даже вчерашние приятели Петра в Европе разделяли такую нелестную для московского царя точку зрения, полагая, что совершилось очевидное торжество гуннов: победа нецивилизованного многочисленного восточного народа над лучшей военной машиной Европы, давшей осечку… Осечку… Европейские ружья стали часто давать осечки…

Потоцкий боялся, что царь узнает его и накажет за измену — со своими изменниками царь никогда не церемонился. Весть о казни убежавших с поля боя московитских солдат под Головчином Потоцкий также надолго запомнил…

— Давай попросимся на службу к царю? — предлагал Потоцкий шведскому штабс-капитану драгунского полка немецкому рижанину Краузе. — Тогда нас, возможно, и не сошлют в Сибирь, а дадут хорошую службу и жалованье. Шведов царь любит нанимать на службу.

— Я немец, — хмуро отвечал Краузе.

— Тем более! У него одни немцы в офицерах служат! Я сам когда-то служил!

Краузе смотрел на Потоцкого, думал, согласно кивал головой. В Сибирь ехать он также не хотел.

Петр узнал Потоцкого.

— Ба! Знакомые лица! А что же вас, пан Потоцкий, заставило поменять русский мундир на шведский? — подошел царь к Потоцкому, но явно в хорошем настроении. — Надеюсь не только хорошее качество сукна?

— Я офицер, Ваше величество, — слегка наклонил голову и немного побледнел подольский князь, — я служу там, где…

— Ладно-ладно! — засмеялся уже изрядно хмельной и веселый Петр, не дав Потоцкому договорить. — Я зла не держу! Вы все меня воевать научили! Все! Эй, Катенька, выпей с паном Потоцким за… Катенька?

Петр не без удивления обернулся на царицу Екатерину, которая о чем-то мило любезничала с Краузе, который, вдруг нахмурившись, опустил покрасневшее лицо.

— А ты что, Катенька, знакома с этим офицером? — удивленно поднял черные дуги бровей Петр.

— Так, — мило улыбнулась Екатерина, бросив на Петра взгляд своих очаровательных черных очей. Она стояла перед Краузе словно заигрывая, покачивая белыми соблазнительными плечиками.

— Ваше величество, — гордо поднял голову Краузе, — это… это моя жена.

Рот Петра приоткрылся, глаза округлились, ол чуть не выронил кубок вина из рук… Наконец-то улыбнулись шведские офицеры…

Потоцкого царь в самом деле простил… в Москве. На царскую службу пришлось записаться и Адаму Левенгаупту. Он, впрочем, успел исполнить просьбу Кмитича и передал-таки роковое письмо Карлу XII, который о нем тут же забыл. Ну а Краузе отправился-таки в Сибирь… На поиски новой жены.

В самой же Московии уже все бороды были сбриты, все длинные рукава оборваны и все закупленные немецкие платья надеты, но ожидаемого европейского процветания что-то не наступало. Население Москвы за годы войны сократилось на треть, как на треть сократилось и население Литвы — люди погибли, умерли от голода и болезней, бежали либо были угнаны в плен… Увы, война царя за величие и процветание не принесла новоиспеченной стране России ни величия, ни процветания, пусть и увеличив ее территорию за счет разоренных земель соседей. Московитяне так-таки и не дождались от «Петра Великого» молочных рек и кисельных берегов. Напротив. Изменения в связи с прорубленным «окном в Европу» ценою в два миллиона жизней своих граждан были лишь в худшую сторону. Как и не появился новый российский флот: корабли тонули порой от единственного попавшего в них ядра, ломались, шли на дно во время штормов или просто сами собой, и мало какие из понастроенных на скорую руку Петром судов протянули хотя бы год службы. Угробив двести тысяч солдат своей многострадальной страны, Петр лишь тешил себя мыслью, что победил непобедимого Карла. Не для России, конечно, и даже не для Европы (хотя так хотелось верить!), а так, для себя лично и кучки приближенных царедворцев.

Микола Кмитич, похоже, тоже простил Кароля Станислава. По крайней мере, приглашение на свадьбу Миколы Кмитича и его любимой Феклы Несвижский князь получил. Да вот, жаль, не приехал. Прислал лишь лист, извинялся да ссылался на срочные государственные дела, проблемы с Несвижским замком, где только-только начинались ремонтные работы… Впрочем, Микола на свадьбе даже не вспоминал Кароля и упомянул его лишь однажды, когда некий чересчур навязчивый незнакомый молодой шляхтич заявил, что они с паном Кмитичем якобы хорошие друзья, были когда-то представлены в доме у самого Кароля Станислава Радзивилла. Микола, усмехнувшись, ответил:

— Вполне вероятно, пан, не знаю, как вас по имени. Когда я, случалось, бывал в доме у Кароля Радзивилла, то и в самом деле порой заглядывал в комнату прислуги или же на кухню к поварам.

Все засмеялись, а молодой нахал густо покраснел и больше не выпячивался.

Ну а Карл ХII оказался прав: его так-таки и не отравили, но застрелили — из нарезного штуцера с близкого расстояния, ноябрьским холодным вечером 1718 года, когда Карл выглядывал из траншеи в сторону норвежской крепости Фридрихгалль, кою собирался штурмовать. Пуля попала прямо в висок короля, но

Карл, падая, успел даже положить руку на эфес шпаги, умерев как истинный викинг: с оружием в руках. Рядом стояли секретари Карла французы Сигюр и Мегре, невдалеке находился и командир траншеи граф Шверин… Со стены крепости в короля просто-напросто не могли попасть в темноте девяти часов вечера, как и не могли вообще что-либо рассмотреть. Стреляли с угла в 15 градусов, чуть сверху, совсем рядом. И никто ничего не видел! Ни Мегре, ни Сигюр, ни Шверин… Так умер последний солдатский король, последний король-викинг, тот, кто не посылал в атаку своих воинов, а сам вел их вперед.

— Финита ля комедия. Пошли ужинать, — все, что сказал Мегре, глядя на лежащего на дне траншеи сраженного короля… Расследование убийства Карла ХII все еще продолжается.

Конец