Обратный отсчет: Синтез - Токацин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пей, полегчает, — буркнул в приоткрытое оконце сармат-медик. Гедимин видел его силуэт сквозь толстое полупрозрачное стекло. Судя по очертаниям — и по обрывкам вчерашней стычки, всплывшим в памяти — медик был одет в пехотную броню, такую же, какую выдали патрульным. Что-то странное было в форме головы — возможно, выданные медикам шлемы были другого образца.
«Айрон мёртв,» — напомнил себе Гедимин, поднимая контейнер и неловкими пальцами отрывая крышку. «Умер мгновенно. Тяжеловодный каскад разрушен. Кажется, цел генератор плутония. А я…»
Опустошив контейнер, он бросил упаковку в дальний угол. В голове немного прояснилось, и можно было оценить собственное состояние. Глаза по-прежнему горели и слезились — кажется, слизистая серьёзно пострадала. Досталось не только ей — по рукам Гедимина, от пальцев до плечевых суставов, по груди, по ступням и щиколоткам протянулись неровные ряды красноватых пятен. Сармат потрогал пальцем одно из них — жжение усилилось. «Омикрон-ожоги,» — Гедимин вспомнил всё, что ему было известно о действии омикрон-излучения на живые организмы; страха не было — лишь вялое любопытство. «Никто не испытывал эти лучи на сарматах. Придётся пронаблюдать всё на себе. Непредвиденный эксперимент…»
— Ещё воды? — спросил из-за двери медик. Кажется, он был единственным живым существом в карантинном корпусе, — ни стонов, ни движений из-за стен Гедимин не слышал.
— Нет, — из-за обожжённой слизистой голос прозвучал хрипло. — Я здесь один? Были ещё пострадавшие?
— С подозрением на эа-мутацию — только ты, — ответил медик. — По состоянию на вчера ты не мутант. А сегодня — проверим. Давай правую руку.
Кровезаборник не причинил сармату боли — в отличие от очередной инъекции блокатора. Стиснув зубы и прижав проколотое предплечье к груди, Гедимин отошёл к стене. Вчерашний день вспоминался урывками.
— Я напал на медиков? — неуверенно спросил он, повернувшись к двери. В коридоре хмыкнули.
— Не переживай об этом. От подозреваемых в эа-мутации никто не ждёт здравомыслия. Поэтому нам выдали броню.
Следующую инъекцию должны были сделать на ночь, после вечернего приёма пищи; у Гедимина было много времени на отдых — попытки заснуть, пристальное изучение лучевых ожогов, разглядывание стен. Можно было бы подумать о дальнейших опытах, если бы любая мысль о них не вызывала резкий спазм в груди. В очередной раз восстановив дыхание, сармат перешёл на размышления о десантниках — первых, кто погиб от омикрон-излучения. «Блокатор подавляет регенерацию. Она приближается к человеческой. Если так — через два-три дня наступит смерть. Интересно, эа-мутация начнётся раньше или позже…»
Его мысли прервал звук шагов за дверью. По коридору шли четверо, один из них — в броне, трое — в шуршащих бахилах.
— Эй, атомщик, — раздалось из коридора, и оконце в двери приоткрылось. — Не спишь?
Гедимин вздрогнул и резко поднялся на ноги. Все потревоженные ожоги заныли разом, но сармат только досадливо сощурился.
— Линкен? Ты цел? Не облучился? — спросил он. Из-за двери донеслись нервные смешки.
— Похоже, твои мозги пока в порядке, — сделал вывод Линкен. — И выглядишь ты нормально. Как сармат, а не как куча слизи. Медики обещали починить тебя. Если получится, выпустят через пару недель.
— Хорошо, — ровным голосом ответил Гедимин, ещё раз вспомнив погибших космолётчиков. «Есть ли у меня эти две недели…»
— Дай я поговорю с ним, — вполголоса сказал Хольгер, оттесняя Линкена от оконца. — Гедимин, тебе там нужно что-нибудь?
— Всё, что нужно, мы ему даём, — проворчал медик.
— Что в лаборатории? — спросил Гедимин, отгоняя лишние мысли. — Там было ирренциевое заражение…
— Мы поняли, — отозвался Хольгер. — Тело Айрона тоже было заражено. Часть ожогов ты получил, пока его нёс… Не беспокойся, комнату залили меей от пола до потолка. Сейчас я выделяю ирренций из остатков твоей установки. Наверное, из меи тоже попробую выделить. Ирренций лишним не будет. Твой каскад разрушен. Иджес порывается восстановить его, но на этой неделе я его не пущу. Пока это опасно.
— Не трогайте обломки, — сказал Гедимин. — Иджес, ты слышишь? Я ими займусь, когда выйду. Что с плутонием?
— Нарабатывается, — Хольгер за дверью едва заметно шевельнул плечами. — С утра я проверял его сканером. Этот агрегат не пострадал. Ирренцием его тоже не забрызгало.
— Тело Айрона, — при произнесении этого имени боль в груди усилилась, и Гедимин едва удержал стон. — Оно заражено… Где оно сейчас?
— «Вестингауз» взял на себя погребение, — ответил Хольгер. — Его сожгли в шахте и залили бористым рилкаром. Не уверен, что в случае с ирренцием это поможет, но… Шахта далеко в лесу, предупреждающий знак очень яркий.
— А все твои вещи лежат в мее, — сказал Иджес, выглянув из-за плеча химика. — Наверное, покрасятся. А пятна у тебя на руке — тоже от меи?
На него зашипели с трёх сторон.
— Это ожоги, — ответил Гедимин. — Доза омикрон-излучения. В Лос-Аламосе считают, что оно однозначно смертельно. Хольгер, у тебя был адрес Герберта…
— Да, и твоя рация скоро будет у нас, — подтвердил химик. — Ты хочешь что-то спросить у него?
— Не сейчас, — качнул головой сармат. — Если я здесь умру, напиши ему об этом. Кто-то должен сообщить. Чтобы не думал, что я отказался от пари… из трусости или ещё почему-либо.
— Псих, — свистящим шёпотом произнёс Линкен и тут же помянул «макак» — кто-то заехал ему локтем в бок.
— Если ты умрёшь, пари примем на себя мы с Константином, — сказал Хольгер. — Тут затронута гордость всех сарматов, и Ведомство не даст нам так просто отступить. Но ты постарайся выжить. Принести тебе бумаги для записей?
Медик фыркнул.
— Да отстаньте от него! У него скоро кожа слезет. Какие, в ледяной астероид, записи⁈
— Может, позже, — ответил Гедимин, покосившись на красные пятна на коже. Шелушиться они ещё не начали, и белые пузырьки из-под них не прорезались, —