Ужас в городе - Анатолий Афанасьев

Пир потянулся печальный: помянули Тарасовну, выпили за встречу, а также за Русь-матушку, поруганную кремлевскими сидельцами. Говорили поначалу мало, только разглядывали друг дружку, будто все разом вернулись с того света. У Мышкина бельмо лучилось весенним огнем. Нет-нет да и взглядывал коротко в угол, и Роза Васильевна, внутренне обмирая, отвечала ему спокойной улыбкой.

В эти бегучие дни далеко они продвинулись в любви.

Что спали вместе, это просто, это обыденка, другое чудно – зародилась меж ними волшебная искра, которая обоим не давала покоя, жгла душу. Не верили оба, что так бывает в поздние годы. Общая лампочка зажглась, невидимая никому, кроме них. "Ты хоть всю меня выпей, – сказала Роза Васильевна прошлой ночью, – все равно будешь чужой человек. Отчего же так сердце болит, Харитон?" Он ответил: "Так рассуждать глупо. Кто чужой, кто свой – нам ли судить". Мышкину было хуже, чем ей.

За долгие годы бродяжеств он привык к тому, что в женщине нет смысла, кроме того, что она может быть попутчицей на какой-то срок, а также, при взаимном хотении, нарожать детей. Но детей он так и не завел, не встретил ту, от которой могло возникнуть такое желание. А теперь-то что? Теперь поздно думать о переменах в судьбе. В шестьдесят лет мужик не тот, что в двадцать. Смолоду он мчится куда-то как оглашенный, все ему мерещится счастье за поворотом, а к седым годам проседает наземь, смиряется с неизбежным, и дни летят, как бумажные галочки, пущенные из окна. Но когда Мышкин обнимал Розу Васильевну, погружался в нее, сдерживая стон, исчезало вдруг прошлое, и охрипшим голосом он выталкивал из себя слова, которые, казалось, давным-давно истлели в глубине сердца. Не любовные то были признания, а глухая мольба, стыдная для пожилого человека, но на Розу Васильевну она действовала, как ожог. Ответно, мощно напрягалось ее естество, и неудержимые потоки слез сопровождали их мучительное совокупление.

…После третьей-четвертой чарки, когда мужики оттаяли от встречи, разговор потек резвее и вернулся в деловое русло. Мышкин больше расспрашивал, гости отвечали. Ему прежде всего хотелось узнать, какое новое Господне наказание посетило мирный Федулинск.

– Опыт, – пояснил Никодимов. – Очередной опыт по управлению человеческим стадом с привлечением новейших психотропных технологий и химических средств.

Проводится в соответствии с мировой глобальной программой. Конечная цель – полный контроль за жизнедеятельностью россиян, которые останутся в живых. Это не мои слова, так Хакасский уверяет.

– И опыт удался? – спросил Мышкин.

– В Федулинске – да. Сам же видел. Население превратилось в единый, слаженно функционирующий биологический организм. Однако вопрос стоит шире. Требуется перенести результаты опыта на всю территорию России. Получится, нет ли – никому пока не известно.

Кряхтя от боли, смягченной водкой, Палыч вставил словцо:

– Я не такой умный, как вы, Степан Степанович, но все, что вы говорите, – это ерунда.

– Почему?

– Потому, что вы в народ не ходите, а я среди народа живу. Половина только прикидывается, что чокнутые, на самом деле давно очухались.

– Ишь ты!

– Я правду говорю. Дурь-то – она не всесильная. На нее противоядие имеется.

– Какое же?

– Ну вроде как рассол против похмелья. Травки всякие, заклятия. Сами же объясняли, не помните разве?

– Пей лучше, умник… Нет, Харитон, это очень серьезно. Взялись ребята крепко. Большой капитал под ними.

– Кто сейчас в городе верховодит?

– В натуре – Саня Хакасский. Но это так, пустое место, интеллектуальный сопляк. Есть и покруче. К примеру, Гога Рашидов. Практик. Навроде бетономешалки. Ты его, может, знал по прежним годам. Он из Орехова, из банды Китайчика. Гриша Бобок его звали.

Помнишь?

– Нет, не помню.

– Стрижет наголо, но тоже мелочевка. Головка у них то ли в Москве, то ли за бугром. Кто – понятия не имею.

К Сане подход есть, подкармливаю его, с руки поил, но выведать не удалось.

– Жаль.

Мышкин произнес это слово каким-то неожиданно ядовитым тоном, и Розе Васильевне издалека вдруг почудилось, что он совершенно не верит этому самому Колдуну, хотя встретились они по-братски. Чудно!

Колдун выпил водки, нанизал на вилку соленый груздок, отправил в рот. Смачно похрустел.

