Рассказы и повести - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заканчивая допрос, Оболенцев поинтересовался здоровьем матери Виталия Васильевича.
– Произошло чудо! – чуть ли не со слезами на глазах ответил Карцев.– Даже врачи не верят… Но мама, кажется, выкарабкалась. Уже говорит. Ее даже потихонечку водят по палате!
– Рад за нее и за вас,– искренне произнес Оболенцев.– Наверное, нам придется побеспокоить ее…
– Это уж вы спрашивайте разрешение врачей,– сказал Карцев.– Я понимаю, что для следствия очень важны ее показания… Но можно ли пока скрыть от мамы сам факт хищения? Поймите, человек только что стоял у края могилы…– Виталий Васильевич с мольбой посмотрел на Оболенцева.
– Это я вам обещаю,– кивнул Геннадий Андреевич.
– Вы не можете себе представить, как я благодарен вам! – прочувствованно сказал Карцев.
Анна Викентьевна Карцева возлежала на высоко поднятой подушке. Это была глубокая старуха с пергаментным лицом и редким седым пухом на голове, сквозь который просвечивала желтоватая, в старческих пятнах кожа. Но в манере говорить, жестах (она двигала только правой рукой, левая безжизненно лежала поверх одеяла) все еще чувствовалась какая-то стать.
Что удивило Оболенцева – на пальцах Карцевой сверкали кольца (о них упоминал Виталий Васильевич), а с шеи на грудь, на больничный халат, спускалась нитка жемчуга.
Врач, присутствующий при допросе, предупредил следователя, что разрешает беседовать с больной буквально несколько минут. И просил не говорить ничего такого, что могло бы взволновать его пациентку.
Оболенцев начал с того, что сказал Анне Викентьевне комплимент: как она хорошо выглядит, значит, дело идет на поправку.
– Дай-то бог,– улыбнулась старушка.
– Даст, даст,– кивнул следователь.– И держитесь вы молодцом… Вот, я вижу, даже все свои лучшие украшения надели…
– Это разве лучшие,– вздохнула Карцева.– Лучшие давно проданы. Во время войны и после…
– Не скромничайте, Анна Викентьевна,– улыбнулся Оболенцев.– Жемчуг хорош…
– Да, очень хорош,– согласилась старушка.– Я снимаю его только на ночь… Вы знаете, это ведь живое существо.– Она благоговейно поднесла руку к бусам и стала нежно перебирать их пальцами.– Чтобы поддержать в нем жизнь, надо его носить. Ибо жемчуг может умереть… На средневековом Востоке считалось, что между собой соперничают лишь рубин, изумруд и жемчуг… Им нет равных среди других драгоценных камней…
Карцева говорила вполне здраво, и это обнадеживало следователя. Однако, помня о лимите, установленном врачом, он мягко перебил больную:
– У вас есть еще, я слышал, дорогое, очень красивое колье…
– Это вы о «Гришкином» колье? – переспросила старушка.– Оно дома.
– Почему «Гришкино»?– в свою очередь спросил Оболенцев.
– Так его называют в нашей семье,– пояснила Карцева.– Оно связано с именем Григория Ефимовича Распутина… Надеюсь, слышали о таком?– Она вздохнула и добавила:– Недоброй памяти… Мои батюшка и матушка не любили Распутина… Вы, конечно, читали, что это был за человек?
– Выдавал себя за святого,– кивнул Оболенцев.– Имел сильное влияние на последнего царя, Николая Второго, и его жену… Был убит незадолго до революции.
– Совершенно верно,– с удовлетворением произнесла Анна Викентьевна.– Да, это была знаменитая личность… А колье, о котором вы говорили, я не ношу. И никогда не носила… Это ведь национальная реликвия. Достояние народа.
– Как оно попало к вам?– спросил Оболенцев, заинтересовавшись словами Карцевой.
– Печальная история… Мой дядюшка Карл Иванович, барон фон Валленшток, подарил это колье своей супруге… Следует отметить, что тетя Анастази была необыкновенно красива! В Санкт-Петербурге мало нашлось бы таких красавиц! Да что в Петербурге! Тетя Анастази блистала в Париже!… Она всегда носила туалеты фиолетовых тонов… Богиня! Сошедшая с небес богиня… Так и помню ее – в черном лакированном экипаже с пурпурной обивкой внутри, шестерка вороных цугом…
Анна Викентьевна ударилась в воспоминания. И что удивительно – приводила такие подробности своих детских впечатлений, что следователь диву давался.
Он с тревогой в душе слушал старушку, боясь, что до главного дело не дойдет. К счастью, врач, кажется, сам увлекся рассказом пациентки и забыл о времени.
