Рассказы и повести - Анатолий Безуглов

Да и сам Жур сразу почувствовал обаяние города, пройдясь по набережной Вятки – ясной, спокойной речки, вокруг которой на трех крутых горах возник когда-то сей град, раскинувшийся теперь довольно широко.

Ему говорили, что он особенно хорош в мае, когда цветет черемуха. А сейчас уже стояло лето, но не жаркое. Зелень в садах и скверах была свежая, просторные площади украшены богатыми цветниками.

Разыскать знакомых Анны Викентьевны Карцевой оказалось делом не сложным. Дмитрий Петрович и Полина Юрьевна Филатовы были пожилыми людьми. Оба – на пенсии. Дмитрий Петрович работал в свое время художником-реставратором.

Филатовы имели свой дом. Обстановка говорила, что они были весьма состоятельны.

Когда инспектор завел разговор о Карцевой, Полина Юрьевна стала живо интересоваться, как та живет в Южноморске, довольна ли тем, что переехала на юг, к морю.

– Она сейчас хворает,– ответил неопределенно Жур.– Лежит в больнице.

– Да, да, да,– печально закивала Филатова.– Возраст…

– Странно, как она вообще дотянула до таких лет со своим чудным сыночком,– усмехнулся Дмитрий Петрович.

– Митя,– укоризненно сказала его супруга,– зачем ты так?… Виталий Васильевич человек большой культуры…

– Тебя всегда завораживало его дворянское происхождение!– раздраженно ответил Филатов.– Только происхождение еще ничего не значит! С виду – наливное яблочко, а внутри…

– У каждого есть свои недостатки,– философски заметила Полина Юрьевна.– Нельзя также забывать, что это были наши лучшие друзья…

– До поры, до времени,– хмыкнул Дмитрий Петрович.

Наблюдая за их перепалкой, лейтенант подумал: «Наверняка между Карцевым и Филатовым пробежала какая-то кошка».

– Нужно думать о людях хорошее,– заключила хозяйка.– И вообще, Виталий Васильевич лично у меня вызывает чувство сострадания… Так не повезло в жизни…– покачала она головой.

– Сам виноват,– буркнул Дмитрий Петрович.

Жур осторожно завел разговор о том, известно ли Филатовым, что у Анны Викентьевны есть дорогое колье.

– «Гришкино», что ли?– сразу откликнулась хозяйка.

– Да, с бриллиантами и изумрудами,– подтвердил лейтенант.

– Анна Викентьевна один раз показывала его мне,– сказала Филатова.– Ну я не знаю, кто в наше время позволил бы себе носить его! Это же целое состояние!

– Вы не знаете, кто из круга ваших общих знакомых также был в курсе?– продолжал инспектор.– Может быть, повышенно интересовался «Гришкиным» колье?

При этих словах Дмитрий Петрович почему-то смутился, откашлялся и ответил:

– Нет, молодой человек, нам это неизвестно.

– Почему же, Митя?– вскинула брови его жена.– А Сабуров?

– Откуда мне знать,– мрачно ответил хозяин.– Это вы с ним чаевничали у Карцевых чуть ли не каждый день…

Жур расспросил, кто такой Сабуров, где живет. И отправился к еще одному знакомому Анны Викентьевны.

Сабуров оказался глубоким старичком. У него был явный склероз. Но лейтенанту все же удалось выудить у него кое-что.

Оказывается, «Гришкиным» колье очень интересовался… сам Дмитрий Петрович Филатов. Он все уговаривал Карцеву продать ему редкую драгоценность. По словам Сабурова, художник-реставратор всю жизнь вкладывал деньги в «непреходящие ценности» – золотые вещи, драгоценные камни, картины, дом. Детей у Филатовых не было, а доход они имели весьма приличный.

Но Анна Викентьевна не хотела расставаться с колье ни за какие деньги.

На вопрос, почему Дмитрий Петрович недолюбливает Карцева, Сабуров ответил:

– Перед самым отъездом Анны Викентьевны с сыном из Кирова между Филатовым и Виталием Васильевичем произошла какая-то ссора. Вплоть до того, что Дмитрий Петрович чуть не ударил Карцева по лицу.

– Из-за чего ссорились, не знаете?– спросил лейтенант.

– Нет,– покачал головой старичок.– В старое время такие вещи кончались дуэлью. А в наше – побранились, потом распили бутылку и помирились…– Сабуров вздохнул:– О времена, о нравы!…

Журу удалось отыскать еще двух человек, которые когда-то знали Карцевых. Но они почти забыли Виталия Васильевича и его мать, что лишний раз подтверждало грустную поговорку: «С глаз долой – из сердца вон».

О колье никто из них понятия не имел.