– Жить, однако, можно, Харитон. Не так свободно, но можно. Примерно как при бровастом… Ежели ты, Харитоша, переворотик задумал учудить, то напрасно. Головку не достанешь, а здешнюю шушеру косить – несолидно.

Мышкин насупился, сверкнул бельмом.

– Они Тарасовну убили, а я за нее перед Богом ответчик.

– Молодец, Сапожок! – загорелся Палыч. – Я такой же. Нипочем не прощу, коли обидят. Характер паскудный.

– Питона помнишь, Степан? – спросил Мышкин.

– Что значит – помнишь? Брат мой нареченный. Богатырь. Который год зовет в гости, порыбачить, кабана промыслить. Разве с ним случилось чего?

– Я к нему посылал мальчонку в науку, Егорку Жемчужникова, сынка Тарасовны. Скоро вернется. На него у меня большая надежда.

Колдун заподозрил неладное:

– Ты о чем, Харитон? Какой мальчонка? Ты, часом, не болен?

Мышкин хитро сощурился:

– Э-э, товарищи милые, мальчонка вырос удалой, необыкновенный. Я и прежде догадывался, Федор подтвердил. У него во лбу звезда горит. Спаситель натуральный. Вот он нам тут и поможет.

Хомяков добавил всем водки, глубокомысленно изрек:

– А что? Очень может быть. Почему нет?

– Слыхал я все эти байки, – недовольно заметил Колдун. – Про спасителей, про молодых витязей. Уши вянут. Где они, ваши витязи? Чего-то, кроме урок, никого не видно, да и те не в законе. Питон мудрый человек, не спорю, но на этой почве у него давно умственный пробел.

Чего скрывать, Харитоша? Он, на казне сидючи, одичал маленько. Вот ему и мерещутся спасители. А их не бывает.

Никто нас не спасет, кроме нас самих. Лучше бы я от тебя про это не слышал, Харитон. Не роняй себя. Спаситель!

– Ну почему, – возразил Палыч. – Издалека видней, чем вблизи. Должен же кто-то прийти откуда-то. Хотя бы с гор.

Неслышно подтянулась со стаканом Роза Васильевна.

Колдун обратился к ней:

– Ты женщина таинственная, восточная. Веришь в ангелов небесных? Есть они или нет?

– Есть, – твердо сказала татарка. – От них весь свет на земле, без них – мгла.

– Ишь ты! Как, однако, быстро тебя Харитон обтесал… Ладно, посиди с нами, ты же не в гареме.

Роза Васильевна кивнула, прилепилась сбоку к своему суженому.

Застолье затянулось далеко за полночь, и потихоньку, слово за слово, в разговорах начали проступать контуры некоего замысла. Нынешним языком говоря, некоего бизнес-плана.

Глава 2

Поселился он в престижнейшем "Гардиан-отеле", как инструктировал Жакин. Жакин сказал: понюхаешь, как живут миллионеры, пригодится. После на нарах слаще спать будет.

Адрес не искал, в отель доставил таксист. Малый попался ушлый, приглядистый. Егор стоял в стороне от общей вокзальной толчеи, в своем подбитом ветром пальтеце с жакинского плеча, с кирзовым чемоданом, больше похожий на молодого бомжа, чем на богатого столичного гостя, но таксист его вычислил: подкатил, любезно отворил дверцу.

– Куда прикажете, господин?

Егор впихнул чемодан на заднее сиденье, туда же и сам влез.

– Хотелось бы в приличном месте приземлиться.

– На частный постой? Официально? – у мужика глаза как два окуляра.

– В гостиницу.

– "Палац" подойдет? Или "Метрополитен"?

– Что-нибудь поукромнее. Но не хуже.

– Сделаем.

Приехали в "Гардиан", что на Юго-Западе. Новый пятиэтажный особняк в готическом стиле, как красный чирей на набережной. Окруженный множеством подсобных строений, со свежеразбитым парком с нежно-зелеными площадками для гольфа. От этого места за версту воняло крупным долларом.

Таксист проводил до входа, норовя поднести чемодан, но Егор сам справился. Заплатил водиле триста целковых. Тот остался доволен.

– Моя визитка… Коли что понадобится… Можем помочь в любом направлении. То есть полностью по желанию клиента.

Этот человек был первым измененным, которого Егор встретил в Москве.

Швейцар в золотых галунах оглядел его подозрительно, молча указал на окошко администратора. Кабинка напоминала сказочный теремок из черного дерева, перевитого гроздьями дикого винограда. Но внутри сидела обыкновенная женщина, скромно подгримированная, с гладкой прической. Кроме них двоих в огромном вестибюле никого не было, если не считать трех темных фигур в разных углах, трех коренастых истуканов – охранников.

Егор приготовил паспорт, но документ не понадобился.

– Вы надолго к нам? – любезно поинтересовалась женщина, совершенно не обращая внимания на его вызывающе бедняцкую одежонку.