Наконец Карцева приблизилась к тому, каким образом колье оказалось в их семье. По ее словам, эту драгоценность царедворцу Распутину подарила в свое время императрица Александра Федоровна, чьим особым расположением пользовался Григорий Ефимович. Затем колье попало к некоей Лохтиной.
Далее следовал рассказ, кто такая Лохтина.
Ольга Владимировна Лохтина, фанатично преданная «святому старцу» Распутину, тоже одно время пользовалась покровительством царицы. И в своих письмах к ней подписывалась «юродивая Христа ради». В свою очередь, тетушка Карцевой, баронесса фон Валленшток, бывала у Лохтиной. Увидев как-то у нее «Гришкино» колье, она вознамерилась во что бы то ни стало заполучить его. Карлу Ивановичу, супругу несравненной Анастази, стоило это чуть ли не годового дохода с имения в Орловской губернии.
Закончила эту историю Анна Викентьевна действительно печально. Ее тетушка Анастази любила верховую езду. В имении для этого содержалось несколько прекрасных скакунов, закупленных в Австро-Венгрии и Англии. Однажды лошадь под баронессой понесла. Наездница растерялась, не смогла с ней справиться и расшиблась насмерть.
Что и говорить, горе буквально сломило несчастного Карла Ивановича. Он оставил Россию и вскоре умер в Шотландии, где безуспешно пытался забыться. Но перед отъездом из России он подарил колье Анне Викентьевне, любимой племяннице трагически погибшей супруги. Продать колье он не пожелал – гордость не позволяла. Оставить при себе не мог – слишком уж тяжелую утрату оно напоминало ему…
– Самое интересное в «Гришкином» колье – изумруды,– рассказывала Анна Викентьевна.– Эти камни обработаны самим Яковом Коковиным…
Об этом Оболенцев уже знал от сына Карцевой и поэтому спросил: знает ли кто из друзей или знакомых Анны Викентьевны, что у нее имеется столь редкая и дорогая вещь?
– Какие друзья в моем возрасте? – печально произнесла старушка.– Это в молодые годы они есть. А чем старше становишься, тем больше теряешь старых, а новых приобрести невозможно… когда свеча догорает, вокруг никого, одни воспоминания…
Следователь стал задавать ей наводящие вопросы о жизни в Южноморске. И – удивительное дело – то, что было с Карцевой в последний этап жизни, она помнила очень плохо. Путалась, а то и вовсе говорила несуразицу.
«Странная штука человеческая память,– подумал Оболенцев.– Она так ярко хранит то, что было в детстве, и совсем не бережет происходящее в позднее время».
– О колье знали Филатовы,– неожиданно сказала Анна Викентьевна.
– Кто такие Филатовы?– ухватился за ускользающий кончик следователь.
– Дима и Полина,– ответила Карцева.– Мы дружили семьями в Вятке…
– Вы хотите сказать, в Кирове? – поправил ее Оболенцев.
– Да, да, в Кирове. Это я по привычке. Старожилы любят называть его по-старинному – Вяткой…
Но дальше воспоминания не двинулись. Карцева явно утомилась. На это обратил внимание и врач, который предложил следователю заканчивать допрос. Оболенцев с трудом упросил дать ему еще пару минут.
– Выпала вам дорога, Виктор Павлович, в город Киров – сказал следователь Оболенцев лейтенанту Журу, когда они встретились после посещения Геннадием Андреевичем матери Карцева. И пояснил: – Там наши потерпевшие жили до переезда в Южноморск.
– Давно?– поинтересовался инспектор.
– Восемь лет назад… Оказывается, Карцев работал в Кирове адвокатом… Есть там одна семья. Филатовы. По словам Анны Викентьевны – их близкие знакомые. Хотя сам Карцев сказал, что это друзья матери, а не его… Анна Викентьевна сообщила, что эти самые Филатовы знали о колье.
– Филатовы,– повторил Жур.– Координаты имеются?
– Приблизительные. Но я уверен, вы быстро их отыщете… И постарайтесь, Виктор Павлович, выявить других людей, знавших Карцевых. Может быть, там нападем на след похитителя колье…
На следующий день инспектор Жур был уже в Кирове.
Как показалось Журу, его жители были влюблены в свой город. При первой же встрече с коллегой – работником угрозыска – тот с гордостью сообщил лейтенанту, что в Вятке провели свои юношеские годы известный писатель, автор «Алых парусов» Александр Грин, знаменитый невропатолог и физиолог Бехтерев и основатель космонавтики Константин Эдуардович Циолковский. Любил этот город и великий русский сатирик Салтыков-Щедрин, который в своих произведениях вывел его под названием Крутоярск. И конечно же, в первую очередь был назван самый почитаемый земляк – Сергей Миронович Киров.