Повезло инспектору в юридической консультации, в которой работал Карцев. Заведующая, как только Жур заговорил о Виталии Васильевиче, встрепенулась:

– Прекрасный был адвокат! Грамотный, эрудированный! Выиграл несколько громких процессов, добился оправдательного приговора… Как сами понимаете, в нашей практике это бывает не часто… И вдруг – споткнулся человек… Очень жаль, что все пошло вкривь и вкось…

– В каком смысле?– заинтересовался инспектор.

– Понимаете, мы стали замечать, что с Виталием Васильевичем творится что-то неладное… Он мог по нескольку дней не выходить на работу… Однажды сорвал процесс…

– Как это?– удивился Жур.

– Не явился на судебное заседание. Правда, потом он представил бюллетень. Но ведь можно было заранее поставить в известность? Так ведь должны поступать в подобных случаях?

– Да, конечно,– согласился лейтенант.

– Но все прояснилось, как говорится, в один прекрасный день… Виталий Васильевич пришел на процесс выпивши…

– Да неужели?– изумился инспектор, который не мог себе даже представить Карцева в таком состоянии.

– Еле держался на ногах. Можно сказать, лыка не вязал… Вот тут-то и грянул гром… Суд вынес частное определение в отношении Виталия Васильевича. Был поставлен вопрос о дисциплинарном взыскании… Карцев, не дожидаясь его, подал заявление об уходе. По собственному желанию… Честно говоря, и мне не хотелось портить ему анкету… Тем более, как выяснилось потом, у Виталия Васильевича было горе…

– Какое?– спросил инспектор.

– Жена бросила.– Заведующая консультацией вздохнула:– Интересная была особа, скажу я вам. Яркая!… Уехала с каким-то московским журналистом… А вскоре я узнала, что Карцев перебрался в Южноморск…

То, что Карцев «дружил» с рюмкой, удивило Оболенцева не меньше, чем Жура. Об этом и зашел разговор в кабинете у следователя, когда инспектор вернулся из Кирова.

– Может быть, и проболтался кому-нибудь о колье, когда был под мухой,– высказал предположение лейтенант.

– В Кирове или здесь, в Южноморске? – уточнил Оболенцев.

– И там мог, и здесь,– ответил Жур.

– В принципе такой вариант возможен,– подумав, сказал следователь.– Вот вы говорили, что на «Гришкино» колье зарился Филатов…

– Точно, зарился. Но можно ли подозревать его? Карцевы уехали из Кирова черт знает когда!… Неужели же он стал бы ждать столько лет, если хотел заполучить эту драгоценность посредством кражи?

– А бог его знает,– пожал плечами следователь.– Все может быть… Что еще удалось выяснить?

– Карцевы меняли квартиры…– сказал лейтенант.

– Как это – меняли? – не понял следователь.

– У них в Кирове была сначала пятикомнатная квартира… Вся обставлена дорогой мебелью, увешана коврами… Как только от Виталия Васильевича ушла жена, он сменил пятикомнатную квартиру на четырехкомнатную… Потом перебрались в трехкомнатную… Затем переехали в Южноморск. Тоже с обменом. Здесь они первое время жили в двухкомнатной, но потом обменяли ее на однокомнатную, где живут и поныне…

– Странно,– заметил Оболенцев.– Зачем?

– Поди разберись… И еще. Знаете, что рассказала заведующая юридической консультацией? – продолжал Жур.– Между собой сослуживцы называли Карцева «цыганским адвокатом»…

– Почему? – заинтересовался следователь.

– Как-то один раз Карцев выиграл судебный процесс. По делу проходил цыган. И пошло… Если придет в консультацию кто-нибудь из цыган, то непременно просит, чтобы защиту взял на себя Виталий Васильевич. И никто больше! Чуть ли не со всего Советского Союза стали к нему ездить.

Это сообщение инспектора весьма и весьма заинтересовало Оболенцева.

– Какие именно дела он вел, вы интересовались? – спросил он.

Жур растерялся.

– Нет, Геннадий Андреевич… Так ведь вы ничего не говорили об этом. А сам я… Честное слово, мне даже и в голову не пришло…

Инспектор продолжал оправдываться, но Оболенцев, казалось, уже не слушал его. Чертя какие-то непонятные линии на листке бумаги, он весь отдался своим мыслям.

– Вы считаете, это очень важно? – наконец спросил инспектор.

– Не знаю,– задумчиво ответил следователь.– Есть у меня одна мыслишка… И возникла она на последнем допросе Карцева…

– Не поделитесь?

Оболенцев поделился.

– Выходит, мне снова в Киров? – спросил Жур.

– Нет, Виктор Павлович, туда я полечу сам,– сказал следователь.– Но прежде встречусь с Анной Викентьевной…

Беседа с Карцевой проходила на балкончике больницы. Анна Викентьевна сидела в кресле на колесиках. Несмотря на теплый солнечный день, она была укутана в шерстяное одеяло.