Пастер - Миньона Яновская

Имелись в виду врачи и хирурги; имелась в виду антисептика; имелось в виду на примере родильной горячки заставить медиков считаться, наконец, с этими грозными крохотными существами, с микробами, которые, по глубокому убеждению Пастера, являются возбудителями всех инфекционных болезней.

Его лаборатория была теперь полна студентов и молодых врачей. Они толпились у микроскопа, часто мешая работать, но Пастер любил их присутствие и охотно объяснял все, что их интересовало. Разве не задался он целью убедить всех медиков в роли микробов и в необходимости борьбы с ними? И теперь, когда они, наконец, проявили такой интерес к его исследованиям, разве не долг его заставить их полюбить эти исследования и воочию убедиться в его правоте?

Он охотно отвечал на все их недоуменные вопросы. Он любил иногда собрать их вокруг себя — и своих учеников и тех, кто пришел сюда случайно, — и прочесть им небольшую вдохновенную лекцию.

— Сколько размышлений стоили мне эти результаты! — говорил он. — Чем дальше углубляешься в экспериментальное изучение зародышей, тем больше ясности и правильных мыслей о причинах заразных болезней! Разве не заслуживает внимания то обстоятельство, что в моем винограднике, в то время как я проводил там свои исследования, не было ни одного клочка земли, который не мог бы, так сказать, обеспечить брожение виноградными дрожжами, и что земля устроенной мною оранжереи оказалась, наоборот, совершенно не в состоянии выполнить эту задачу? А почему? Потому, что в определенный момент я прикрыл эту землю стеклянными рамами. Смерть, если можно так выразиться, одной ягоды винограда, упавшей на землю, происходит только в результате деятельности паразитов, которых я называю сахаромицетами. А на тех маленьких клочках земли, которые я прикрыл стеклами, такая смерть невозможна. Эти несколько кубических метров воздуха, эти несколько квадратных метров почвы находились в центре очага всеобщего заражения в течение нескольких месяцев и не боялись этого заражения…

Он ходил по узкому проходу лаборатории, оставшемуся между окружающими его слушателями, слегка волоча левую ногу, поглаживал правой, здоровой рукой свою короткую бородку и блестящими глазами вглядывался в лица слушателей. Потом он остановился посреди комнаты, прижатый между двумя своими учениками — Ру и Шамберленом, — и торжественно провозгласил:

— Можно думать, что наступит когда-нибудь день, когда широко применяемые профилактические меры победят грозный бич эпидемий, сеющий ужас и смятение среди населения, когда исчезнут с лица земли такие ужасные болезни, как желтая лихорадка, свирепствующая в Сенегале и долине Миссисипи, или вторая, быть может, еще более ужасная болезнь, бубонная чума, косившая население берегов Волги.

Как далеко вперед видел он! Его пророчества исполнились, и с годами, с десятилетиями медицина принимала все более профилактический характер. Давным-давно жители берегов Волги забыли даже самое название бубонной чумы; исчезла в Советской России малярия, холера, оспа; множество особенно опасных инфекций ушли в область воспоминаний, и во власти ученых вовсе ликвидировать, все инфекции. Во власти ученых там, где социальный строй создает такие условия, при которых их знания способны выполнить высокую задачу. Где нет страшных трущоб — рассадников заразы, и где вопрос охраны народного здоровья — вопрос первейшей государственной важности.

Его пророчества сбылись и сбываются. И те, кто слушал его в тот день, навсегда запомнили сказанные им слова и свято поверили в них.

А между тем далеко не все эти пророчества основывались на строго научных экспериментах… Возбудитель родильной горячки — теперь он известен под названием стрептококка, — увиденный Пастером, ни разу не послужил ему для заражения этой болезнью ни одного лабораторного животного.

Но так велико было его убеждение в своей правоте, так доказательна вся его предыдущая практика экспериментатора, так гениальны его предвидения, что он позволял себе высказывать их как истины. И что самое замечательное — он никогда не ошибался! Не только в своих опытах, где никто не мог его опровергнуть и где все было строго научно доказано, но и в своих гипотезах, в предположениях.

Однажды он извлек из фурункула Дюкло немного гноя, посеял его в стерилизованном бульоне и обнаружил крохотные живые шарики. Он объявил, что они и есть возбудители фурункулеза. Один врач, заинтересовавшийся этой новостью, послал к нему больного, страдающего множественным фурункулезом. И в его гное Пастер обнаружил те же шарики. Более того, однажды он присутствовал в госпитале Труссо, когда оперировали девочку с воспалением костного мозга — остеомиэлитом. Он взял у девочки несколько капель гноя и в нем тоже обнаружил те же шарики.

И, не задумываясь, он объявил, что остеомиэлит — не что иное, как фурункулез костей, потому что возбудителем и того и другого являются одни и те же микробы.

И опять он оказался прав: эти шарики, эти микробы — стафилококки действительно всегда присутствуют в гное и фурункулеза и остеомиэлита и являются основными возбудителями этих заболеваний.

Казалось бы, что общего между прыщом на шее и тяжелейшим заболеванием костного мозга, делающим человека инвалидом, а часто ведущим к смерти? Кому из врачей пришло бы в голову сопоставить два этих совершенно различных по своим формам, клиническому течению, проявлению и последствиям заболевания? А ему пришло. Пришло, потому что и то и другое было, по его убеждению, заразными заболеваниями, потому что и тут и там присутствовал гной — гниение, которое, как он уже давно доказал, является продуктом жизнедеятельности микробов.

Он часто теперь ходил в больницы со своими помощниками Ру и Шамберленом, преодолевая отвращение и страшную щемящую жалость, которую вызывали в нем человеческие страдания. Нагруженные пробирками с культурами и стерилизованными пипетками, трое исследователей ходили по палатам и операционным и неуклонно делали там свое святое дело. Администрация госпиталей сопротивлялась этим посещениям, врачи, особенно старые, неприкрыто выражали свое недовольство и презрение, больные частенько пугались посторонних людей. Но Пастер шел напролом, сквозь все препятствия и все молчаливое и открытое сопротивление. И. как деятельные тени, следовали за ним его ученики.

У него была одна задача: установить и доказать всемогущество микробов, научиться самому и научить врачей бороться с ними.

Домой он возвращался из этих походов совершенно больным. Нога отказывалась служить, голова разламывалась от боли, по ночам он до утра ворочался и не мог заснуть. Но «долг кончается там, где начинается невозможное». И он делал свое дело, выполняя долг перед человечеством.